Осенний жираф

Семен Ханин

Присмотритесь к падающим каплям: разве вы не видите в них мою любовь – мою гордую птицу, которая танцует в обнимку с дождем?Разве ваше сердце не вторит моему, требуя дальше и дальше продолжать этот танец небес?

Когда цветет папоротник

Волшебной ночью нескончаемы обряды,

они утонут в утренней росе.

Счастливчикам дано увидеть клады

в их первозданной, неживой красе

Александр Абалаков

«Доброе утро! Просыпайся! Пора вставать, сынок», — так мама будила Мишу в школу. Вставать, конечно же, не хотелось, но Миша был мужчиной (так, по крайней мере, говорил ему отец) и сыном советского офицера, о чем Миша знал и без папиных слов. А что такое быть сыном офицера, Миша понял, слоняясь с родителями из одного военного городка в другой, поменяв за свою десятилетнюю жизнь пятнадцать мест службы отца. Они мотались по бескрайнему СССР, как маленький детский кораблик с игрушечным парусом, вдруг попавший в настоящий бушующий океан.

Миша долгое время даже не подозревал о существовании жизни, когда квартира не съемная, а своя, на всю жизнь, и велосипед не берется напрокат, а его покупают новенький в магазине, и он служит денно и нощно только тебе. Но Мишины родители не могли позволить себе обживаться скарбом, так как постоянные переезды уничтожали этот скарб в труху, а брали все по максимуму напрокат, откладывая все свои накопления на сберегательную книжку.

Военным в советское время обещали квартиру в одном из крупных городов СССР после выхода на пенсию, и Миша не раз слышал, как родители обсуждали свою счастливую жизнь, когда папа еще молодой, в 45 лет уйдет в запас, и они поселятся в Киеве, о котором мама мечтала больше всего, а на накопленные деньги купят «москвич» и загородный участок.

Но пока надо было бежать в школу, а день сегодня был особенный, ведь Мишин класс принимали в пионеры. Происходило это очень торжественно, и Миша сиял, как начищенный медный тазик. В школу его отводила мама, так как папа все равно не смог бы — он поднимался на службу еще без пятнадцати шесть. А мама устроилась в эту школу работать учительницей биологии, так что ей было по дороге, и даже если у нее не было первого урока, она спешила с Мишенькой в школу, крепко держа его за руку.

Мама Миши, как и все мамы, не чаяла души в своем сыночке и с тревогой думала о том времени, когда он захочет ходить в школу сам, не говоря уже о том, что когда-то он вырастет и женится. Маму звали Надежда, и именно за это имя папа женился на ней. Так, по крайней мере, папа иногда шептал ей на ушко, но Миша слышал папин шепот и очень удивлялся этому. Как можно жениться за имя?

Надежда училась на педагога, когда повстречала своего избранника. Курсант одного из бесчисленных военных училищ сразу влюбился в нее по уши, и перед его выпуском они расписались, так как распределение Надежды по окончании института нужно было увязать с местом службы молодого супруга. «Педагог и офицер — лучший брак в СССР», — сказали им в ЗАГСе, и расписали вне очереди. Надежда выглядела, как большая растерянная девочка, а ее голубые глаза, казалось, заполняли все ее лицо. «Горько!» — крикнули им немногочисленные друзья на срочно собранной в офицерском общежитии свадьбе.

Когда Надежда появилась на пороге роддома, главврач с испугом первым делом потребовал паспорт и долго не мог поверить, что будущей роженице уже 23. Казалось, молодой офицер привел в больницу в лучшем случае беременную старшеклассницу — так по-детски выглядела Мишина мама с ее огромными голубыми глазами. Она и сейчас отлично смотрелась в своем крепдешиновом платье с Мишей за ручку, и казалось, что старшая сестра отводит в школу брата.

На торжественной линейке пионерский галстук Мише завязывала ученица 9-Б класса, спортсменка, комсомолка и просто красавца, как говорил товарищ Саахов из Мишиного любимого фильма «Новые приключения Шурика». Звали эту красавицу Наденькой, то есть Надеждой. Она повязала галстук и строго попросила носить его с честью и гордостью. Миша преданно посмотрел ей в глаза и вместо «Всегда готов!» или чего-то не менее подобающего сказал ей фразу, которой папа делал предложение маме: «Ты поедешь со мной на Север, если Родина прикажет?» Наденька рассмеялась и убежала к своим старшеклассникам, а Миша навсегда запомнил этот день, когда он стал пионером и по-настоящему полюбил девочку за ее огромные глаза, а еще за имя, из-за которого стоит жениться.

