Двести второй

Савелий Громов (2022)

Военные приключения. Книга написана от первого лица на основе реальных событий. Имена персонажей изменены или имеют собирательные образы. История начинается в восьмидесятые годы с призыва главного героя повествования в пограничные войска КГБ СССР в Забайкалье. После окончания армейской учебки главный герой попадает в Афганистан. В составе экипажа БТРа саперного взвода, в который входят советские мальчишки разных национальностей (русский, бурят, узбек и украинец) из разных частей бывшей когда-то огромной и великой страны СССР и четвероногий сапер — овчарка по кличке Джек, они колесят по пыльным дорогам войны, попадая в смешные, а иногда и трагичные ситуации, выполняя свой интернациональный долг. Дружный экипаж БТРа в боевой части, где они служили, в шутку прозвали «Четыре танкиста и собака». Боевые события сопровождаются воспоминаниями о гражданской жизни пацанов в СССР, помогая создавать атмосферу той эпохи, в которой росли и взрослели эти мальчишки. Книга написана легко, с юмором.

Глава 19

Журавль по небу летит, корабль по морю идет, а кто меня, куда влекет по белу свету? И где награда для меня, и где засада на меня?

Гуляй, солдатик, ищи ответу…

Бумбараш — «Журавль по небу летит»

На «Керки» шли колонной, в которой были БТРы, личный состав ехал в тентованных Шишига (Газ-66), так что приходилось смотреть только назад. За нами шли БТРы, больше восьмидесяти километров в час они не разгонялись, так что шли в хвосте колонны.

В голове колонны шли Шишиги (Газ-66), в которых ехали мы и наш груз, выгруженный из самолета. Возглавляла колонну БРДМка (бронированная разведывательно-дозорная машина), в которой находился старший колонны, он же начальник колонны.

В дороге не было ничего интересного, кроме небольшого инцидента.

Один местный джигит на «Шохе» (ВАЗ-2106), возомнив себя то ли лихим пилотом Формулы-1, то ли «Заслуженным мастером СССР по автомобильному спорту», решил, что БТР — это вообще-то не машина и его можно легко подрезать.

— Ошибся, мля!

— Вазовская жестянка против десяти тонн брони — все равно что — «мордой об косяк, головой об стенку, хуем об коленку!»

БТР даже не качнуло, а «Шоху» же отбросило на «встречку», как пустую картонную коробку, только сильно помятую, как будто ею только что поиграли в футбол.

После пацаны с БРДМки, где находился старший колонны, рассказывали, что, когда ему доложили о происшествии, он только спросил по рации:

— Гляньте там, этот баран живой?!

Рация ответила:

— Жив, чудило! Скачет, как сайгак, ошпаренный — вокруг своей кучи металлолома!

На что старший колонны коротко рявкнул:

— Ну, и хуй на него!

— Колонна, продолжать движение!

И, уже отключившись, добавил:

— Нечего было лезть на хуй, как «бурый медведь» на рогатину!

–Тем более что хуй — бронированный!

В город Керки прибыли поздно ночью, нас разместили в палаточном городке на ПУЦу (ПУЦ — полевой учебный центр).

На следующий день началось формирование мотоманевренной группы, которая должна была выдвинуться в район города Андхой (провинция Фарьяб).

Потянулись похожие друг на друга дни, накладываясь друг на друга, как листы отрывного календаря, не оставляя в памяти никакого следа.

В советское время «отрывные календари» висели на стене, на самом видном месте в каждом доме. Листы календаря 8х11 см. скреплялись жестяным широким зажимом.

Утро нового дня советского человека начиналось с отрыва листочка — «отрывного календаря». Потому как оторвется листочек календаря, гадали — хороший и плохой будет наступивший день. Если листочек оторвется ровно — то и день будет хорошим!

Листочек не выбрасывался, все члены семьи в свободное время знакомились с информацией, размещенной на оборотной стороне. Тематическое содержание было интересным, полезным и познавательным. На лицевой стороне листка крупным шрифтом обозначался текущий день, месяц и год, здесь же указывалось время восхода и захода солнца, длительность дня и фазы Луны. Если день был связан с памятной датой, то это обязательно выделялось красным цветом и тематической картинкой. Праздничные дни и воскресенья также были выделены красным цветом. Помню, что в деревне, где я частенько гостил у бабушки с дедушкой, в конце дня листочек шел деду на самокрутку, если только бабушка не прибирала его, вычитав в нем новый оригинальный рецепт засолки огурцов или капусты.

Дед Филипп (по линии матери) курил самосад. Садил он своем огороде на махорку под названием «Лимониха». Аромат ее фруктово-цветочный, слегка пряный, был таким приятным, что даже категорически некурящие люди с наслаждением втягивали ее аромат, энергично шевеля своими носами, как выхухоль хоботом, и блаженно щурясь от удовольствия. Курил дед и «моршанскую» махорку, в которую для вкуса и аромата обязательно добавлял Донник. Многие думают, что махорка — это просто дешевый сорт табака. На самом деле это самостоятельное растение, хотя и близкий родственник табака. В отличие от табака и картошки, махорка вначале попала в Россию и лишь спустя сто лет распространилась в Восточной и Центральной Европе.

На четвертый день у меня разболелся зуб, начался воспалительный процесс, и подскочила температура. На Шишиге (ГАЗ-66) меня отправили в отрядную санчасть. При санчасти был стоматологический кабинет, в который, как я понял из разговора с «Мамлеем» (Мамлей — сокращения от звания младший лейтенант), обращались за медицинской помощью даже местные жители.

После осмотра он спросил меня:

— Ну, как зуб удалять будем с «заморозкой» или потерпишь?

На мой ответ:

–Лучше с «заморозкой», — он понимающе улыбнулся и рассказал, что местным аборигенам по три зуба за один прием удаляет без всякой «заморозки», и ничего благодарят, и даже фруктами отдариваются.

Зуб, который мне удалили «мамлей», был как раз тем, который мне перед армией лечила «Бабища» с золотыми кольцами на каждом пальце.

В тот день меня от военкомата направили в стоматологическую поликлинику на так называемую «санацию полости рта».

Помню, что эта «Бабища» сразу мне не понравилась, и отчество у нее еще было какое-то собачье — Гав-Гав…

— Точно — Гавриловна!

После того, как она на этот зуб поставила пломбу, я ее спросил:

— Надеюсь, на два года пломбы хватит?

На что она, гремя какими-то инструментами в металлическом поддоне, весело ответила:

— Это вряд ли, солдатик.

Затем, с жалостью посмотрев на меня, она ободряюще улыбнулась мне своей лучезарной улыбкой Иуды.

— Ну, вот и накаркала «Манда Ивановна», вернее, Гав-Гав-риловна.

— Эх, насрать бы тебе в твои «золотые руки» — чудо-баба-эскулап! — промелькнула у меня шальная мысль, когда мой зуб, глухо звякнув, упал в чашу из нержавеющей стали для сбора медицинских отходов.

Наутро я уже был «бодрячком», как солдат девятой роты, тридцать первого полка, у которого всегда торчком и до потолка.