Осенний жираф

Семен Ханин

Присмотритесь к падающим каплям: разве вы не видите в них мою любовь – мою гордую птицу, которая танцует в обнимку с дождем?Разве ваше сердце не вторит моему, требуя дальше и дальше продолжать этот танец небес?

Колея

Тем, что я ее сам углубил,

Я у задних надежду убил

В. Высоцкий. Чужая колея

Маат, любимая дочь бога-творца Ра, сидела у него в ногах в ту великую ночь, когда Ра создал Солнце и Землю. Ей нравилось наблюдать за работой отца, как неспешно проводит он рукой по небесам, раскрашивая пустой небосклон лучиками звезд, или устилает травой еще пока пустующую твердь Земли. Как прекрасен ее отец, особенно сейчас, в миг творения. Его лицо, его взгляд наполнены такой силой, что горы вырастают на Земле и звезды загораются на небе, предугадывая взгляд повелителя сущего. Маат знала, казалось, все об отце, но каждый раз она не могла перестать наслаждаться сущностью творения — когда мысль, фантазия превращались Ра в окружающий нас мир.

Такое можно увидеть и теперь, неторопливо выкуривая трубку у мольберта, пока художник наносит слои краски на белый лист. Вот мастер отступает от холста на шаг, и пред вами предстает созданная из вечного хаоса картина, а значит, еще одна крохотная частичка неопределенности была поймана в сети и, будучи покорна мысли творца, послужила основой, строительным материалом новому созданию, порядку, пришедшему в наш мир первый раз волею Ра.

Ра-творец существовал вечно — вечной была его мысль, носившаяся по безбрежным просторам окружавшего ее хаоса. Из хаоса Ра создал сам себя, создал богов и людей, звезды и планеты. Но вот работа закончена, и усталость озарила лицо отца Маат. Как верный щенок, почувствовавший печаль хозяина, Маат закрутилась вокруг отца и, устроившись у него на коленях, поцеловала в нос. Улыбнувшись, Ра отогнал печальную мысль и погладил дочь по волосам. Затем с ловкостью заправского фокусника он щелкнул пальцами, и перо украсило прическу Маат. Тихонько ойкнув, она нащупала украшение рукой и стрелой умчалась к ближайшему зеркалу любоваться отцовским подарком.

«Девчонка есть девчонка, даже если она богиня», — подумал Ра. Но печаль, нахлынувшая на него мгновение назад, отступила, растворилась в поцелуе дочери, и бог неторопливо прошествовал за Маат, встав у нее за спиной. «Женщины, похожие на тебя, будут на Земле почитаться первыми красавицами, — сказал он ей на ушко. Дочь замерла, как статуя, перед зеркалом. — Перо же, подаренное тебе сегодня, станет единственным мерилом правды. Запомни, Маат, можно обмануть бога, но не твое перо. Сердце, что перетянет его на чаше весов, отправит его владельца назад в хаос, превратит в ничто. Если же созданное мной перо уравновесит сердце или окажется тяжелее его, значит, его владелец не причинил зла, помыслы его чисты. Я создал сегодня весы из звезд, посмотри, они будут всегда между созвездиями Скорпиона и Девы, служа одной тебе вечно. Весы и перо — это мой дар тебе…»

Дары богов. Боги дарят, боги отбирают. Как писал Публий Вергилий Марон: «Timeo Danaos et dona ferentes» (боюсь данайцев, и дары приносящих). Боги даруют нам силу, молодость, красоту, богатство, да и саму жизнь как таковую. Они же и отбирают свои дары назад, когда придет срок. Это же не дар, а аренда получается какая-то, причем на сильно невыгодных условиях: ни сроки заранее неизвестны, ни цена. Вдруг, с бухты-барахты, постучится владелец в окно, хвать свое майно — и бежать в лес, а на подоконнике счет с шестью нулями и банковскими реквизитами. Несправедливость! Так нет, никто не спросит, может, я не хочу за такую цену брать что-то, никто не поторгуется.

Живут родители, в чаде своем души не чают, в попочку целуют, бантики или галстук повязывают. Как же — Господь им ребеночка подарил, их плоть и кровь. Тяжело им приходится, как и всем нам, потом и кровью каждый божий день дорожку в мир ребеночку прокладывают, чтоб чистым был путь, без сучка и задоринки. А тот шагает по жизни как по проспекту на радость папе и маме, свет кругом, чистота. Присядут, бывало, родители на завалинке, обнимутся, на звезды вместе посмотрят. Вспомнят жизнь свою, путь проделанный, и так, с грустинкой, скажут друг другу: «Пусть не мы, так дети наши… А как же, им-то, соколикам, не так уж тяжко будет, оставили им стартовый капитал, не придется детям нашим скороварке радоваться, как нам пришлось».

А ребеночек вырос уже, семью свою завел, свои детки есть. И закрутилось, понеслось: то — не так, это — не этак. И вот уже вскоре бывшие детки сидят на завалинке и говорят друг другу: «Пусть не мы, так наши дети». И так из поколения в поколение, из века в век. И нет края и конца этому порочному кругу, поколения уходят, а счастье своим детям так и не построили.

