Вернись в Реджио. Итальянские повести

Татьяна Кулакова

Повесть «Вернись в Реджио» рассказывает об Италии, о жизни там «трудовых мигрантов» – бывших граждан Советского Союза, о дружбе и любви, о том, что сближает русских и итальянцев.

6

На следующий день в Тренто мы приехали вместе: я, Андреа, Паола. Встретив в коридоре человека в форме санитара, я даже не сразу признала в нём врача Энрике. Зато он меня вспомнил, подошёл, поздоровался и будничным тоном сказал, что у Энрике — рак лёгких.

Паола, услышав это, демонстративно схватилась за сердце. Да что это с ней? Наверное, статус будущей графини вскружил ей голову.

— Не пугайтесь. С этим диагнозом он сможет ещё прожить, — обнадежил Паолу врач. Обнадёжил ли?

Больничная палата, куда поместили Энрике, на первый взгляд, сильно отличалась от наших палат. Койки на колёсиках со всех сторон прикрыты шторками. Тихо.

— А если мы денег тебе на дорогу дадим? Ты уедешь? — перестала притворяться в этой тишине Паола. И мне захотелось остаться в этой палате навсегда — лишь бы избавиться от её вопросов, а, точнее, от чувства стыда за неё. Ну, зачем она устраивает разборки в больнице? Услышать же могут!

Как она не понимает, что я не брошу Энрике! И дело не в моих меркантильных планах выйти за него замуж и получить наследство. Есть ли они, эти планы? Просто ехать мне некуда. Ну, не назад же, не в Реджио! Там меня никто не ждёт. Все мои итальянские бабушки умерли. Искать новых? Да не хочу я больше так работать! Податься в Россию? Встаёт вопрос денег. «Дорожных» от Паолы не хватит. А самое главное: Энрике — мой друг. Я не могу оставить его с ними.

А Паола и Андреа тем временем сказали:

— Мы поехали по делам! Договорились — ты в коридоре будешь ночевать.

Вздохнула с облегчением. Как хорошо, что они уехали. Так обрадовалась этому, что даже не заметила, как люди за шторками стали шевелиться. Послышался кашель Энрике.

— Ну, что, милая? Когда пойдём в мэрию? Жениться! Надо до смерти успеть! — Энрике засмеялся, и смех его перешёл в кашель.

— Вот выпишут вас из больницы, и побежим в мэрию, расписываться. — Зачем я так ответила? Старики, которые жили за другими шторками, оказались вовсе не глухими, тут же окрестили нас «женихом» и «невестой».

Приятно оказалось находиться в этой палате. Стариков я не видела, лишь слышала их кряхтение. И, что удивительно, запахов никаких здесь не чувствовалось. Ни лекарствами не пахло, ни хлоркой. Возможно, всё дело в клеёнчатых простынях, которыми застилают койки? Кстати, в палате оказалось шесть коек.

Все старики были больны раком. У кого-то это был рак желудка, у кого-то — мочевого пузыря.

Медсестры улыбались мне и ещё одной сиделке:

— Повезло вам! Они, в основном, спят. На обезболивающем. Работы с ними мало.

Кроме меня, в палате была ещё одна сиделка — девушка моего возраста, Марта. Профессиональная медсестра. Скромная, толковая, любящая делать уколы и рассуждать о болезнях. Если бы у родителей Марты имелись деньги на обучение, из неё получился бы прекрасный врач общей практики — так терапевтов в Италии называют.

Марте было тяжелее, чем мне. Каждый день, выбирая между болью в желудке и голодной смертью, «её» дедушка тихо останавливался на последнем. И никакие уговоры Марты не могли повлиять на него.

На второй день моего пребывания в больнице дедушка Марты, всем на радость, съел виноградинку. Но через минуту его стошнило на больничную сорочку. Как хорошо, что она одноразовая! Впрочем, Марту это не порадовало. Она выругалась.

