Инай и Утёс Шести Племён

Денис Валерьевич Ружников (2025)

Мир раскололся на осколки-континенты — утёсы. На одном из них, среди шести племён с их древними тайнами, живёт Инай — юноша, рождённый без магических способностей. Но в день, когда ему исполняется шестнадцать, он обязан пройти круг испытаний — ритуал, ведущий через земли всех шести племён. Однако путешествие быстро выходит за рамки обычного обряда. В Инае пробуждается редкая связь с глубинными силами утёса, а древний Вихрь, питающийся страхом и враждой, готовит мир к катастрофе. Инай вынужден не только сразиться с тьмой, но и познать собственную сущность. Сможет ли он объединить племена и воспрепятствовать разрушению, или страх окажется сильнее? «Инай и Утёс шести племён» — фэнтези-эпопея, вдохновлённая славянской мифологией, где магия, философские вопросы и мрачные испытания сплетаются в захватывающее приключение. История о том, что значит обрести силу, преодолеть сомнения и найти путь к единству в разрозненном мире.

Глава 1. День рождения

Рассвет пробился сквозь багровую дымку, золотя острые грани утёсов, словно вырезанных из янтаря. Облака на востоке зажглись мягким светом, похожим на угли в древнем горне — тёплым, но сдержанным.

Воздух был густым от утреннего тепла, смешанного с ароматом свежескошенных трав и дымом очагов. Племя силян, славящееся магами времени и искусными воинами, олицетворяло собой гармонию природы и утончённую мощь. Их деревня раскинулась от самого края утёса до кромки густого леса. С одной стороны в поселение врывались свежие ветра, несущие с собой дыхание высот, а с другой — проникал глубокий аромат леса, тёплый и терпкий. Деревня просыпалась медленно, словно зверь от долгого сна.

По округе разносился звон оружейных клинков, распеваемые женщинами песни, скрип повозок, а редкие голоса перекликались с шорохом трав под ногами. Всё говорило о том, что сегодня день особенный.

Для Иная этот день был словно затянувшаяся гроза — он чувствовал её приближение давно, затаённо боялся её силы, но в глубине души жаждал, чтобы всё наконец произошло. Сегодня ему исполнилось шестнадцать, и это значило одно: теперь он больше не ребёнок. Но ему ли радоваться этому дню, когда каждая пара глаз в деревне словно спрашивала: «Чего ты стоишь без магии?»

Праздник, который для других детей был днём славы, когда их сила проявлялась ярче всего, для Иная превратился в наказание. Каждый год он чувствовал это напряжение — незримое, но явственное, как глухой звук далёкого грома, обещающего бурю. Даже самые тёплые слова и дружеские взгляды не могли скрыть правды: он был чужим в этом месте, где все считались своими.

В этом мире, где каждый ребёнок рождался с даром, будь то способность управлять стихиями или видеть будущее, Инай появился на свет ни с чем. Его детство прошло под тяжестью пустоты, которую не могли заполнить ни усилия родителей, ни слова утешения. Дарен, глава их племени, смотрел на мальчика с выражением, в котором смешивались жалость и непонимание.

Как это возможно — в мире, где сама природа щедро наделяла каждого силой, кто-то мог остаться пустым сосудом? С ранних лет Инай стал тенью среди сверстников. Их магия играла красками, разливалась искрами, огнями и чудесами, пока он, казалось, был сделан из самой обыденности. Руки других детей притягивали камни, поднимали воду, создавали свет, а его ладони оставались немыми. Даже маленькие трюки, которые могли освоить самые слабые, были ему недоступны.

— У тебя просто дар ещё не раскрылся, — говорила мать. — Ты особенный, Инай.

Особенный. Это слово казалось ему издёвкой. Особенность была у каждого, кроме него. Со временем пустота в нём перестала быть просто безмолвным отсутствием. Она словно ожила, приобрела очертания, стала чем-то ощутимым, как холодный ветер, всегда дующий из-за плеча. Она была его спутником, врагом и, как ни странно, его опорой.

В мире, где магия была такой же привычной, как свет солнца, он один знал, что значит жить без неё. Он один знал, как это — смотреть на реальность, не надеясь на чудо. Эта жизнь, суровая и беспристрастная, сформировала в нём силу, хотя на тот момент он ещё не понимал, насколько глубокую.

Сегодня, в свой день рождения, Инай сидел на крыльце дома, водя пальцами по ножнам меча. Володар, его отец, давно ушёл, чтобы помочь в подготовке испытаний. Мерцана, мать, занималась приготовлением еды для предстоящего праздника. Они оба старались отвлечься от мысли, что их сын, возможно, не выдержит проверки и опозорит их семью. Но худшим было то, что их сына могли выгнать с утёса. Инай знал, что они беспокоились. Особенно отец, Володар, лишенный языка, как и все мужчины — воины племени силян, он общался с помощью искр, которые складывались в слова и образы. Это было их с Инаем детской забавой, но сейчас он не мог найти в этом утешения. Вчера вечером отец написал в воздухе короткую фразу: «Будь готов, сын». Она до сих пор висела в памяти Иная, как некое напоминание о том, что отступать нельзя.

