Сказки кофейного фея

Светлана Макаренко-Астрикова

Вниманию читателя предлагается семейно-авантюрный роман в главах и новеллах об искусстве, жизни и любви. Герои романа и новелл, объединенные драматическими коллизиями сюжетных линий, за сравнительно короткий срок сделались любимцами читателей интернет-версии романа. Издание дополнено рассказами из цикла «Кофейное», написанными в последнее время. Роман имел большую читательскую аудиторию в интернете, теплые отклики. Печатное издание романа в жанре семейно-авантюрной хроники желанно читателям.

Глава вторая. Босой ангел…

— Да нет, Мишка, ну, ты же понимаешь, она должна сидеть уверенно, а что это пластмасса — треснет при первом движении. Лучше — деревянная скамеечка.

Мы с моим другом — художником долго ходим по тем рядам на рынке, где выставлены столярные изделия: столики и стулья, скамьи, шкафы и горки, нарезные доски и полки. Столик на резных ножках мы уже купили, шкаф для книг в духе «ниша — антик» — заказали, а теперь, на удивление продавцов, час или полтора выбираем скамеечку для душа, тщательно ощупывая ножки.

Мишка Ворохов берет в руки низкую деревянную скамеечку с широким сиденьем, свеже струганную, еще не отлакированную, прищуривается, подмигивает коренастому продавцу, с живым, хитрым загорелым до черноты лицом:

— Дед, как думаешь, прочно? А если почернеет от воды?

— Так я покрою лаком на два слоя, если Вам нужно. — Скользнув по Михаилу взглядом он тотчас обращается ко мне, словно угадав, что мне скамейка — важнее, чем франту Мишке, с волосами до плеч в джинсовой рубашке голубого цвета с клапаном на левом кармане. В кармане денег нет. Он — «ложный», карман. Это «дед» — торгаш — тоже быстро понял.

— Эта вот подошла бы. Ножки прочные. Давай — сразу возьмем? — внезапно разозлившись на хитроватые взгляды торговца, хрипло говорю я Мишке. _ Ты, сам, что, не отлакируешь?

— Отлакирую. — Спокойно и весомо бросает Мишка, положив мне руку на плечо успокаивающим жестом. Еще и — разукрашу. — Держи, дед.. Сдачи не надо! — Мишка царственным жестом бросает в пластиковый контейнер — банку смятые купюры с» нудистом — апполоном» — штук семь, не больше.

Дед протестующе разевает рот, но мы быстро отходим к нашему «рено — кенгуру», с задранным вверх люком и открытым багажником. Мишка поправляет что то, сворачивая складной столик, пока я усаживаюсь на водительское место.

Спустя минуту, машина рвет автостраду на две полосы, правую и левую, слышно как в багажнике глухо стукаются друг о друга коробки с вещами и падают книги.

— Идиотизм! — я нервно барабаню пальцами по рулю, в навигаторе что пищит, металлический голос противно проскрипывает:"Вы повернули влево» — по русски, по английски, черт!

— Да, я знаю, что повернул влево! Я не идиот полный еще! Заткнись! — беззлобно кричу я мигающей, красной панели. Мишка хохочет.

— Успокойся, Грэг, все нормально, чего ты…

— Ну, да, конечно, все о`кей, все руководят, все обдирают, все норовят надуть.. Я утром в клинике был, спрашиваю этого бегемота в очках, как быть, ее тошнит по утрам, а он меня утешает:

«Все нормально, это при лейкемии так бывает.. У нее же не острая форма.. Сейчас уже нет»… Черт!

— А моноциты? — Мишка осторожно просовывает мой ремень безопасности в зажим. Защелкивает. Я забыл пристегнуться. Предательски ноет левое колено. Как всегда, когда я бешусь, спешу, ревную. «И много куришь!» — непременно добавила бы она. Но ее нет рядом.

— А черт их знает! Он три часа что то мямлил, я не разобрал.. Еще не в норме. Я не думаю вообще, что эта бегемотина соображает в моноцитах. В задницах у сестричек молоденьких он больше соображает. — Я делаю определенный жест, поворачивая кисть к виску, как пистолет

— Грэг, на дорогу смотри! — Мишка сжимает мое плечо, бросает сигарету в прикуриватель. — Давай, я поведу. Ты с утра за рулем… Устал.

