Притворись нашей мамой

Регина Янтарная

— Хочешь, чтобы я тебя отпустил? — небесные глаза мужчины охлаждают мой пыл. — Но Вы же сами сказали, что есть оправдание моему поступку! — бормочу бессвязно. Злой рок отнял у Златы всё! Теперь она боится любить и не верит мужчинам. Обстоятельства вынуждают её подписать невыгодный контракт с властным заносчивым майором.

Глава 5.2

— Привет, подруга! Чо застыла? Иди к нам знакомиться! — щебечет одна из сокамерниц.

— Здравствуйте, — несмело бормочу я. И до меня доходит, что теперь это моя новая семья, с членами которой мне жить два месяца.

Иду к свободному спальному месту.

— Можно я займу эту койку?

Одна из них новых подруг кивает.

Наверное, она старшая… Вздыхаю, тяжело брякаюсь на нижнюю шконку.

— Я Катя, — произносит та, что разрешила занять койку.

— Злата. Чайкина.

— По какой статье? — со знанием дела цедит худощавая короткостриженная.

Молчу. Не знаю, по какой статье…

— За что загребли, спрашиваю? — усмехается она.

— Ни за что, просто так! — выпаливаю в сердцах, всплёскивая руками.

Женщины дружно ухмыляются.

— Мы все тут ни за что!

— Меня майор обвинил в похищении дочери Алёны. А я нашла её в кустах. Привела к себе, накормить, обогреть. Просто не успела позвонить в полицию.

Раздаётся потрясённый свист.

— Кудряшка! За что майор-то на тебя такую поганую статью вешает. Насолила ему где-то?

— Милашка, ты такая хорошенькая! Может, отказала мужику, вот он и отомстил! — встряла в разговор одна из сокамерниц.

— Я этого майора в первый раз в жизни вижу! — отнекиваюсь испуганно.

— Вывод! — Катя грозит пальчиком, — Чужой ребёнок — не собачка, нельзя тащить к себе в дом!

— Да я только крабиками хотела её накормить! Наташенька очень их любит…

Катя цыкает на расшумевшихся подруг. Они замолкают.

Раздумываю, следует ли рассказывать всё? Я ведь их совсем не знаю, а дело «моё» до сих пор не закрыто…

— Наташа — это кто?

— Сестра младшая. Она сейчас уже выросла, уехала в другую страну.

Больше вопросов ко мне нет. С облегчением вздыхаю, когда от меня отстают.

А то я чуть не проболталась!

Сажусь на кровати по-турецки, смотрю на решётчатое окно и думаю:

Зачем сосед, и чернявая малолетка оклеветали меня? Чудовищная бессовестная ложь! Понятно, что у каждого была веская причина. Но какая?

Как же низко, подло, жестоко играть чужой жизнью!

О чём думал этот психанутый старик с одичалой собакой?

А эта девочка, только начинающая жизнь?

Не укладывается в голове. За гранью моего понимания…

Сцены допроса крутятся в мозгу. А перед глазами стоят холодные голубые глаза Демида Удальцова.

В его глазах ненависть, мгла, шторм. Он упрекает меня, обвиняя в том, чего я не совершала.

Судья под давлением майора выносит приговор:

— Два месяца лишения свободы.

ЗА ЧТО? Я НИ В ЧЁМ НЕ ВИНОВАТА!!

Кусаю губы, истерично пытаюсь вытянуть кудряшку пальцами, но она пружинит и вырывается из рук.

Чёртовы кудри! Такие же как у моей Наташки.

Когда доченька была жива, я выпрямляла свои волосы и осветляла их.

А после… (последние два) года вернулась к натуральным волосам.

Зачем? Хочу смотреть в зеркало, видеть рыжие кудри. Чтобы не забывать!

Когда острая боль пронзает мою душу, тогда сердце и память помнят!

Только в эти минуты я чувствую, что живу. И не ощущаю за это вину!

В десять вечера объявляют отбой. Ложимся спать. За день умаялась, моментально засыпаю.

Просыпаюсь утром по звонку, умываюсь. Смотрю в решётчатое окошко. Оно как ниточка связывает меня с волей и с жизнью.

— Завтрак! — разносится громогласный голос по коридору.

В камере оживление.

Через окошко, прорезанное в двери, нам подают тарелки с кашей, кружки с какао, хлеб с маслом и сыром.

Щедро!

С удовольствие ем. Я ведь вчера не успела съесть ни одного крабика.

Улыбаюсь, вспоминая Алёнку.

Затем жалею её. У этого милого создания такая чокнутая семья!

Сразу после завтрака дверь камеры распахивается:

— Чайкина на выход с вещами!

— Что случилось? — едва владею голосом.