— Инай, — позвал голос из дома, вытаскивая его из раздумий. Это была Мерцана, светловолосая, с глазами зелёными, как летний утренний лес. — Время пришло.

Он поднялся, встряхнувшись, будто хотел сбросить с себя груз тревоги. Снаружи собралась процессия, готовая сопровождать его к кругу испытаний.

Деревенские дети, слишком юные, чтобы участвовать, ждали в сторонке, шепча что-то о том, как нелегко придётся «негодному сыну Володара». Одни мужчины молча держали оружие, словно сами готовились к битве, другие били в барабаны. Женщины пели, и их голоса отзывались в воздухе, как эхо чего-то древнего и неотвратимого.

Путь к ритуальному кругу пролегал через всю деревню, мимо древнего храма предков. Стены его, обветшалые, но всё ещё величественные, были покрыты резными символами, хранящими память поколений: руки, тянущиеся к небесам, могучие деревья, уходящие корнями в глубины земли, и языки пламени, что вечно стремились вверх.

Инай с детства находил в этих узорах что-то необъяснимо притягательное, некую тайну, заставлявшую сердце биться быстрее. Но сегодня взгляд его задержался на другом. Над храмом, делая плавные, полные какой-то тяжести круги, летал чёрный ворон. Его полёт был медленным, задумчивым, как будто птица наблюдала за всем происходящим, вынося свой молчаливый приговор.

— Плохая примета, — пробормотал кто-то из толпы, но Володар, отец Иная, метнул на него огненный взгляд, и человек тут же замолчал.

Инай почувствовал, как лёгкий ветер прошёлся по его лицу. Толпа двигалась медленно, мягкий гул голосов переплетался с шорохом шагов по утоптанной тропинке, усыпанной хвойными иголками. Впереди кто-то гремел деревянным ведром, где-то позади звякнул металлический обод колеса, ударившись о камень. Весь мир, казалось, тянулся к ритуальному кругу.

Ворон опустился ниже и продолжал кружить у храма, его чёрные крылья резко выделялись на фоне мягкого, золотистого неба. Птица двигалась плавно, её тень время от времени падала на лица людей, заставляя их невольно морщиться.

В этот момент Инай заметил Лайну. Девочка остановилась среди толпы, её взгляд был прикован к ворону.

Большие глаза блестели, отражая солнце, а губы приоткрылись, будто она собиралась сказать что-то, но забыла слова. Ноги её медленно двигались сами собой, не замечая ничего вокруг. Её маленькая ладонь потянулась вперёд, как будто она могла дотронуться до птицы, что скользила по небу. Звук шагов толпы становился всё громче, обтекая её, словно река, но для Лайны всё исчезло, кроме медленного, завораживающего полёта ворона.

Она сделала ещё один шаг вперёд, приближаясь к краю тропы, где стоял огромный тягловый бык. Массивное животное, спокойно и величественно переступило ногой, подняв влажный комок земли. Его тёмные глаза, блестящие в утреннем свете, внимательно наблюдали за окружающими, в то время как из широких ноздрей поднимались облачка пара, смешиваясь с прохладным воздухом. Тонкая струйка густой слюны тянулась с его губ, капая на землю, где уже успела образоваться влажная тёмная лужица.

Инай ощутил, будто что-то острое и холодное кольнуло его грудь изнутри. Девочка шла прямо под копыта животного, не видя ничего вокруг. Земля под её ногами чуть дрожала от тяжёлого дыхания быка, но она продолжала идти, заворожённая полётом ворона. Бык чуть шевельнулся, его копыто взяло немного в сторону, подняв очередной комок земли. Его хвост дёрнулся, и напряжение в воздухе стало почти ощутимым.

— Лайна! — резко выкрикнул Инай.

Его голос разрезал общий шум толпы. Люди остановились, обернулись, но девочка не услышала. Она сделала ещё один шаг вперёд, и Инай увидел, как копыто быка медленно поднялось, готовясь сделать шаг. Звук этого движения — глубокий, глухой, как раскат грома вдалеке — эхом отдался в ушах Иная.

Он не раздумывал. Его ноги ударили по земле, поднимая в воздух частички опавшей листвы и хвои. Он слышал, как сдавленно скрипнуло его собственное дыхание, как под ногами ломались мелкие ветки.