А как его построишь? Мы не в силах купить детям счастливую семейную жизнь, удачную работу, здоровье, богатство. Представляю себе такое объявление в газете, скажем: «Куплю дочке красивого, богатого, молодого, здорового, образованного, любящего мужа гарантирующего крепкое потомство, вечную любовь и верность». Так и до сумасшедшего дома недалеко. А значит, надежда только на богов и их дары, что подарят, и когда придут за расплатой. А их моли, не моли. Коль уж Ра свою любимую дочь Маат обрек на вечное служение правде, а значит, каждодневный труд грехи людские взвешивать, в гадостях ими сделанных разбираться, то будет ли он милостивее к нам, к нашим мольбам?..

Можно ли смириться с таким положением дел? Кто как, а я против. Я, если угодно, объявляю вызов обитателям небес, их божественной воле. Я не пришел на войну с пустыми руками, бросив вызов в пьяном бреду или горячке. Засев за книги, я перечитал все известные истории восстаний против высших сил — от поражений, как при падении Трои, до победы принца Сиддхартха, более известного под именем Будда Шакьямуни. Согласно легенде, Будда достиг полного представления о природе и причине человеческих страданий — невежестве, а также о шагах, необходимых для устранения этой причины.

Прочитанные книги сменялись одна за одной, победы и поражения проплывали как в калейдоскопе, и чем больше картинок сменялось, тем сильнее и сильнее крепла во мне уверенность об отсутствии универсального общего решения задачи. Общей была только дорога поражения — покориться, спустить паруса на своей бригантине. К победе же каждый приходил своей, протоптанной именно им дорогой. Думаю, во многом и потому, что победа была, есть и будет для каждого своя, наполненная глубоким личным смыслом. Таким образом, для победы в первую очередь требуется определить, что именно победа для тебя, чего хотел бы ты достичь.

Раздумья уносили меня в необъятные просторы мечтаний, но в конечном счете, пожалуй, я выбрал для себя самым главным уйти от чувства сожаления. Порой мы сожалеем об упущенном времени, неверно сделанном выборе, да и мало ли о чем еще. Следующей мыслью я пришел к выводу, что сожалеть можно только о прошлом. Вы не можете сожалеть о будущем, перед грядущим можно испытывать страх, но никак не сожаление. Сожалеть можно только в настоящем времени о делах минувших дней, каких не вернуть и не исправить. Соответственно, далее задача делилась на две: перестать даже всуе думать и переживать о прошлом, недоступном для исправлений и переделок, и не делать в настоящем, по возможности, ничего такого, о чем потом я бы мог сожалеть.

С настоящим, как мне кажется, разобраться было проще всего. Я взял на вооружение опыт древнего Рима, где за возвратившимся с победой полководцем шел раб, периодически выкрикивая фразу: «Memento mori» (Помни о смерти). Главный свой дар — жизнь — боги могут отобрать в любую секунду, самым случайным и нелепым образом. Нелепая смерть, даже если она не пришла с косой и в черном саване, а явилась на порог в наряде хипстера, все равно остается смертью. А значит, каждую секунду жизни стоит жить как последнюю, наполняя ее любимым делом, общением с друзьями, любимыми и родными людьми, безумными путешествиями, о которых ты мечтал и смотрел только по телевизору, всем тем, о чем чаще всего сожалеешь потом как о несделанном и неисполненном.

Тяжелее всего оказалось не сожалеть о прошлом, сделать выводы, чтобы не повторять ошибок, и после этого отмахнуться от минувшего рукой как от назойливой мухи, что норовит беспрестанно жужжать под ухом в летний солнечный день, мешая наслаждаться дневной идиллией. Но муха была терпелива и подлетала всякий раз, как только я ослаблял свое внимание. Борьба с мухой превратилась для меня в детскую нерешаемую задачку, в которой ребенку позволяли выйти из угла, как только он перестанет думать о желтом слоненке. Желтый слоненок бегал за мной, как привязанный, и не думать о нем не получалось.

В эту трудную минуту мне на помощь пришла моя старая приверженность любви к животному миру. Зачем мне бегать от слоненка, это же мой слоненок? Не лучше ли принять этот факт, со всеми вытекающими из этого плюсами и минусами. Пусть мой слоненок не всегда вел себя хорошо, иногда был больше слоном в посудной лавке, чем порхающим мотыльком. Но это же мой, родной, желтый слоненок — мое прошлое. Каким бы оно ни было, но единственный способ не сожалеть о нем — это полюбить его всем сердцем, как любим мы больного, израненного, грязного уличного пса, забирая его домой, вычищая его щеткой и залечивая раны.

Мое прошлое — мой пес, и каким бы оно ни было, необходимо вспомнить, что это твое прошлое, обнять, прижать его к себе, и залечив то, что поддается лечению, шагать с ним за руку, не оглядываясь назад. Я не могу на сегодня сказать о намеченном пути как о пройденном и исполненном. Но я не планирую спускать ни один парус на бригантине, и пусть боги трепещут пред ней.

К читателям же я хочу обратиться словами Владимира Высоцкого:

«Эй, вы, задние! Делай, как я.

Это значит — не надо за мной.

Колея эта — только моя!

Выбирайтесь своей колеей».