Осенний жираф

Семен Ханин

Присмотритесь к падающим каплям: разве вы не видите в них мою любовь – мою гордую птицу, которая танцует в обнимку с дождем?Разве ваше сердце не вторит моему, требуя дальше и дальше продолжать этот танец небес?

Купите

Но наш король — лукавый сир

Затеял рыцарский турнир,

Я ненавижу всех известных королей!

В. С. Высоцкий

Ваше Королевское Величество Георг III! Я простой моряк, солдат Короны и Ваш слуга, хоть и пользуюсь дарованными Вами титулами барона из Нила и Бернем-Торпа в графстве Норфолк, герцога ди Бронте, пожалованного мне королем обеих Сицилий Фердинандом I и милостиво разрешенным для использования в Великобритании Вами, кавалер рыцарского креста ордена Бани, виконт, пэр Соединенного Королевства, вице-адмирал. Но смерть своим величием уравнивает всех смертных, и только это позволяет мне, находясь на смертном одре, продиктовать письмо.

Мы во многом похожи, Ваше Величество. В двенадцать лет Вы стали Принцем Уэльским (титул каждого мужчины — наследника английского престола). Я же в двенадцать лет поступил юнгой на военный корабль королевского флота «Резонабль». Мой отец, простой сельский священник, не мог прокормить после смерти нашей матушки всех одиннадцать детей, и я вызвался уйти на флот добровольно, чтобы облегчить бремя отца. Без пяти минут юнга, я плакал как дитя, прощаясь со своим старшим братом Уильямом, а ведь моряк не должен плакать. Я знаю, что и Вы проронили слезу, принимая титул Принца Уэльского, став на путь служения стране, как и я, вслед за Вами, — служения флоту. «В борьбе за награды и славу вперед, отважный моряк!»

Вскоре я стал мичманом на «Триумфе», а Вы под чутким попечительством лорда Бьюта вступили на престол. Вы стали монархом и отцом каждому жителю Соединенного Королевства, а я — офицером Королевского флота. Это был грозный флот, должен я Вам доложить, Ваше Величество. Вы царствовали на суше, а Ваш флот на просторах океанов и морей, омывающих всю земную твердь.

1773. Вы помните этот год, Ваше Величество? Не самый удачный для нас с Вами год. Бостонское Чаепитие, когда горожане выбросили в бостонскую гавань 340 корзин с чаем, затем война, и эти лягушатники французы, поддержавшие смутьянов. Вам пришлось признать независимость Соединенных Штатов Америки. Я же тогда служил на бомбардирском корабле «Каркасс», что был отправлен адмиралтейством в полярную экспедицию. Я один, вооруженный мушкетом и храбростью, что так свойственны английским морякам, столкнулся с полярным медведем. Эта встреча чуть не стоила мне жизни, но я не хотел бы по таким пустякам отвлекать Вас, Ваше Величество. Главное, для капитана и экипажа я был героем, не посрамил Королевский флот.

1784. Вы, Ваше Величество, одержали блестящую политическую победу над вигской олигархией и распустили парламент, открыв путь к прогрессу и процветанию державы. Я тоже вспоминаю тот год с величайшей признательностью. Будучи капитаном фрегата «Борей», я зашел в гавань острова Антигуа для пополнения припасов. Джейн Моутрей, жена представителя Адмиралтейства, до чего же красива эта женщина (!), приходилось ли видеть ее Вам, Ваше Величество? Нет, жаль. До чего же красива Джейн! Все офицеры флота завидовали представителю Адмиралтейства и, напрашиваясь в гости, взглядом съедали его супругу целиком, но жена офицера флота священна для любого моряка, никто не посмел себе ничего дурного. Но поверьте мне, Ваше Величество, весь парламент Англии — ничто у ее ног.

В 1787 я взял в жены молодую вдову Френсис Нисбет и усыновил ее сына. В Фанни я влюбился сразу. «Именно такой должна быть жена офицера морского флота его Величества, — говорил я себе. — Преданной, любящей, разделившей бы с мужем любые превратности судьбы, которых у меня затем было вдосталь, хулу и почет, бедность и бриллианты». Вы же тяжко заболели в те годы, но вскоре, хвала Всевышнему, излечились во славу Господу и Короне. Это были счастливые годы, Ваше Величество.