Толпа раздалась в стороны, и он рванулся к девочке, чьё платье уже почти касалось ноги животного. Его рука схватила Лайну за плечо, и он рванул её назад с такой силой, что она оторвалась от земли, словно перо на ветру. Её тонкое тело оказалось лёгким и невесомым, но в этот момент оно казалось ему невероятно хрупким, как стекло.

Бык фыркнул, его голова дёрнулась вверх, и массивные рога едва не задели Иная. На секунду в воздухе раздался резкий, хриплый звук, когда животное повело головой, но его хозяин быстро успокоил зверя, потянув за уздечку. Лайна замерла, её лицо побледнело. Она наконец перевела взгляд на Иная, и в её глазах были растерянность и ужас.

— Ты что творишь? — резко сказал он, но в его голосе больше было волнения, чем злости.

— Я… я не видела… — прошептала она.

Инай отпустил девочку. Его взгляд снова вернулся к ворону, который теперь сидел на крыше храма. Чёрные перья птицы поблёскивали на солнце, и её глаза смотрели прямо на него. Ворон каркнул — громко, резко, его голос прокатился по деревне, словно предостережение. В груди у Иная всё ещё колотилось сердце. Он почувствовал, как пот стекает по его спине, липко цепляясь за ткань рубахи.

Но в этот момент он также ощутил что-то странное: лёгкую волну тепла, как будто мир благодарил его за то, что он успел вовремя.

Толпа снова пришла в движение, но на лицах людей теперь, хоть и на миг, читалось уважение. Инай провёл рукой по лицу, его пальцы коснулись прохладной, влажной кожи.

Он сделал глубокий вдох, и вместе с запахами дыма, влажной земли и горьковатого аромата трав уловил неуловимый оттенок чего-то незнакомого. В этом странном привкусе таилось смутное ощущение перемен, словно сама природа подсказывала ему, что впереди ждёт нечто неизбежное. Он сделал шаг вперёд, но в его ушах всё ещё звучал крик ворона.

Инай вспомнил детство. Тот день, когда ему исполнилось пять лет — день, который в деревне силян считался началом пути мальчика к взрослости. Это был день пострижин, когда мальчикам впервые остригают волосы, отделяя их детство от будущей зрелости.

Раннее утро того дня было ясным, но прохладным. Солнце только начинало подниматься над деревьями, его свет медленно разливался по крышам домов, по влажным от росы травам, по лицам собравшихся. Воздух наполнял густой запах хвои, благовоний и дыма от утренних очагов.

Иная вывели из дома его родители. Мать держала в руках серебристые ножницы, которые передавались в семье из поколения в поколение. Отец стоял рядом, его взгляд был строгим, но в нём читалась гордость. Мальчика усадили на стул, поставленный на корнях, в тени большого дуба. Вокруг собрались родственники и соседи — этот обряд был важен для всего племени.

— Теперь ты станешь ближе к лесу, ближе к духам и своим предкам, — сказала Мерцана, прикрыв глаза, и её голос звучал так, словно слова были частью молитвы. — Да благословят тебя подземные боги, во имя огня, во имя тяготения…

Она осторожно взяла прядь его тёмных волос, которые мягко ложились на плечи мальчика. Ножницы щёлкнули, и волосы упали на землю, где их сразу подхватил прохладный порыв ветра. Обряд продолжался, пока все волосы не были острижены, открывая его юное лицо. Инай чувствовал, как ветер обдувает его голову, как прохлада касается кожи.

Это было странное, но приятное ощущение, будто он прощался с чем-то, что больше не должно было принадлежать ему.

После постригов Иная подвели к крупному боевому коню — серому, с мощными мускулами, перекатывающимися под шерстью, и большими тёмными глазами. Конь стоял спокойно, но в нём чувствовалась скрытая сила, как у реки перед началом разлива.

— Садись, — выстрелил искрами Володар, помогая мальчику подняться в седло.

Седло отца, большое и пахнущее кожей, казалось для Иная троном. Он сел, слегка сутулясь, его маленькие руки вцепились в луку, а ноги, естественно, болтались в воздухе, слишком короткие, чтобы достать до подпруг. Он должен был просто посидеть, прочувствовать эту силу под собой.

Но в мире редко всё идёт по плану. Из-за угла сарая внезапно выскочил рыжий кот, сверкая в лучах солнца, как искры пламени. Он мчался прямо через двор, и его появление взбаламутило кур, которые закудахтали и бросились врассыпную. Этот хаос подхватил всех — куры вылетели прямо под ноги коню, и тот вскинул голову, широко раскрыв ноздри. В воздухе раздалось резкое, гортанное ржание. Конь прижал уши к голове и резко взвился на дыбы, царапнув передними копытами по воздуху.

— Держись! — слегка дернулся отец, но даже не сделал и шага вперёд.