— Я сам. Все нормально. Тут осталось.. Сколько тут.?. Сто, двести.. Я сам. — Мои пальцы сжимают руль, так что костяшки слегка белеют. — Просто — жара.

— С ней Аня там… Не волнуйся. Она ее не выпустит на улицу в пекло. Потолок высох? Быстро?

— В тот же день. — Я внезапно становлюсь спокойным, почти умиротворенным. Скоро увижу ее. Осталось каких то двести километров…

— Сто пятьдесят. — Словно угадывает мои мысли Мишка и, расслабившись тоже, откидывает голову назад, закрывает глаза, начинает насвистывать что то. Рея Чарльза. Шадэ? Не могу угадать.

…Всего три дня назад Ворохов упорно передвигал стремянку на веранде моей новоприобретенной дачи, расписывая потолок солнечными брызгами, сиреневыми гроздьями, и чем то еще.. Птицами, с непонятным, феерическим просто оперением.. Павлины, фазаны.. Бог ведает.. Разве залезешь в Мишкину божественную голову и поймешь, что там?! Этого ему стало мало. Пока мы с нею носились на машине туда сюда, разрываясь между коробками с книгами, посудой, бельем и другими мелочами, которые непременно, по ее разумению требовательной хозяйки, должны были быть на даче, Мишка умудрился оббить розовым фаем на шелке комнату второго этажа, сделав из нее какое то нежное подобие версальского будуара, безжалостно вышвырнув оттуда все старье: сломанные, хриплые часы с боем, продавленную кровать, скрипучий плательный шкаф.. Взамен всего этого он откуда то притащилсофу на бамбуковом каркасе с очень легким матрацем, вместительную и удобную для нее, двакресла в такой же гамме, и ковер. Розовые и белые лепестки пионов, выпавшие на пол из саксонской вазы.. По ковру она наотрез отказалась было ходить, но увидев Мишкины страдающие глаза, круглые от недоумения, рассмеялась, и осторожно наступила на пионовый лепесток своей крохотной ножкой..

Но больше всего ее обрадовал стол: обыкновенный письменный, оббитый потертым синим сукном, с верхним бюро и ящичками, на толстых львиных ножках. Его привезли на старом пикапе два каких то подозрительных черноволосых жиголо в желтых рубашках с оторванными карманами.. Таких я видел несколько раз в наших пыльных антикварных магазинах, в салонах с блю — тузами, гаджетами и всей прочей модной ерундой, но никак не мог подумать, что они еще и грузчиками могут быть.. Впрочем, при Мишкиных то чаевых.. все возможно. Это сегодня он вел себя не так, как всегда. Сегодня. Да…

Сворачивая на шоссе, ведущее к дачному поселку, я с облегчением вздыхаю, чуть прибавляю скорость, и уже через десять минут перед нами — распахнутые воротца, свежевыкрашенная калитка, гряда шафрана.. И Аня Ворохова на крыльце, в бейсболке, шортах, полинялой рубашке из мятого ситца и ворохом мокрого белья в корзине..

— Что?! — Мы оба вылетаем из раскаленной железной коробки, как пули. — Что случилось? Что — то с ней?… опять приступ?

— Нет. Все нормально. Анька ставит корзину на крыльцо, вытирает нос ладонью, как пацаненок.. — Стираю просто. Это шторы. Я прямо их мокрые сейчас на окно повешу… Солнце невыносимое..

— Где она?! — Не слушая Анькин лепет, забыв про Мишку, я несусь на второй этаж, роняя на ходу из карманов рубашки и брюк ключи, портмоне, что то еще… Влетаю в розово — шелковое великолепие, во все эти брызги солнца, и замираю на пороге. Она стоит на стремянке, подняв руки кверху, держа в них воздушное облако тюля…

— Боже мой, наконец то.. И весь обед остыл давно… Мы вас ждем — Она улыбается, как то мягко, чуть виновато.. — Я и позвонить Вам забыла… Прости. Вы заказали шкаф? Книги на полу..