1793. Я — капитан линейного корабля. Франция решила бросить вызов нашему океанскому могуществу. В 1794 я получил первое серьезное ранение правого глаза при осаде крепости Кальве, а в 1795 мною пленен французский военный корабль, превосходивший по количеству пушек мой многократно. Но на море воюют не пушки и не корабли, воюют моряки, их выучка, бесстрашие, преданность Короне и Королю. В той битве мы оказались сильнее. Вы, Ваше Величество, в 1795 дали отцовское благословление на брак Вашего сына Принца Уэльского Георга (впоследствии король Георг IV) на Каролине Брауншвейгской, дочери правителя немецкого княжества. Победа моих моряков над лягушатниками — был наш скромный подарок к этой свадьбе.

Битва при Абукире в 1798. Разве я могу забыть этот год? Сто раз я разминулся с Наполеоновской эскадрой в темноте. Я проклинал себя, мы носились по морям как стая голодных акул в поисках французского флота. Газеты Англии смеялись надо мной, что я полуслепой капитан, и вина всему мой раненый глаз. Но мы настигли их в гавани и взяли в клещи. Еще никто не атаковал так до нас. Мы вели по французским кораблям перекрестный огонь с двух сторон, атаковав их со стороны моря и суши, таким образом, каждый французский корабль был обстрелян с двух сторон. Французы, должен доложить я Вам, дрались как черти. Один из капитанов французского корабля остался без рук и ног в результате многочисленных ранений пушечными ядрами. Но приказал ремнями прикрутить себя к такелажу и командовал кораблем, пока не испустил дух. Но так, как я, еще никто не воевал на флоте, и французы приготовили к бою только один борт. На второй день битвы мы взорвали французский флагман «Ориент» и выиграли сражение, 5000 французских моряков и 1000 английских нашли себе вечный приют в тех водах. Мне же, сыну простого сельского священника, Вы, Ваше Величество, даровали титул барона.

Вскоре меня тяжело ранили при высадке на сушу, и мой приемный сын доставил меня на шлюпке к ближайшему кораблю, но я не рискнул подняться туда, так как на этом корабле вместе с капитаном была его супруга. Я не хотел пугать ее видом открытого перелома руки и просил сына грести к моему кораблю. Там я, сам ухватившись здоровой рукой за канат, вскарабкался на борт, чтобы не задерживать сына, рвущегося в бой.

Врач ампутировал мне руку, но взамен Всевышний послал мне Эмму, Эмму Гамильтон. Я познакомился с ней, находясь на лечении после утраты руки. Она была замужем, и я, Ваше Величество, также был женат. Я знаю, наша страсть не делает нам чести. Но жизнь моряка, неважно, матроса или адмирала, длится всего лишь от боя до боя, где вражеское ядро не разбирает эполет. Я не мог потерять этот шанс, шанс быть в раю еще при жизни. Я воевал за Короля и Корону, но где будет мое место на том свете? Зачтет ли мне Господь мои победы или казни, что я устраивал для устрашения отступников, что больше перетянет чашу весов, погубленные моряки или слава его Величества Королевского флота? Я не стал рисковать, и те, кому довелось видеть Эмму, поймут меня. Ведь и наш Господь, и Вы, Ваше Величество, тоже мужчины!

Дочь кузнеца Эмма начала свою взрослую жизнь, работая богиней любви у одного шарлатана. Затем она была содержанкой молодых аристократов, но удача улыбнулась ей, и сэр Уильям Гамильтон, посол Британии в Неаполитанском королевстве, взял ее в жены. Он был стар и богат, она молода, красива, и бедна, как церковная крыса. Извините, Ваше Величество, так говорят все моряки. Ее красота сводила с ума самого Гете, а представления живых картин, где она часто была наполовину обнажена, запечатлели на своих портретах все наши выдающиеся художники. С ней была дружна королева, супруга Фердинанда IV — Неаполитанского короля, но в Соединенном Королевстве она не пришлась ко двору.

Не смею упрекать Вас, но даже Вы, Ваше Величество, строго указали мне, чтобы я не смел появляться с ней на приемах. Я не виню Вас, Вы Король, помазанник божий. Просто Вы не знали ее, как знал ее я. Я, обрубок от человека, с раненым глазом и без правой руки, переболевший десятком тропических лихорадок и бог еще знает чем. В ее руках я находил покой, а когда она целовала меня, я мог забыться как младенец, прижимаясь к ее груди. Эмму добивались сотни, тысячи мужчин. Она умна, красива, безумно красива, артистична и обаятельна, и выбрав меня, сделала мою жизнь невероятно счастливой, сколько бы мне ни осталось на этой земле. Это казалось невероятным, все равно как Эсмеральда, влюбившаяся в Квазимодо («Собор Парижской Богоматери», Виктор Гюго), но это произошло.