Вмешиваться в этот обряд означало показать слабость сына. Каждый мальчик в племени должен был доказать свою силу и умение справляться без чужой помощи. Инай вцепился в седло с силой, которой раньше не ведал.

— О, подземные царицы, помогите ему! — вздохнула Мерцана.

Его руки вцепились в седло так, словно приросли к нему, а ноги беспомощно болтались в воздухе, не находя опоры. Он чувствовал, как мощное тело коня вздрагивает под ним, как дрожь передаётся ему через седло. Животное резко опустилось на копыта, но тут же рвануло вперёд, увлекая за собой клубы пыли.

Конь мчался, как буря, его копыта глухо стучали по земле, разбивая комья почвы. Позади вздымались густые облака, а прохожие с криками бросались в стороны. Инай видел мелькающие лица, слышал оклики, но не чувствовал страха. Его тело будто слилось с лошадью, а сердце билось с такой силой, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Жеребец снес хлипкий забор у дома соседа, рассыпав деревянные колья в стороны, а затем понесся к центру деревни. Люди кричали, но никто не пытался остановить скакуна.

Всё изменилось, когда на тропу вышел Дарен — вождь племени силян. Его тёмно-карие глаза прищурились, внимательно следя за приближающимся конём, на спине которого отчаянно держался маленький Инай. Тёмно-русые волосы вождя в беспорядке спадали на широкие плечи, а густая тёмная борода придавала лицу суровость и силу. Он стоял неподвижно, словно врос в землю, как древний дуб, перед которым даже буря замедляет свой бег. В руке вождя сверкал меч с кроваво-красным лезвием. Дарен спокойно поднял меч, взмахнул им, и в воздухе появилось алое облако. Магия времени вспыхнула вокруг лошади, её копыта замерли, а тело застыло, словно утонув в вязком янтаре.

Когда мир вновь начал дышать, первым рядом оказался отец. Его лицо было напряжённым, но взгляд излучал облегчение.

— Он удержался, — выстрелил искрами Володар, смотря на жену и снимая улыбающегося сына с седла.

Инай чувствовал, как тёплая рука отца потрепала его по коротко остриженным волосам. Мать смотрела на него с той же смесью волнения и гордости, но не сказала ни слова. Позже в деревне устроили пир.

Звуки смеха, запах жареного мяса, тепло костра — всё это смешалось в памяти мальчика, как один большой, радостный шум. Но главное, что он запомнил, это взгляд Дарена, который словно говорил:

— Ты справился…

Бык фыркнул и Инай вернулся в настоящее, всё еще улыбаясь от своего воспоминания. Круг испытаний располагался на самом краю утёса, где земля, казалось, робко встречалась с бескрайним небом. Глубоко внизу синеватая гладь моря, словно бездонное зеркало, отражала облака, которые тихо плыли по нему, как задумчивые странники. Солёный запах моря поднимался вверх, смешиваясь с ароматами трав, что цеплялись за скалистые выступы, упрямо противостоя ветрам. Воздух был свежим, резким, и с каждым вдохом лёгкие наполнялись ощущением простора, необъятности, какой-то пугающей свободы. Чувство разливалось внутри, напряжённое и непостижимое, словно душа вдруг обрела крылья и, одновременно, ощутила груз невозможности взлететь.

Всё вокруг — ширь горизонта, ритмичный плеск волн, теряющийся в глубине, и лёгкий шёпот ветра, — казалось частью великого напева, в котором звучали и величие, и опасность, и безмолвное обещание чего-то неизведанного.

Сюда не часто приходили жители, за исключением таких вот дней, как этот. Земля была вытоптана до серого камня, усыпанного мелкими трещинами, будто сама природа старалась создать иллюзию бойцовской арены.

На противоположной стороне уже ждали два воина. Один из них — Крушимир, старший мастер тактической магии, седовласый и хмурый, словно волк. Второй — Зверан, сын вождя и друг детства Иная.

Зверан поднял руку в приветствии. Его лицо, обрамлённое длинными светлыми волосами, оставалось спокойным, но в глазах искрился вызов, словно молния, готовая ударить в любой момент. Инай попытался улыбнуться, но вместо этого кивнул, чувствуя, как внутри него всё сжалось.

Когда все заняли свои места, в круг вошёл Дарен, вождь силян. Он, как и все воины был без языка, но выражался не искрами, а разноцветным туманом, и для большей ясности его речь озвучивала громогласная женщина Ида. Её голос был тяжёлым, как рёв моря, ударяющего о скалы. Инай часто просыпался под ее утренние крики, когда она то выгоняла соседского пса со своего крыльца, то кричала на мальчишек, сломавших ей забор. Она постоянно на кого-то кричала. Голос был её силой.

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы испытать Иная, сына Володара. Сейчас он докажет, достоин ли быть воином, а весь круг испытаний покажет, достоин ли Инай быть жителем утёса шести племен.