— Да, все нормально. Завтра к вечеру — заберем. А зачем ты наверху?. Слезай. Голова закружится.

— Мой голос обретает командные ноты. К щекам приливает кровь. К вискам — тоже. Только что до меня дошел весь ужас того, что могло бы быть…

— О, боже! Сейчас же слезай! Как ты забралась туда?

Я хватаю ее в охапку, стягиваю вниз, тоненькую, легкую: под тонким зеленым платьем нет почти ничего.. И на ногах крохотные белые носочки. Она — сущий ребенок.. Держа ее в руках, упав с нею на софу, я ожесточенно разминаю пальцами ее стопы, пятку.. мизинец.. Их стянуло судорогой. И как она стояла на перекладине?!

— С ума сойти, как ты залезла туда, зачем? Босая! — я, в изумлении смотрю на нее, и вдруг — смеюсь, запрокинув голову. Холод ужаса отступает, как ливень летом, обдав сердце ледяной волной.

Мизинец, ее крошечный мизинец, теряется в моей ладони, в моих длинных пальцах… Я все еще не привыкну к ней.. Что она придумает в следующий момент? Какую проказу, шалость? Какой страх поселит в моей душе? Увидеть ее распластанной на полу с разбитой головой, виском, в облаке тюля.. Что еще меня ждет? «Моноциты не в норме, гемоглобин — ниже среднего, скорость оседания эритроцитов прежняя, головокружения поэтому не избежать, рвоты тоже. Через месяц полтора повторим плазмоферез» — что еще там мямлил этот жуир в очках? Не вспомню…»

— Мне больно — вдруг всхлипывает она обиженно, вздыхает хрипло. — Отпусти. Ты мне палец сломаешь.. Больно, правда, Грэг…

— Прости. — Я моментально прихожу в себя. — Прости, ma petite cherry.¹ не делай так больше.. Ты меня перепугала. Если бы ты упала вдруг, ласточка, голубка?! Что тогда?!

— Надо было шторы повесить.. Она — прочная, стремянка. — Она ахает вдруг и слезает с моих колен, как своенравный малыш. — Тюль повалял.. На пол.. Ну что это такое? И грязное повесим, что ли?.. — она в недоумении смотрит на меня закусив нижнюю губу, ресницы сердитыми шмелями порхают вокруг бездонных глаз.. Приехал тут, на своем «рено»!.. Распорядитель бала, видите ли! — ворчит она. — Иди вот отсюда.. Иди — иди… Где Аня? Аня! — кричит она, не слушая меня. — Анечка, он тюль на пол уронил, что делать, опять стирать? Балда такой, профессор называется…

— Не надо стирать, — останавливает ее на пороге с охапкой тюли Анечка. Сейчас вот его заставим все это вешать, негодника. — Не волнуйся, что ты. Все хорошо. И обедать давно пора…

— Да, давайте в самом деле уже, малость слопаем чего нибудь, а? — Ворохов вносит в комнату свежепокрытую лаком скамейку — Madame, посмотрите только, как здорово! Вам нравится? Эксклюзив для Вас. Чтобы Вы не бегали, а только сидели.. В душе там или где еще.. В саду.. Ланочка, ну тебе нравится?

— Да. — Она кивает. Красиво как… Жалко будет мочить.

— Не смоется. Не бойся. Это итальянские белила. Такие — особенные — самоуверенно улыбается Мишка, и лезет на стремянку. — Ну, где тут Ваши завесы? Грэг, давай пошустрее, а то у меня живот подвело..

— У меня тоже. Я держу.. — рассеянно киваю я, пытаясь удержать в пальцах мокрую тяжелую тюль, растянуть ее вдоль окна… Солнце бьет мне прямо в глаза, и я не вижу, как она выходит из комнаты, прикрывая дверь, почти на цыпочках. Мой своенравный ангел в белых носочках… Босой ангел….

Примечания

1

здесь — в значении — мое сокровище (франц.)