Тонкий холод. Книга баллад

Сергей Ильин, 2022

Удавшиеся стихи – это как свидетельства кораблекрушения жизни, остающиеся в бытии, но без того, чтобы сие ключевое метасобытие воспринималось в трагической тональности, просто таков ход вещей. И все же, у иных поэтов названный основополагающий образ сквозит в подтексте, а у других зрим воочию. Автор относит себя ко вторым, тем самым откровенно продолжая поэтическую традицию Евг. Баратынского, Тютчева и Вл. Ходасевича. Стихи собраны в циклы, и эти циклы, учитывая их единую тематику и в особенности мощную внутреннюю динамику, автору хотелось бы считать сводными балладами. В таком случае, все в книге есть баллады – излюбленный авторский жанр. Как в стихах, так и в прозе. Качественная самооценка на повестке дня, разумеется, не стоит. Время само разберется.

Ночной дозор

Мечутся тени и свет на стене,

синие вспышки мелькают в окне:

«Скорая помощь» стоит во дворе —

кто-то инфаркт получил на заре.

Им оказался брюзгливый старик —

сел на «очко» он — и странно поник:

в грудь ему пуля как будто вошла,

кожу окутала дымная мгла.

Воздух хватает, как рыба на льду,

ужас объял его, точно в аду —

благо, что верная рядом жена:

вовремя весть сообщила она.

Весть не благую, печальную весть:

так обстоятельства нужно учесть,

ибо на все и веков испокон

можно смотреть с двух различных сторон.

То есть остаться лежать-умирать

(мук многолетних зато избежать)

или себя предоставить врачам

(с риском остаться живым пополам).

Ясно, что только второй вариант

выберет наша семья-фигурант —

и на взметнувшийся к звездам звонок

с красным крестом прилетел «воронок».

Здравствуй, старик! на носилках его

спешно увозит от мира сего

в чрево машины, как в темный туннель,

дружная двух санитаров артель.

В то время как в измеренье ином —

схожем отчасти для смертных со сном —

стал проступать, дополняя портрет,

скрытый, но, может быть, главный сюжет.

Ангел-хранитель, свершая дозор,

с ангелом смерти вступает здесь в спор:

просит он, чтобы убийственный чин

дал ему сделать последний почин.

Ангел-хранитель, всегда начеку,

должен он жизнь сохранить старику:

это его как бы жизненный долг,

дело другое, в том будет ли толк.

Ангел же смерти преследует цель

старческую поменять канитель —

правда, на что? для нас тайна пока:

но уж на лучшее наверняка.

Первый прозрачен и кроток на вид,

свет от него никого не слепит, —

если ж на свет от второго смотреть,

сразу в глазах начинает темнеть.

Впрочем, коллеги из дальних миров

зрели на сцену из сказанных слов,

видя пространство машины, как мы

видим ладонь, если рядом нет тьмы.

Спор был у них (догадаться легко):

нужно ль в игольное двигать ушко —

напрочь от жизни — того старика,

или вернуть его к жизни пока.

Есть адвокат, но и есть прокурор:

перед судом происходит их спор, —

вот только суд, отстранившись от дел,

им все дела разрешать повелел.

Ангел-хранитель сказал, что старик

смысл своей жизни еще не постиг:

крепкий орешек он был — посему

приступ сердечный поможет ему.

Ангелу смерти такой аргумент

как богачу завалявшийся цент:

плакать ему иль смеяться над ним —

сравнивать можно ль с рекою Гольфстрим?

Крутит он пальцем на месте виска:

«Не понимаю я вас ни фига —

новая жизнь старика того ждет:

с этой в сравненье она не идет.

Кроме того, из последних он сил

слезно прощенье за все попросил —

с адскими муками наедине:

сколько любви недодал он жене!

В общем, во всей прежней жизни и час

не был и близко хорош, как сейчас,

этот несчастный, счастливый старик —

право, я вижу в нем ангельский лик.

Хочешь его ты вдруг перечеркнуть?

и возвратить ему смертную суть?

восстановить его мелочный нрав?

это ты хочешь? о, как ты неправ!

Все же уважу я просьбу твою:

пару годков старику я даю,

чтоб показать тебе, милый дружбан,

как бестолков твой спасительный сан».

Сказано — сделано, время ушло —

непоправимое сделалось зло:

тела вся левая часть отнялась,

мозга и мышц там разрушилась связь.

Жизнь не пойдет старику уже впрок,

будет страдать он в оставшийся срок:

так не поняв, сожалеть ли о том,

что пришла «помощь» в кавычках в их дом.

«Ну, что ты скажешь, приятель, теперь?

может, откроем заветную дверь

для старика, чтобы он не страдал?» —

ангел один напоследок сказал.

Ангел другой ему так возразил:

«Я бы того старика и спросил —

хочет ли он продолжать путь земной,

или покинуть его — и с тобой».

Плюнул тогда ангел смерти в ответ:

все, у него больше доводов нет:

«Если не хочет старик умирать,

как же он Высшее может принять?»

С этим вопросом оставим пока

как параличного мы старика,

так и двух ангелов, разных на вид:

первый как небо, второй как аид.

Только какой из них небо, друзья,

не в состоянии выяснить я:

и соответственно — кто же аид?

часто бывает обманчивым вид.

Есть и постскриптум к балладе моей:

он о жене старика, да, о ней —

мужней сиделкой два года была

женщина и — свою участь кляла.

Стала вдовой — не узнала себя:

каждый вдруг час, что она не любя

нудно влачила с супругом своим,

жечь ее душу стал, как херувим.

О, теперь много она бы дала,

чтобы любовь и забота была

в каждой частице их жизни вдвоем:

полон воды так живой водоем.

Полон благих начинаний и он —

тот, кто все видел сквозь бдительный сон:

ангел-хранитель старухи-вдовы, —

что же ему пожелаете вы?

Чтоб над старухой ночной свой дозор

нес как заботливый он командор,

и до конфликта чтоб не довело

с ангелом смерти его ремесло.

Ибо нигде не прощается брак:

неба работники тоже впросак

могут попасть, если верить Будде —

полного нет совершенства нигде.

Будь то земной иль небесный пиар:

все суть спектаклей лишь репертуар, —

нищий, блестяще исполнивший роль,

лучше, чем слабо сыгравший король.

Нищий тот — наш параличный старик,

путь ему в небо открыт напрямик, —

что, как по праву актерской родни

роли свои поменяют они?

Он — и тот ангел-хранитель его:

что-то изменится? нет, ничего —

будет все в мире точь-в-точь, как теперь:

это и есть, может, в истину дверь.

Та, что за дверью, проста и сложна,

и, как все истины, нам не нужна, —

все же, продуманная до конца,

возвеселит она наши сердца.