Я недолго побыл на суше вместе с моей Эммой. Она родила мне дочь (сына и дочь, но сын практически сразу умер), адмиралтейство срезало же мое жалованье до половины, так как я был на суше. Мы кое-что продали, и в целом на жизнь нам хватало.

Но Наполеон жаждал войны, и Франция усиленно наращивала свой флот. Победа над Великобританией на море и Россией на суше — вот была основная задача Французской Республики. С 1803 года мы снова вступили в открытый конфликт, а в 1804 еще и Испания стала на бок Франции. Наполеон хотел высадить десант на английский берег, перебросив через Ламанш 160 тысяч солдат на 2300 баржах, но наши линейные корабли не давали ему такой возможности.

Приближалась самая главная битва — весь наш флот против объединенного флота Франции и Испании. Ее исход решал для Великобритании все, и наше поражение означало бы потерю южной части Англии. Адмиралтейство поручило этот бой мне, и я поднял свой флаг на 104-пушечном линейном корабле «Виктория». Я придумал то, что ранее не делал до меня ни один адмирал. Я подкараулил испанцев и французов у мыса Трафальгар и не стал выстраиваться вдоль них в одну сплошную линию, а под углом 90 градусов двумя колоннами разбил их строй.

Пока я шел наперерез, мой флот не мог стрелять по кораблям объединенного флота, и для укрепления духа моряков я стоял на мостике в парадном мундире, украшенном четырьмя орденскими звездами. Наверно, я был прекрасной мишенью, но моряки должны были видеть меня и не бояться сделать то, что посчитало бы глупостью любое наставление по морскому бою. «Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг», — велел поднять я флаги сигнальщикам на своем корабле. Все капитаны знали план сражения, и других команд мне отдавать было не нужно. Трафальгарская битва началась.

Затем меня ранили, но исход битвы был предрешен. Меня унесли умирать в каюту, и я вряд ли доживу до мига виктории и услышу победный клич, но умирая, я понимаю, что выполнил свой долг. Я трачу свои последние минуты жизни и диктую это письмо. Не зная, какой вздох будет последним, я тороплюсь и сбиваюсь.

Ваше Величество! Я никогда и ничего не просил. Все, чем меня награждали, — это делали монархи по своей воле. Но сейчас я униженно прошу Вас. Я передал через капитана Харди для леди Гамильтон прядь своих волос и все свои вещи. Я не нажил состояния, верная служба оставляет раны на теле, а не деньги в кошельке. Наверно, после смерти меня похоронят в Соборе Святого Павла и дадут звание адмирала. Может, перепадет что-то еще. Много чести для сына сельского священника, Ваше Величество. Умирая, я готов продать ее всю.

Я не прошу подачки — купите ее, Ваше Величество. Назначьте свою цену. Купите мои победы, мои ордена, мои регалии. Мне нечего оставить моей Эмме и дочери. Трафальгарская победа, скорее всего, спасет Королевство от войск Наполеона. Это же стоит что-то в звонких монетах?

С уважением, Ваш преданный и покорный слуга, моряк Королевского флота, пока бьется сердце, Горацио Нельсон.

Завещание Адмирала Горацио Нельсона не было выполнено ни на йоту. Эмма Гамильтон и ее дочь Горация Нельсон жили в бедности в маленькой деревушке во Франции, в стране, с которой всю жизнь воевал адмирал. Так было дешевле. Вскоре Эмма умерла от дизентерии. Она завещала похоронить себя рядом с Нельсоном, но была похоронена в безымянной могиле где-то под Кале. Горация, дочь адмирала, впоследствии вышла замуж за бедного деревенского священника.

И если Вам придется побывать в Лондоне, обязательно зайдите с экскурсией в Букингемский Дворец — резиденцию королевского двора. Восхититесь ее роскошью и убранством. Посетите в центре Вестминстера Трафальгарскую площадь, где стоит колонна, посвященная адмиралу. А затем плюньте на все это… И, заказав бокал желтого рома, выпейте его до дна, за Англию, за милость королей и королев, за всех наших власть имущих — президентов, министров и депутатов. Это стоит того.