Голос Иды вызвал мурашки у Иная. Толпа одобрительно загудела, но Инаю казалось, что этот шум лишь усиливает его страх и одиночество.

— Начали!

Туман взорвался словно вулкан, Ида крикнула что есть сил, а два воина ринулись в бой.

— Царицы подземные, помогите… — прошептал Инай, едва слышно для самого себя.

Он вспомнил молитвы матери, обращённые к древним подземным богам — Лавине и Магните. Он не верил в них, никогда не верил, но теперь, стоя перед лицом смертельной опасности на своём первом испытании, решил на всякий случай попросить их помощи. Лучше показаться слабым перед вымышленными силами, чем не попытаться вовсе.

Инай приготовился к атаке, но всё произошло быстрее, чем он ожидал. Зверан исчез с одного места и появился в другом. Его фигура растворилась в воздухе, чтобы затем возникнуть за спиной Иная.

Удар не заставил себя ждать — мощная атака выбила его из равновесия. Крушимир воспользовался моментом: его движение было плавным, как течение реки, но каждый шаг скрывал смертоносную точность. Инай поднял меч, едва успев отбить удар, но следующий пришёл так быстро, что его руки дрогнули.

Клинок Крушимира вибрировал от удара, издавая резкий звон, будто смеясь над слабостью юноши. Инай сжал зубы, ощущая, как тяжесть меча заставляет его бороться не только с противником, но и с самим собой, чтобы не потерять равновесие.

Ему казалось, что он дерётся с тенями, а не с людьми. Магия времени делала противников почти неуловимыми.

Зверан атаковал молниеносно, исчезая и появляясь с неожиданной стороны. Инай едва успевал защищаться. Каждое движение давалось с трудом. Сердце колотилось так громко, что он боялся: враги могут услышать его стук. Пот катился по вискам, капли стекали за ворот рубашки.

Он чувствовал себя пойманным в ловушку, в прямом и переносном смысле загнанным к самому краю обрыва, перед неминуемой гибелью.

Но тут он вспомнил слова матери: «Научись видеть и чувствовать мир».

Инай закрыл глаза на долю секунды, вдыхая запах пыли и сухой травы. Всё, что происходило вокруг, словно замедлилось. Острые камни, там внизу, никуда не денутся. Торопиться некуда. В этот момент он осознал: не нужно гоняться за тенями, нужно ждать, пока они сами приблизятся.

С этим осознанием он открыл глаза, увидев, как Зверан вновь переместился. Но на этот раз Инай был готов. Он сделал шаг в сторону от обрыва, предугадав траекторию движения друга, и его меч встретил удар Зверана.

Клинки звякнули, и Инай почувствовал, как тот чуть подался назад.

Крушимир напал с другой стороны, но Инай, словно ощутив его движение кожей, успел уклониться. Меч старого воина рассёк воздух, оставив за собой еле видимую дорожку магии.

— Так значит, ты учишься, — выстрелил искрами Зверан, появляясь перед ним с лёгкой усмешкой.

Инай ничего не ответил, стараясь не упускать из вида друга, следя за ним через искрящееся облако букв. Его взгляд был сосредоточен, дыхание выровнялось. Он начал замечать, как магия времени создаёт рябь в воздухе перед движением. Это не было знанием или даром — это была интуиция.

Следующая атака Зверана снова была предсказана, и Инай использовал это в свою пользу. Он уклонился, одновременно подставив ногу под шаг друга. Зверан потерял равновесие и рухнул на землю, чихнув, от попавшей в нос пыли.

Толпа ахнула, а Дарен, наблюдавший за боем с пристальным интересом, лишь кивнул. Крушимир не дал парню времени отпраздновать победу. Его меч был направлен прямо на грудь Иная, но тот сумел отклонить удар.

Однако старший воин двигался с изяществом, которое невозможно было угадать. Его атака изменила направление, и острие меча едва не задело шею Иная. Мерцана закрыла глаза рукой и схватила мужа за руку.

Инай понял, что его тактика должна быть другой. Он отбросил страх и начал использовать собственное тело, чтобы обмануть Крушимира, делая движения, которые выглядели беспорядочными, но на самом деле заманивали старого воина в ловушку.

Наконец, когда Крушимир сделал шаг вперёд, Инай резко перехватил его клинок и, уловив движение, направил силу врага против него самого, вынудив отступить.

Толпа взревела. Крушимир поднял руку, показывая, что сдаётся.

— Ты меня удивил, мальчишка, — заискрил он, улыбаясь.

Зверан поднялся с земли, потирая бок. Он подошёл к Инаю и хлопнул его по плечу.

— Ты меня переиграл, впервые.