— Чёрт!

Это было сказано по-русски.

— Да, чёрт! — ответила я ей.

Мы поняли друг друга без слов и засмеялись.

Марта родилась в Италии, но её родители — русские. Она никогда не бывала в России, но всегда мечтала об этом. У её семьи не было денег на это путешествие. Узнав об этом, я прониклась симпатией к Марте и произнесла речь:

— Мы, люди, которые живем за границей, больше любим и ценим нашу культуру. Моё счастье связано именно с моей страной! Да, советский народ нищ! Да, он голодный! Но зато душевно удовлетворённый. Некоторые русские девочки думают, что в Европе есть всё. Будущее, семья, обеспеченность. Да, может быть. Но родной язык — есть родной язык. И родная кровь — есть родная кровь.

Марта смутилась и сказала:

— Тише. Дедушки спят. — А потом спросила: — А в России, правда, много лекарств выписывают? И ферменты при антибиотиках назначают?

— Правда.

Марта уже просветила меня в значении слова «ферменты». Приятно оказалось разговаривать на одном языке с девушкой, которая имеет увлечение в жизни — медицину. Как выяснилось, это не единственная страсть Марты. Она много расспрашивала меня про Россию:

— А люди там злые?.. Там, правда, много пьют?.. А старики там чаще умирают?

Было видно, что эта девушка с ясными голубыми глазами искренне любит родину своих предков и мечтает съездить туда. Харьков, конечно, не Россия. Хотя там все говорят по-русски.

Следующие три дня мы с Мартой много болтали. Нам было так интересно друг с другом, что я даже не чувствовала усталость от бессонных ночей — всё же в больнице ночевала! Просыпаясь, дедушки слышали наш смех, и этот звук среди их глухого кашля, наверное, приносил им радость. Во всяком случае, дедушки не мешали нам разговаривать. Лишь Энрике, стремясь показать, что он главный, иногда прерывал меня:

— Ну-ка, любимая, принеси мне воды!

А через три дня приехала Паола и стала вести себя так, словно это она жила в больнице при дедушке, а не я. Она разложила лекарства на его тумбочке, разгладила одноразовые сорочки в шкафу и даже раздобыла где-то поднос со свежим капучино. Правда, когда она принесла кофе в палату, Энрике спал. Паола не растерялась, посмотрела на меня и, не выпуская из рук подноса, спросила: «Ну, ты согласна уехать?» Ну, а что ей время в больнице терять?

В тот момент в глазах Паолы мелькнула надежда. И ещё какая-то злоба. Я вдруг поняла, что единственный способ защититься от этой злобы — сделать вид, что я приняла предложение руки и сердца от Энрике. Если я официально стану его невестой, тогда она, возможно, отстанет от меня.

— Паола, я никуда не уеду, пока Энрике жив. Он сделал мне предложение, и я приняла его. Я — невеста Энрике.

Чашки на подносе Паолы задрожали. Но она быстро взяла себя в руки и сказала:

— А у меня сегодня утром булочки подгорели. Руки обожгла. Вот они и дрожат.

Паоле было важно «сохранить лицо».

Она уехала, не попрощавшись с Энрике.

— Ну и особа! — сказал дедушка Марты. Эти старики спят намного меньше, чем хотят показать. Интересно, что они говорят о нас с Мартой, когда мы выходим помыть их чашки? Наверное, они называют нас «русскими девочками».

Конечно, мы русские. Как только провожу Энрике в последний путь, уеду в Россию. И плевать, что у меня мало денег. Кое-что я всё же скопила. Уеду.

О своих планах я сказала Марте. Она ответила:

— Счастливая ты! А у меня денег на поездку нет. Да и не привыкла я отдыхать.

— А ты подружись с моим дедушкой, с Энрике. Он добрый, может денег дать, — неожиданно для себя посоветовала я ей.

— Да он же скоро умрёт!