Стать офицером Мише не случилось. По многим причинам: распался Союз, все накопления родителей на сберкнижке «сгорели», и вместо большого города они поселились в небольшом пгт под Киевом у папиных родителей. Да и военных училищ практически не осталось — большую часть их закрыли в связи с новой мирной политикой независимой Украины. Не то чтобы Миша особенно рвался в военные — ему как раз не очень нравились солдафонщина и казармы, хотя некая романтика в этом все же была, привитая советскими кино и литературой. Однако папа, будучи обманутым своим государством, как он считал, настоял на поступлении Миши в университет на биологический факультет. Так Миша получил возможность учиться в Киеве, где мечтали жить его родители, и на специальность, кою благодаря маме знал лучше всего.

К третьему курсу Миша был похож на всех студентов биологического — в очках, потрепанном костюме и с очень интеллигентным выражением лица. Большая часть студентов его группы были девчонками, и при желании он мог жить, катаясь как сыр в масле, прямо в женской общаге, на зависть физмату и кибернетике, где в основном учились ребята. Но не пренебрегая женским обществом, Миша ловеласом не слыл, и честно зубрил биологию, отводя на это занятие львиную долю свободного времени.

Пионерские лагеря с развалом СССР распались не сразу, и Мишу со всеми другими студентами на месяц отправили на стажировку в качестве пионервожатого. Это был рай для студента — целый летний месяц можно провести на природе, плюс кормят на шару, да еще и деньги платят. Миша быстро нашел общий язык со своими пионерами, и каждое утро они с песней ломились на завтрак, успевая раньше всех остальных групп. Жизнь улыбалась Мише, а в такие минуты кажется, что так хорошо будет всегда. Стоит только не делать никаких глупостей, и это состояние блаженства не отпустит тебя, как мама не выпускала Мишину руку по дороге в школу.

Сегодняшнее утро началось с торжественной линейки, на которую должны были приехать спонсоры. Слово незнакомое, но очень красивое и притягательное. Мишин отряд, как лучший в лагере, получил право поднимать флаг и приветствовать спонсоров от имени и по поручению. Миша с утра мотался как ужаленный, подгоняя некстати разволновавшихся детей, повторяя с ними речи, стихи и порядок действий.

В торжественную минуту все прошло гладко, хотя чуть было не стратил сам Миша, когда должен был вручать хлеб-соль приехавшим гостям. Из дорогущей иномарки ему навстречу с незнакомым мужчиной с солидным брюшком вышла его Наденька. Та самая, из 9-Б, на которой он еще в десять лет обещал жениться. И обалдев от увиденного, он вручил хлеб с солью ей, а не ее спутнику, как предписывал протокол. Она рассмеялась и передала хлеб по назначению. Больше казусов не было.

Под вечер в лагере был намечен праздник, а так как на календаре четким полиграфным шрифтом значилось 6 июля, в лагере готовились отмечать что-то среднее между советским праздником лета и Ивана Купала, пришедшем к нам еще с языческих времен. Дети сидели у костра и пели песни, а кое-кто из сорванцов даже успел пожарить картошку в углях. К обозначенному времени все отряды были разведены по спальням, и оставив со спящими дежурных вожатых, кои несчастливцы выбирались слепым жребием, вся остальная молодая взрослая часть лагеря снова собиралась у костра, разжигая его до небес. В эту ночь позволялось немного пошалить, выпить вина, и самым смелым — попрыгать через огонь, изгоняя злых духов.

Спонсор, посидев у костра первые 15 минут и торжественно выпив рюмку водки, вместе с руководством лагеря удалился, и веселье вспыхнуло, как сухой хворост от искры. Прыгать через костер в одежде — дело опасное, как считала мужская половина вожатых после выпитой первой части припасенного красного, и джентльмены, отвечающие за здоровье охраняемых ими дам, дружно настаивали на купальных костюмах. Девчонки немного пошушукались, обдумывая предложение, и к общей радости джентльменов согласились.

Миша сидел, как не свой, не понимая, что с ним происходит. Он быстро разделся до плавок, но прыгать через костер его не тянуло. Даже вино, так приятно веселящее кровь, не брало его, хоть убей. Школьная любовь (хотя разве можно назвать любовью то мимолетное виденье, кое встретилось ему один раз на линейке с алым галстуком в руках?) спутала ему все карты. Он сидел у костра в грустях и тревоге, сам не зная, что творится у него в душе.