Инай кивнул, не найдя слов. Дарен шагнул вперёд, а голос Иды перекрыл шум толпы:

— Испытание завершено. Инай доказал, что достоин быть воином, — голос Иды прозвучал громко, словно удар древнего колокола, заставив толпу разразиться бурным ликованием.

Но для Иная этот момент был чем-то большим, чем просто победа. Аплодисменты, крики, шум толпы — всё это слилось в приглушённый гул, который казался далёким и нереальным. Этот шум отступил, словно волна, уступая место чему-то большему, чему-то, что поднималось из глубины его существа.

Он стоял в центре круга, сжимая рукоять меча, ощущая, как слабость в руках и ногах сменяется странной, новой тяжестью, которую он раньше не знал. Это была тяжесть принадлежности, словно сам воздух вокруг него признал его своим.

Он поднял голову и посмотрел на людей вокруг. Их лица, столько раз выражавшие жалость, удивление или насмешку, теперь были другими. Взгляды больше не избегали его — наоборот, в них читалось уважение, даже гордость.

Инай вдруг осознал, что он больше не чужак, не мальчик, на которого смотрели с ожиданием, что он потерпит неудачу. Он был своим. Членом племени. Воином. Он вдохнул, ощущая, как воздух наполняет его лёгкие и, вместе с ним, всю его сущность. Это был другой воздух. В нём он почувствовал свободу, пусть и тяжёлую, но теперь его собственную. Ему не нужно было больше доказывать своё место здесь. Это место было его, навсегда. И в глубине души он почувствовал тихую, едва уловимую радость, как если бы маленькая часть его, та, что всегда была одинока, наконец обрела дом.

Ощущение лёгкости схлынуло столь же внезапно, как и накрыло, оставив за собой лишь глухую пустоту, словно волна унесла всё, к чему только что стремилась душа.

Шум толпы теперь звучал едва различимым фоном, словно далёкое эхо, от которого невозможно было спрятаться, но которое уже не трогало сердце. Инай почувствовал, как холодная реальность вернулась с новой силой.

Он вспомнил: это было только начало. Впереди его ждали не только следующее испытание в его племени, но и долгий, изнурительный путь через весь утёс. Шесть племён, множество испытаний, каждое труднее предыдущего.

Радость, что только что взметнулась, словно птица в небе, вдруг рухнула вниз, будто сорванный ветром лист, упавший в глубокую бездну.

Вместо лёгкости в груди появилась усталость, словно тело уже знало, сколько сил потребуется для предстоящего пути. Он вздохнул, пытаясь собрать в себе остатки уверенности, но от того, что впереди его ждали неизвестные, а возможно, и смертельно опасные испытания, стало не легче.

Второе испытание, как сказал вождь Дарен, требовало не силы и ловкости, а ума и способности к тактике. На круг вынесли деревянный стол, покрытый резными узорами. На нём стояли фигурки, каждая из которых представляла воинов, животные силы и природные элементы.

Это была древняя головоломка, смысл которой заключался в том, чтобы перестроить линию обороны деревни, используя минимальные ресурсы. Дарен подошёл ближе, и каждый его шаг ощущался, как набегающая волна, медленно, но неизбежно заполняющая всё вокруг. Он посмотрел на Иная пристально, словно пытался проникнуть в его мысли.

— Ты доказал, что можешь сражаться, — начал он расстилать туман. — Но сможешь ли ты оставаться хладнокровным, когда каждый шаг жизненно важен для племени? Для твоих близких? Это задача не только воина, но и вожака. Сможешь ли ты защитить племя, если враг атакует неожиданно?

Инай кивнул, его пальцы уже потянулись к фигуркам.

Он изучил стол: линия обороны была нарушена, и фигурки врагов окружали деревню с разных сторон. У каждой детали были свои особенности. Волки двигались быстро, но их можно было обмануть. Люди врага атаковали с оружием, и их нужно было задерживать как можно дольше. А внутри деревни находились жители — их безопасность зависела от решений Иная.

Толпа вокруг затаила дыхание. Инай начал двигать фигурки, стараясь выстроить линию обороны. Время от времени Дарен давал подсказки, описывая, как развиваются события: «Волки приближаются с севера», «К востоку виден враг с факелами». Каждое движение казалось простым, но его последствия были огромными.

Если Инай делал ошибку, Дарен останавливал его и показывал, как враги могли бы прорваться.

Инай вспоминал уроки отца. Володар, даже не говоря слов, всегда умел объяснять, как важно просматривать ситуацию на несколько шагов вперёд. Искры, складывающиеся в слова, рисовали схемы боёв, и тогда Инай часами сидел над задачами, пытаясь понять, что сделано не так. Он представил, что это не просто фигурки, а живые люди.

