Новенькая не для меня

Тина Дорофеева (2024)

Мой первый день в новой школе превращается в ад. Да и от последующих я не жду хорошего. А внимание со стороны одного из золотых мальчиков меня страшит до ужаса.Незнакомые голоса. Оскалы. Смешки. Издевки.И только глаза одного парня остаются серьёзными и смотрят на меня не мигая. И этот взгляд пронзает насквозь. Кажется, я попала!

Глава 9

Яр

Ярость поднимает свою морду, стоит мне услышать стон Снежинки и увидеть гримасу боли на лице.

Кулаки сжимаются, но я пытаюсь успокоить себя, потому что на девчонку я ни за что не наеду. А виновата во всем идиотская ревность Ники, которая вообще непонятно с какого перепуга решила, что она тут королева и может творить все, что захочется.

Сокращаю расстояние между нами, но не перестаю следить за тем, как Лиза уводит Снежинку.

Внутри все кипит и требует мести, но мозг пока умеет вовремя стопорнуть инстинкты и разобрать, на кого можно наехать, а кому достаточно сказать пару ласковых.

Я не опущусь до уровня отца. Не позволю себе нападать на тех, кто слабее.

Стискиваю кулаки, чтобы ощутить боль и пресечь всевозможную агрессию в сторону Ники.

— Пойдем-ка, — Ника испуганно округляет глаза и упирается пятками в пол.

— Куда ты меня тащишь?

— Яр, ты там аккуратнее только будь, — доносится взволнованный голос Глеба, но я только трясу башкой, чтоб не лез.

Мне давно надо было разобраться с Никой, но я все не придавал значения ее подкатам.

— Да отпусти, мне же больно, Ярослав, — пищит девчонка и вырывает руку.

Пытается вырвать. Но я прекрасно понимаю, стоит отпустить — свалит и останется безнаказанной.

— А ты, я смотрю, только о своей шкуре думаешь, да? — выталкиваю слова сквозь сжатые до боли зубы.

Заталкиваю её в темный угол под лестницей и нависаю над Никой. Она ниже меня на голову и сейчас ещё сильнее сжимается. Становится крохотной.

— Яр, — прячет глаза, руки заламывает. Прямо сама невинность.

— Что, Ника? Какого фига только что было? Ты резко разучилась ходить?

Заправляет волосы дрожащими пальцами и прикусывает нижнюю губу. А у меня даже не екает рядом с ней.

С чего она вдруг решила, что мы будем вместе, ума не приложу? Но кто этих девчонок разберет.

— Ну а что она вечно к тебе лезет? Постоянно возле тебя крутится, — наконец Ника обретает голос.

И он даже довольно-таки тверд и непоколебим.

— А тебе какое дело, кто вокруг меня крутится?

— Ну как? Яр, ты мне нравишься. Мы бы были крутой парой, только представь… Капитан сборной баскетбола и капитан группы поддержки.

— Зато ты мне не нравишься, Ника. Я устал тебе это вдалбливать! Ты красивая, да, но ты не для меня абсолютно.

— А кто для тебя? Вот эта калека для тебя, да? — голубые глаза вспыхивают яростью.

Скриплю зубами. Делаю несколько рваных вдохов. Прищуриваюсь, и, кажется, Ника понимает, что сказала не то.

— Послушай меня, — наклоняюсь ближе, чтобы она точно услышала каждое мое гребаное слово, — если ты себя хоть немного уважаешь, прекрати за мной бегать и строить розовые замки с сопливыми пони. Вдолби себе это в свою блондинистую голову и перестань вести себя как истеричная баба. Ты же не такая. Была, по крайней мере, не такой, — уже тише добавляю я. Потому что помню прекрасно, когда Ника была вполне нормальной девчонкой, а потом связалась с Викой, и все пошло через одно место.

Нос задрала. И считает, что она выше всех.

— Тебя вообще не касается, какой я была. Это все было в прошлом, — прячет взгляд, но в голосе проскакивает что-то непонятное.

— У тебя проблемы какие-то? — тут же вся моя настороженность принимает стойку и готовится защитить одноклассницу, которая мне как бы не посторонняя.

В глазах Ники блестят слезы, но она мотает головой.

— Тебя это не касается, Бородин, иди трясись над своей хромоножкой.