Вдруг две руки, приятные и нежные на ощупь, подкравшись со спины, закрыли ему глаза. Нежный девичий голос, принадлежащий владелице этих рук, прошептал на ухо: «Пойдем, биолог, я покажу тебе, как цветет папоротник». Миша попытался уныло сказать, что папоротник не цветет никогда, а размножается спорами, но руки разжались, и он увидел Наденьку в купальном костюме, освещаемую только отблесками костра. Просить дважды его не пришлось. Взявшись за руки, они убежали в лес, и бежали вместе, не выпуская рук, пока их не стало подводить дыхание.

Наутро Миша впервые чуть не проспал подъем, и его отряд изрядно волновался, бежать ли им на завтрак самим, чтобы, как обычно, прийти первыми, или подождать вожатого. Но Миша появился, и в прекрасном настроении умчался с пионерами на камбуз. Весь день у него прошел в приподнятом настроении, он строил планы, потом отметал их и строил еще более амбициозные. Под вечер он стал настойчиво искать свою проводницу в мир цветущего папоротника, но сказка закончилась вместе со вчерашним праздником. Двери «мерседеса», оказывается, хлопнули еще с утра, когда Миша мчался с пионерами за утренним чаем и пирожками, и унесли его Наденьку в неизведанные дали. А вместе с ней унесли и его обещание жениться на ней только из-за имени, как сделал это его отец, и возможность шептать об этом ей на ушко, аккуратно прикасаясь к нему губами.

Развал СССР, как ни странно, стал крушением и всех Мишиных надежд. Он никогда даже подумать не мог, что общественнополитические преобразования так скажутся на его личной жизни. Он не стал офицером, не получил родительскую квартиру в Киеве, так как и они не получили ее, не поездил на «москвиче» по той же причине, и вот теперь Наденька уехала из его жизни навсегда. Он вспомнил вчерашний день, когда казалось, что он увидел улыбку жизни, и горько усмехнулся.

Советский человек умел горько усмехаться, этого не отнять. Не плакать, не впадать в истерику, не напиваться или обкуриваться в хлам, а так, тихонько усмехнуться про себя, переворачивая носком ботинка опавший лист, как часть безвозвратно ушедшей жизни, и с горькой усмешкой снова встать навстречу утренней заре. Миша был не только советским человеком, но и сыном офицера, а это что-то да значило.

Уходила старая жизнь, и в прошлом советских людей принимала в свои объятия новая. Потихоньку стал просачиваться мир денег, меняя развитой социализм на дикий капитализм во всей его красе. Красивые девчонки постепенно исчезли с улиц, пересев на «порши», BMW и «мерседесы» своих воздыхателей, преподаватели вузов, коим стал Миша после выпуска, перестали считаться элитой общества и стали зарабатывать на жизнь, получая мзду от студентов за хорошие оценки на экзаменах. Мир менялся прямо на глазах, и остановить его движение было непосильно даже Гераклу.

И сын офицера Миша не стал стоять в стороне от этих перемен. Наскоро распрощавшись с университетом и преподавательской работой, он сколотил первый кооператив по травле комаров, тараканов и муравьев в жилищах, и стал неплохо зарабатывать, что позволило ему купить себе небольшую квартиру и помогать стареющим родителям. Он женился на прекрасной девушке Миле (так о ней, по крайней мере, говорила Мишина мама), и та родила ему близнецов, мальчика и девочку. И Миша бы счастлив, как тогда в лагере, когда ночью на Ивана Купала жизнь улыбалась ему, раскрывая свои объятья. А ночью он целовал Милу и шептал ей, что женился на ней из-за ее прекрасного имени, на старославянском означающего «милая».

Была, правда, у Миши одна слабость: он очень любил сказки и предания о цветке папоротника. Так, что даже сделал его изображение экслибрисом на все домашние книги. Рассказывая о нем, он всегда делал акцент, что цветет папоротник всего один раз в жизни, и редким счастливцам удается увидеть его цветение. Тем же, кто увидел этот волшебный цветок, открываются все тайны мира, и клады сами идут таким счастливцам в руки. Умникам, кто говорил о спорах, коими размножаются папоротники, Миша всегда сочувственно пожимал руку, негромко приговаривая про себя: «Значит, не довелось». Но кто из нас без чудачеств?