На мгновение ему стало страшно: что если он не справится? Он посмотрел на толпу. Зверан наблюдал за ним, сложив руки на груди, на лице друга была лёгкая улыбка.

Инай снова сосредоточился. Его движения стали увереннее. Он воздвиг заслоны из деревьев, чтобы удержать наступление врагов. Фигурки воинов поставил в ключевые точки, где они могли бы перекрывать подходы к деревне. И, наконец, переместил жителей в укрытия.

Дарен поднял руку, останавливая его. Толпа замерла.

— Всё решено, — протуманил вождь. Он оглядел стол и кивнул. — Ты спас деревню, Инай. Испытание пройдено.

Толпа разразилась аплодисментами. Люди начали обсуждать, как бы они сами справились с такой задачей. Инай почувствовал облегчение. Он показал, что способен думать не только за себя, но и за других. Поклонившись Дарену, Инай перевёл взгляд на отца. Володар поднял руку, и на миг их глаза встретились.

Вечер в деревне силян всегда был тихим и умиротворённым, но сегодня всё было иначе. Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо густыми мазками багрянца и золота, словно художник наносил последние штрихи на бесконечный холст.

Лучи пробивались сквозь переплетение ветвей и ложились на землю неровными полосами, напоминая узор старой, смятой скатерти. Каждый луч касался крыш домов, словно прощаясь, прежде чем уступить место надвигающейся ночи.

В воздухе густо смешались запахи: древесный дым, что неспешно тянулся из кострищ и труб домов, аромат жареного мяса, насыщенный и пряный, и травяной настой, исходивший из глиняных сосудов, которые женщины расставляли по дворам. Этот вечер казался живым, наполненным мелкими, едва заметными движениями: лёгкий скрип деревянных ставен, шелест ветра в листве, тихий смех и приглушённые разговоры.

Огромный костёр пылал в центре деревни, языки пламени поднимались высоко, словно стремясь коснуться звёзд, которые уже начинали проглядывать на тёмнеющем небе. Тепло огня ощущалось даже на расстоянии, пробираясь сквозь вечернюю прохладу, заполняя пространство мягким, пульсирующим светом.

Вокруг костра, танцуя вместе с тенями и языками пламени, кружились дети, их смех и радостные крики разрывали тишину леса, перекликаясь с ритмичным стуком бубнов, которые выбивали живой, трепещущий ритм.

Инай устроился на резной лавочке, рядом с семьёй.В его руках была деревянная миска с горячей кашей и мясом, густо приправленная травами. Пар из тарелки поднимался ленивыми клубами, щекоча нос ароматами специй.

Он неторопливо и отстранённо ел, не отрывая взгляда от пламени костра, где иногда вспыхивали зелёные и синие отблески — кто-то подбросил в огонь волшебные травы для украшения.

Рядом сидел Зверан, старший сын вождя и друг Иная. Захватывающие огоньки его рассказов наполняли воздух вокруг, словно его предназначение заключалось в том, чтобы делиться ими.

— Испытание было непростым, — искрил он, размахивая руками, — но в такие моменты ты понимаешь: лес или принимает тебя, или отвергает. Я стоял перед огромным деревом, и оно заговорило со мной. Сказало, что если я не найду нужный камень в реке, то не смогу пройти дальше…

Инай слушал, стараясь улыбаться, но мысли его были где-то далеко. Он ловил каждое слово друга, но не мог избавиться от ощущения, что всё это чуждо ему. У Зверана был дар, который открылся, как полагается. У него самого — нет.

Мерцана подошла, держа в руках миску с фруктами. Она поставила её перед сыном и, наклонившись, слегка коснулась его плеча. Её глаза сияли мягкой улыбкой, но глубоко внутри, в самой их тени, пряталась тревога, едва заметная, но ощутимая, как тонкий лёд под ногами. Инай уловил это мгновенно — словно невидимый холодок скользнул вдоль позвоночника, заставляя его чуть напрячься, хотя он и не мог сразу понять, в чём дело.

— Ты справился сегодня, — сказала она тихо. — Но это только начало.

Он кивнул, не глядя ей в глаза. Толпа вокруг костра была в самом разгаре праздника, когда в воздухе что-то изменилось. Шорох голосов затих, будто их сдавил невидимый купол. Люди начали оглядываться, и в этот момент к костру вышел Траян.

Дед Иная был высоким, но слегка сутулым. Его шаги, шаткие и неровные, оставляли на земле глубокие отпечатки. В руках он держал резную, старую деревянную кружку, из которой плескался мёд. Его запах, густой и тяжёлый, наполнил воздух вокруг, перемешиваясь с дымом. Но кроме запаха меда, от деда исходили волны тёмной силы, которая словно смола поглощала всё веселье.

— Ты думаешь, это всё? — внезапно крикнул он громко, его голос, хриплый, резкий и дрожащий, заставил всех замолчать. — Это всё детские игры, ха! Что вы тут празднуете то?