Тут же берет себя в руки и надевает снова маску надменной стервы, от которой меня подкидывает.

— Лучше не трогай её, — шиплю.

Миг разрушен, а может, мне просто показалась секунда слабости Ники. И она и есть та самая стерва, которая ни перед чем не остановится.

— Иначе что, Бородин? Набьешь мне морду, как и всем, кто тебе не нравится? — вздергивает вопросительно бровь.

Складывает руки на груди и надменно усмехается.

— Ника, блин, лучше не играй с огнем. Найди себе другую жертву. Я точно мимо…

— Ненавижу вас всех, — выплёвывает мне в лицо и отталкивает в грудь.

Не сопротивляюсь. Делаю пару шагов назад, и это позволяет Нике скрыться с глаз.

Опираюсь о стену, роняю голову на грудь и делаю несколько вдохов. В груди все в полном хаосе.

Порыв сейчас залететь в комнату к Снежинке и убедиться, что с ней все хорошо.

Давлю его последними крохами силы воли. Это ни к чему.

Я просто буду наблюдать, чтобы ей никто не навредил, потому что иного выбора я для себя не вижу. Как ненормальный реагирую на неё. Сам не могу понять, что со мной, но её безопасность вдруг встала на первое место.

Телефон в кармане оживает. Хмурюсь.

Нет желания разговаривать ни с кем. Но вот телефону мое желание до одного места, он продолжает вибрировать. Раз, два, пять.

Психую и выдергиваю гаджет из заднего кармана.

Морщусь при виде звонящего. Палец застывает над красной кнопкой, но волнение за маму заставляет ответить.

— Да.

— Привет, сын, чего делаешь?

— В школе.

— К воротам выйди, — голос отца очень уж бодро звучит, и это настораживает.

— Зачем?

— Без лишних вопросов. Жду.

Сбрасывает звонок, а я медленно закипаю. Да с какого фига я должен сейчас забыть обо всем и нестись к папаше на поклон?

С другой стороны, ему ничего не стоит взять и вломиться в школу и устроить при всех выволочку мне. А мне это вообще никуда не упирается.

И так много проблем, так ещё и разборки с отцом сейчас переживать. К черту.

Выскакиваю на улицу без куртки и ежусь от порыва прохладного ветра. Погорячился что-то. На улице не лето, к сожалению.

Засовываю руки в карманы и пытаюсь сжаться, чтобы ветер под ребра не проникал. Вижу, как возле ворот стоит отец и куча газетчиков.

Закатываю глаза. Ну, блин, без представления никак он не может.

— Что хотел? — не слишком дружелюбно выходит, но мне как-то плевать.

При журналистах папочка у меня как шелковый. Нужно же показывать себя только с положительной стороны. Это вот когда дома, за закрытыми дверями…

— О, привет, сынок, — хлопают по плечу, — чего раздетый бегаешь? Давно не валялся с воспалением легких?

Он пытается шутить, только в таких же карих, как у меня, глазах застывает ярость.

Пытаюсь улыбнуться, но сомневаюсь, что попытка успешна. Скорее всего, сейчас на моей роже что-то похожее на оскал.

Но мне… Правильно — плевать!

Была бы моя воля, сразу же после совершеннолетия свалил бы на все четыре стороны. Но не могу. Из-за мамы, которая и шагу без ведома отца ступить боится.

— Пап, ближе к делу, у меня ещё треша.

Очередной порыв ветра пронзает насквозь, и я плотнее сжимаю губы, чтобы не застучать зубами.

— Ах да, спорт превыше всего, — это уже обращение в сторону папарацци, которые ловят каждое его слово.

Меня этот цирк откровенно бесит. Делает вид, как будто ему не наплевать на мою жизнь, а сам не скажет, когда у меня день рождения, без маминой подсказки.

— Сынок, — папа кладет руку мне на плечо, и мне стоит огромных усилий не поморщиться, — тебе на прошлой неделе стукнуло восемнадцать. Золотой возраст, мне бы вернуться обратно туда.

Вспышки камер, микрофоны, блокноты. Смешки молодых журналисток, которые стреляют в папу своими глазками в надежде привлечь его внимание.

Тупые курицы. От такого надо бежать.

