Коридорные дети

Савва Раводин, 2021

«Коридорные дети» – нон-фикшн во фрейме романа. Главный герой пишет письмо другу детства, который много лет назад получил серьезные травмы, остался жив, но никого не узнает. Автор письма рассказывает ему о своих воспоминаниях общей юности, а также о том, какой стала жизнь сегодня. Таким образом, вы вспомните девяностые и поймете современность. В книгу включены несколько интервью. Среди героев – Евгений Понасенков, Владимир Жириновский, Валерий Гаркалин, Петр Мамонов, Армен Джигарханян, Владимир Меньшов, Виталий Манский, Евгений Ройзман, Тимур Шаов, Захар Прилепин, Евгений Комаровский, Константин Кинчев, Олег Басилашвили, Айдер Муждабаев. Содержит нецензурную брань. «Коридорные дети» – хороший роман, и я не понимаю, почему его раньше не печатали. Правда, там есть длинноты, но они есть везде. Издание этой книги полезно прежде всего потому, что она заполняет важную клетку в таблице – рассказывает о тех, о ком рассказать практически некому. И она, кроме всего, интересная. Дмитрий Быков

Марафет

Что ж, дорогой друг Мишка, продолжу свое письмо. Да, было когда-то время шумных гулянок. Мы могли уснуть в одном месте, а проснуться в другом. А могли вообще не спать — но сейчас я не об этом. Сейчас я хочу у тебя попросить прощения за то, что мне пришлось тогда уйти служить. Зачем я пошел в армию? Не знаю. Просто больше пойти-то было некуда. Надеюсь, что поймешь ты меня правильно и зла не держишь…

Чалый проснулся с ощущением адской боли. Если раньше тело затекало и «хребет падал в трусы», то теперь нормой жизни считалась ломка. Хотя чем-то Чалый даже стал похож на спортсмена: потому что каждый день нужно было поставить рекорд — найти деньги и взять дозу. Теперь он ходил не в магазин, где от него «разбегались бутылки», а в аптеку. Шприц, «колеса», подъезд, жгут, укол. И снова по кругу. В те редкие дни, когда Чалый не «вмазывался», он беспробудно пил. Именно поэтому от него разбегались бутылки в магазинах и старые друзья на улице…

— Е-ебутся вши на голове! — сказал сам себе потрясенный своим состоянием Чалый.

— Вот ты придурок, — отозвалась измученная душа. — Кто ж марафет с бухлом мешает?!

— Ты не поверишь — все мешают!

— Я разве сказала, что твои друзья умные? Они тоже придурки поголовно. Лыжи вы все скоро склеите… Как говорят врачи — не приходя в сознание.

— Что ты каркаешь, дура?!

— А где твой друг Виталик, например? Умер твой друг Виталик, сгорел на работе. Это надо же: уколоться им было нечем, так они с Болгарином ничего лучше не придумали, как пойти в зал игровых автоматов и дать газовым ключом по голове охраннику, чтобы забрать из кассы деньги.

— Они ничего не соображали, — попытался защитить своих Чалый.

— Между прочим, охранник инвалидом остался, у него теперь железка в башке и пенсия с гулькин хрен.

— А не надо было сопротивляться!

— У него вообще-то работа такая — сопротивляться. А у Болгарина вашего теперь другая работа — сидеть, мозоль на заднице натирать. Восемь лет получил как главный злодей. Но он-то отсидит и выйдет; может, еще и поживет, если торчать перестанет. А твоего Виталика родители отмазали, он условный срок получил — и что? Попал под высокое напряжение и сгорел к чертовой матери. Не надо было с судьбой шутить.

— Долго ты еще издеваться будешь, сволочь бестелесная?

— Пока торчать не перестанешь. Или не помрешь.

— Постараюсь сегодня перетерпеть. Соловей из армии возвращается. Так что — киряем!

— Как в старые добрые времена, весело и вкусно?

— Да, как в «Макдональдсе».

Встреча друзей прошла в «детском баре „Островок“» — так местная шпана называла обычный детсад, в котором было несколько заброшенных веранд. Именно здесь обычно проходили дворовые пьянки, а девочки теряли девственность. Примета времени — девочки теряли девственность в детском саду. Такой вот глупый каламбур…

Поэтому все кусты изобиловали использованными презервативами, пустыми бутылками и шприцами-«баянами».

— Дай-ка я на тебя посмотрю, дяденька военный!

— Смотреть не надо, надо выпить!

Но они все-таки таращились друг на друга с интересом. Чалый не мог понять, откуда у Соловья появились мышцы, а Соловей гадал, зачем в такую жару Чалый напялил футболку с длинными рукавами…

Впрочем, все вопросы улетучились, как только появилась компания, водка и гитара. И упомянутые девочки тоже были.

— Я вас помню, вы Соловей! — сказала одна юная богиня.

— А как тебя зовут, прелестное дитя?

— Меня зовут Татьяной.

— Выпьем, Таня, где же кружка?

— Видал, какие девки подросли? — вмешался в интимный разговор Чалый. — Кровь с молоком!

