За Серебряным утесом

Ольга Пашута (2024)

Их было двое — Он и Она, но люди уничтожили их, заставив пойти на страшную сделку с Великим Хроносом с помощью пограничницы Малуши. Но и этого им оказалось мало и тогда люди призвали Смерть. Так родилось проклятие Серебряного утеса, связавшего судьбы всей долины в тугой узел

Глава 2. Предыстория

Он бежал. Не чувствуя усталости. Не делая остановок на сон и пищу. Не замечая саднящих ран от впивающихся острых камней и горящих легких, безжалостно разрывающих ребра. Он несся вперед, ведомый одной единственной целью — успеть до восхождения на небе Кровавой Луны.

Позади осталось несколько долгих дней пути, промелькнувших невзрачной и совершенно пустой вереницей лесов, гор и полей. Впереди то, ради чего он не жалел себя и с радостью проделал бы еще более тяжелое путешествие.

Зверье и птица сторонились его — стремительно пролетавшего мимо белой молнией и оставлявшего после себя странный и пугающий лесных обитателей след, учуять который не сумел бы самый опасный среди хищников.

Выступающие бугры мышц перекатывались под кожей. Мощное тело сжималось и разжималось, одним прыжком преодолевая внушительные расстояния и совершенно не замечая с испугом разлетающихся по сторонам ночных квакш и летучих мышей. Его вела лишь одна цель, подпекающая где-то внутри, в области сердца, если бы он еще помнил, где оно находилось.

Он ощущал скорый восход Кровавой Луны как никакое иное живое существо! Остро, болезненно и одновременно со сладостным предчувствием, медленно и коварно отравляющим его. Этот зов прорастал сквозь его кости, мышцы и кожу, требуя одного — движения вперед. И он подчинялся. Сегодня. И всегда. Так было и так будет. Во веки веков неизменно…

Местность вокруг затопила его чутко вздрагивающие ноздри знакомыми, но уже почти забытыми запахами, а это означало только одно — он успел. Не снижая взятого темпа, он все несся вперед, игнорируя ноющие и затекшие мышцы, но уже с интересом посматривая по сторонам. Здесь почти ничего не изменилось за время его отсутствия и все же… каждая кочка и дерево стали совсем чужими. В той прошлой жизни это была его земля, тесно связанная с самыми счастливыми и горестными воспоминаниями, надежно похороненными здесь. Большую часть времени вдали отсюда он ловко держал рвущиеся воспоминания под контролем, но родные запахи и звуки пробудили то, что он уже не в силах был держать в узде.

Неестественно огромный снежно-белый волк с горящими золотом глазами остановился как вкопанный, задрал морду к плещущемуся в сумерках небу и выпустил из себя столь долго копившийся внутри душераздирающий вой, в который вложил все свое отчаяние и беспрестанно гложущую его боль. Заслышав его, зверье бросилось наутек, забившись в свои норки и лежбища, предчувствуя ночь Кровавой Луны. И лишь особо любопытные молодые лягушки, выбравшиеся на сушу, неспешно шлепали лапками по влажной от первой росы траве, приближались к странному зверю, от которого веяло смертью.

Волк выбежал на край утеса и зорко оглядел равнину под ним. Он не мог видеть Ее, но кожей ощущал, что она уже услышала его зов и обязательно придет в назначенный срок. Оставалось только ждать. Зверь устало добрел до нагретого за день камня и растянулся на нем, прикрыв глаза и не обращая никакого внимания на все-таки подобравшихся совсем близко лягушек. Запахи родной земли будоражили, и он провалился в тревожный сон, больше напоминающий воспоминания.

*****

Он пришел в этот мир уже не таким. Неправильным. Судьба с ходу пометила его, не оставив даже шанса на вольную жизнь в стае. Волк-альбинос в ней никогда не найдет себе места, поэтому ему не было суждено вырасти, окрепнуть, испытать радостное возбуждение преследования в своей первой охоте и заслуженно вкусить кровь, впиваясь острыми молодыми зубами в трепещущую плоть.