Все это уже проходилось не один раз. И по собственному опыту прекрасно понимаю, что сейчас будет что-то грандиозное.

— Ого, ты помнишь, — бурчу себе под нос, и мое плечо стискивает стальная хватка.

Сжимаю зубы до скрипа, чтобы не показать, что это ни фига не щекотно. Отец ненавидит, когда я проявляю слабость.

— Конечно, помню, ты же мой единственный наследник. Надежда рода.

Глаза остаются холодными, хоть на лицо и нацеплена дежурная улыбка. Она у него уже отточена до автоматизма.

— Круто, пап. Так и что?

— Все готовы? — как к своим многочисленным избирателям обращается и кивает в сторону.

От толпы отделяются его телохранители и раздвигают нескольких журналистов.

Во двор школы въезжает мечта любого пацана старше восемнадцати.

— Поздравляю, теперь ты вполне самостоятельный, чтобы управлять своей каретой.

Сглатываю тугой ком.

— Так у меня же прав ещё нет, забыл, что ли? — наигранно бодро отвечаю, а у самого внутри все холодеет.

Ненавижу, когда отец дарит дорогие подарки. Вообще, предпочел бы, чтобы он забыл о моем существовании, но на мое горе — я реально единственный сын, а это трындец, товарищи!

— Так ты же учился. Я заехал и забрал права, — в его руках как по мановению волшебной палочки возникает розовая карточка, на которой мое имя и мой фэйс.

— Кхм, откупаешься? — стараюсь, чтобы этот вопрос слышал только он.

Отец превращается в груду натянутых нервов, снова стискивает мое плечо. На этот раз вкладывая в захват всю свою силу, которой у него до фига. Не зря в тренажёрку ходит и в форме себя держит.

— Показываю свою любовь к такому замечательному сыну. Я горжусь тобой, сынок. Вырос и уже капитаном сборной школы стал. Чем отцу не повод для гордости?

Перед носом появляются ключи от тачки.

Черный спорткар. Я на такой любовался в журнале и реально о нем мечтал.

Но у подарков отца всегда есть обратная сторона медали. Какая на этот раз, пока не знаю, но обязательно выясню.

— И это ещё не все, — выдергивает меня из состояния близкого к ступору.

Снова вспышки камер, от которых начинает раскалываться голова. Морщусь как от зубной боли.

— Это письмо из твоего будущего университета, — мне в руки впихивают конверт.

Опускаю глаза, и внутри все обмирает. В Штатах, подальше от мамы?

Вскидываю бровь и поднимаю глаза на довольного отца.

— Я хотел остаться на родине, — нахожу в себе силы говорить спокойно, хотя внутри уже разгорается фитиль.

— Ну что ты? Все для тебя, сынок. У моего наследника должно быть все самое лучшее, как и у моего народа.

И в этот момент мне хочется запрокинуть голову и громко заржать.

Вот уж точно на кого отцу плевать, так это на народ.

— Всем спасибо за внимание, можете быть свободны. Все статьи моему секретарю на согласование пришлете.

Дожидается, пока все разойдутся. Не двигается и даже не дышит.

Когда мы остаемся вдвоем, поворачивается и его лицо пронзает неприязнь.

— Ты не мог вести себя нормально? — со злостью выплевывает, а я делаю несколько шагов назад.

Иначе не сдержусь и врежу собственному отцу.

— А зачем? Пап, я уже совершеннолетний. К чему вся эта комедия? Просто отпусти нас с мамой, и мы свалим от тебя.

Отец скалится и подходит вплотную ко мне.

— Ты не понимаешь, что ты несешь. Я сделаю из тебя нормального человека, а мать мне в этом поможет.

Поворачивается и уходит.

— Тачку не разнеси со злости, пять лямов все-таки на дороге не валяются. Будь умнее.

Первый порыв — швырнуть ключи вдогонку отдаляющейся спине отца. Но несколько глубоких вдохов, и здравая мысль, что транспорт мне пригодится, все же проникает в сознание.

Возвращаюсь в школу и тут же набираю мамин номер.

Но трубку никто не снимает, от чего внутри меня разрастается дикая паника…

Набираю ещё раз десять, пока иду в сторону спортзала, но итог все тот же. Мама не отвечает.