— Предпочитаю водку с пивом! — провозглашал Соловей.

— Вы не любите женщин? — кокетливо спрашивала Таня.

— Честно говоря, не помню. Там, где я был, женщин не было — только бляди.

— Ой, как интересно, а расскажите о тех волшебных местах…

— В армии, барышня, я понял одно: человек — реально скотина. Он может унижать себя, других, потом опять себя. В армии не становишься мужчиной, просто деградируешь в какого-то мутанта. Сначала деды издеваются над тобой — потом ты издеваешься над молодыми. Это бесконечный процесс.

— А как же офицеры?

— А они наблюдают со стороны, и пока их самих не касается — не вмешиваются. Им фиолетово, что происходит внизу. Армия — это школа жизни, но лучше отучиться в ней заочно.

— Тебя били?

— Если какой-нибудь дембель скажет вам, что его никогда не били — значит, врет… Летели мы как-то из Читы в Якутск. На борту шесть срочников и несколько «шакалов». Каждый из офицеров вез ящики с фруктами и водкой. В полете из разных ящиков мы, солдаты, вытащили четыре пузыря, яблоки и груши. Успешно все съели и выпили. И что вы думаете? Один из этих погонных мудаков оказался из нашего полка, а мы-то не знали! Дома он обнаружил, что у него не хватает целой бутылки водки, прибежал в роту, построил вновь прибывших, заставил дыхнуть. Естественно, мы выдохнули алкоголем. Майор кричал, что он нас на «губе» сгноит — а сам, падла, оставил всех в роте, на растерзание дедам. Что куда хуже.

— Вы отбились?

— Только благодаря сплоченности коллектива и табуреткам. Стояли с ними наперевес дружно! Но зуб мне тогда все-таки выбили. Деды гневались — мы тут, мол, службу тянем, а вы бухаете. Часть-то уставная была!

— А что такое «уставная часть»?

— Это — жопа! Живешь по звонку: днем над тобой офицеры глумятся, а ночью старослужащие…

— Вам было больно? — как-то по-детски спросила Таня.

— Больно мне было утром, когда водка выветрилась. Похмелялись мы на плацу — бегали с рюкзаками, в которых лежали кирпичи. Майор, сука, постарался.

— И долго так похмелялись? — полюбопытствовал уже пьяненький Чалый.

— Несколько дней. Неделю, кажется.

— Не пойду я к военным, — сделал вывод Чалый. — Я за водочкой пойду, у нас кончилась.

— Сиди уже, — успокоил его Соловей. — Народу много, пусть вон кто помоложе идет. Мне по сроку службы не положено, а ты готовый уже. И не виделись мы давно, расскажешь, как тут жизнь.

Толпа действительно как-то разбежалась, ушла даже Таня. Кто отправился за водкой, кто за закуской. Чалый и Соловей остались одни. Вдруг Чалый сделался каменным, а через секунду — зарыдал.

— Где ты был?! — истерически выкрикнул он и закрыл лицо руками.

— То есть как где? В армии… — растерялся Соловей.

— Пока ты в своей армии был, мы здесь скололись все! — просипел Чалый и посмотрел другу в глаза. И была в этих глазах такая тоска, что Соловей сам почувствовал себя плохо. Показалось, что сейчас произойдет что-то ужасное… И действительно, произошло.

— Дружище, дай денег! Я знаю, у тебя есть, а мне уколоться надо, иначе вилы! Трясет уже!

Сначала Соловью захотелось ударить Чалого — сильно, до крови. Потом появилось желание убежать. И только после этого он подошел к другу и обнял его. Неизвестно откуда начался дождь. Или это были слезы? На самом деле — без разницы…

— Давно ты на игле?

— Больше года, я не помню уже.

— Много здесь таких?

— Почти все.

— А берешь где?

— Помнишь Андрюху? Он барыгой стал.

После этого больше не разговаривали — так и стояли молча, обнявшись. По крыше веранды колотил дождь, а под ней прятались два окончательно повзрослевших человека.

Тем временем народ начал возвращаться из продуктово-водочного похода. На импровизированном столе опять появились нехитрая снедь и водка — кажется, подпольного производства. В те времена в магазинах водку покупали редко — в основном в ларьках, где она была раза в два дешевле. Правда, когда человек выпивал такой «огненной воды», то наутро у него частенько стягивало лицо и оно становилось похоже на чернослив…

Но кто в таком возрасте и в такое время думает о «черносливе»! Водки было много. Впрочем, несмотря на ее количество, Чалый все равно сбегал за дозой. Да и вообще потом как-то так оказалось, что из присутствующих парней Соловей один остался не «вмазанный». Ему предлагали, но он отказался, помянув про какую-то первую любовь.

Вечер прошел в теплой, почти дружественной обстановке. Большинство пацанов, не переставая, ели мороженое — а Соловей пил, понимая, что если сейчас не набраться, то можно сойти с ума. Потому что здесь, как говаривал покойный дядя Костя, «пить скучно, а не пить — страшно».