Если бы не мать-волчица. Когда в срок и по установленному обряду совет принял всех новорожденных волчат, кроме белого, и пришел требовать его по праву Сохранения Крови, она ощерилась и приготовилась биться за своего щенка до последнего вздоха. Волки рычали и призывали ее к ответу. Но она лишь устало поднялась, прикрывая обвисшим пузом распластавшегося белым пятном слепого и глухого детеныша, и издала такой вой, что сомнений не оставалось — в Холодный мир она утянет с собой не меньше пары членов совета. Матерые волки растерялись, топчась у входа в нору, откуда их гнала молодая, едва держащаяся на ногах волчица. Вредить ей они не решились и оставили альбиноса в стае. Так он получил право на жизнь, которое использовал с лихвой до самой последней капли, став самым выносливым, быстрым и неуловимым в стае. Никто кроме него, не умел так тихо подбираться к добыче. Никто не был способен прокормить стаю в одиночку во время прихода долгой и суровой Зимней ночи. Он стал самым незаменимым среди молодняка, но… все равно ощущал себя чужаком. Его лишь снисходительно терпели.

Встретив свою третью весну, он покинул стаю. Волк-одиночка. Огромный белый альбинос сентиментально ткнулся носом в бок все понимающей матери и одним прыжком скрылся в ночи, оповещая воем всю округу — он намерен найти свои земли и биться за них с любым хищником, рискнувшим оспорить его право. И он бился с накопленной за свою недолгую жизнь яростью! Безжалостно рвал на части любое живое существо, пролитой кровью прорастая в понравившиеся ему земли. Вскоре уже никто не смел зайти в его владения, не попросив на то разрешения. Кроме Нее…

Белая волчица. Совсем молодая. Изрядно потрепанная и чудом выжившая в одиночку после изгнания из стаи. Она пришла по стаявшему снегу следом за высоким солнцем, с опаской ступая по меткам. Он внимательно следил за ней и что-то в его волчьей душе дрогнуло, наполнившись щенячьей, пузырящейся внутри радостью. Он сделал свой выбор. Теперь их было двое, а вскоре в норе запищали и белоснежные щенки с золотистыми глазами.

Но Великий Хронос никогда не раздает щедрые дары просто так… Он понял это, когда на окрестные земли опустилась Голодная Зима, вынуждающая людей из долины уходить в леса чаще и забредать глубже, чем обычно. Они лютовали, уничтожая зверье для своего пропитания и не оставляя ничего лесным обитателям. Трескучие морозы прочно сковали все живое, лишь изредка ослабляя свою хватку. И тогда они снова приходили в лес из долины, чтобы уничтожать и забирать жизни.

Он волновался и увел семью подальше, тщательно заметая следы и несколько раз проверив, не идут ли за ними по следу безжалостные убийцы. Но все равно ему не было покоя! Каждую секунду он чувствовал их поблизости. Они кружили, приближаясь и удаляясь, выслеживая и выискивая. Их ужасающая вонь неотступно преследовала его — смесь пороха, огня и…смерти. Не той, что священным правом вплетена в судьбу лесных хищников, а иной. Бессмысленной и от того жуткой.

В ту ночь он не хотел уходить, но Ей требовалась пища для щенков, и он растворился в раннем сгущающемся сумраке. Охота оказалась на редкость удачной, но уже за много шагов до норы в нос ударил этот запах. Он затих и сбросил добычу, шерсть на спине встала дыбом и предчувствие неминуемой беды засосало где-то внутри. Все инстинкты обострились до предела, и он двинулся вперед неслышной тенью. И чем ближе он подбирался, слившись с землей в единое целое, тем острее накатывал тошнотворный запах крови — предвестницы свершившейся и безжалостно наложенной печати смерти. Он выпрямился и скупой свет выплывшей луны осветил ужасающую картину, навсегда впечатавшуюся в его золотые глаза — залитая алой кровью поляна перед норой. Она была везде, заставив своим жаром плотный наст осесть и подтаять, обнажая темную корку земли. Острое чутье не давало ошибиться! Он знал, что это — кровь его детей и Ее. Разодранные в клочья людские тела говорили ему о том, что Она дорого продала свою жизнь, но все же ничего не смогла сделать. Все уже свершилось.

Ярость заволокла его глаза, он поднял морду к небу и завел песню, которую веками пели его сородичи, чтобы помочь душам погибших волков беспрепятственно перейти в Холодный мир. На самом пике он вдруг что-то ощутил… Будто чья-то душа заплутала и никак не может выйти на тропу. Он насторожился и уловил едва различимое биение сердца. Один бросок к куче сбившихся друг к другу в поисках спасения тел и он наткнулся на Нее. Она едва дышала, с трудом впуская воздух в разорванные легкие. Но она еще жила!

Он повиновался инстинкту. Просто вытянул Ее за шкирку и, пригнувшись к земле, одним мощным броском закинул себе на спину ставшее неожиданно тяжелым тело. Добежать. Теперь оставалось только добежать до затерянного в самой глубине лесной чащи домика, куда в других обстоятельствах он ни за что не сунул бы свой нос…