Все повернулись к нему. Даже дети, только что кружившиеся у костра, остановились, будто заворожённые. Траян ухмыльнулся и поднял кружку высоко над головой, а затем перевёл взгляд на Иная.

— Посмотри на меня, мальчик, — произнёс он, водя свободной рукой туда-сюда и шатаясь. — Настоящие испытания ждут тебя там! За пределами деревни! Там, где обитает Вихрь… Он сломает тебя, как сломал меня! И никто тебе там не поможет… Ни люди, ни духи, ни подземные боги, ни небесные.

Инай молча смотрел на деда. В словах старика было что-то большее, чем просто обида или злость. Это было предупреждение, глухой удар тревоги, который отозвался в его груди. Вокруг повисла глубокая тишина, нарушаемая только едва слышным треском дров костре.

— Сейчас не время предаваться страхам, Траян, — туман Дарена осветил тишину.

Вождь встал из-за стола, его фигура, высокая и прямая, казалась спокойной, но мощной, как дуб.

— Страхи, — вымолвил Траян, будто опасался оступиться. — Помни, внук, Вихрь не видит нас, как мы видим друг друга. Нет… Его зрение — это зеркало наших страхов и пороков, всего самого тёмного и отвратительного, что мы носим в себе. Мы сами открываем перед ним двери, позволяя войти. Чем сильнее наш страх и глубже сомнения, тем мощнее он становится. Он не отнимает эту силу — мы сами её ему отдаём.

Увидев, как к нему приближаются несколько воинов, он хмыкнул, развернулся и, пошатываясь, побрел прочь, оставляя за собой только тягучий запах мёда и липкое ощущение тьмы. Праздник продолжался, но радость ушла, как дым, уносимый ветром.

Инай остался сидеть у костра, глядя в огонь. Его мысли кружились, словно те самые искорки, которые вырывались из пламени и исчезали в воздухе.

Он вспомнил отца, его вечерние рассказы у огня: «Вихрь… он не просто буря. Это гнев земли, это шёпот огненных рек, что никак не может вырваться наружу». Тогда эти слова казались сказкой, но стоило костру потухнуть, как в голове начинали копошиться тени.

Он вспоминал, как, лежа под одеялом, старался не слушать вой ветра за окном, но в этот звук всегда вплеталось нечто иное — едва слышные шорохи, словно кто-то крался мимо дома, оставляя после себя тягостную, давящую пустоту.

Ещё Инай вспомнил детские страшилки. Дети пугали друг друга: «Если будешь плохо себя вести, Вихрь тебя найдёт. Он увидит твой страх, твою слабость. Смелых он не трогает — он забирает только тех, кто дрожит».

Инай, конечно, смеялся вместе со всеми, но в самые тёмные ночи, когда он был один, эти слова возвращались, словно эхом. Ему казалось, что тень за окном растягивается, становится чем-то большим, чем просто движением ветвей.

Он вспомнил, как однажды старик Радей рассказывал детям у деревенского храма: «Вихрь живёт там, где гаснут звёзды. Ты его не увидишь, ты его почувствуешь. Это как мороз внутри тебя, который не зависит от погоды».

Тогда все слушали с раскрытыми ртами, а потом разбежались по домам, но Инай долго смотрел на небо, пытаясь разглядеть, где же эти потухшие звёзды.

Костёр треснул, и он вздрогнул, возвращаясь в настоящее. Пламя напомнило ему ещё один рассказ. Инай вспомнил, как однажды отец поделился другой историей — той, что редко звучала в кругу племени. Это был не просто миф, а нечто большее, как некий шёпот, передаваемый из поколения в поколение.

— Вихрь… его не всегда боялись. Когда-то, в начале времён, он был даром. Его создал высший бог, тот, кто видел людей насквозь. Люди жили слепыми, не замечая своей истинной сущности, не зная, кто они на самом деле. Они блуждали по миру, полные гордыни, думая, что их души чисты, а намерения праведны. Тогда бог, устав от их заблуждений, вдохнул в мир Вихрь.

Отец тогда на мгновение замолчал, и искры, вырывающиеся из костра, казались продолжением его слов.

— Вихрь не был злом, как многие думают. Он был зеркалом. Там, где он проходил, он раскрывал правду. Он видел сердца людей и показывал им то, что они прятали даже от самих себя: страх, зависть, ярость. Он не наказывал и не мстил, он лишь отражал.

Но правда — как нож. Люди не смогли вынести её. Они обозлились на Вихрь, назвали его проклятием и отвернулись от него, как отворачиваются от тени в ночи.

Голос отца стал тише:

— Разгневанный, обиженный их отказом, Вихрь ушёл в глубины земли, где его дыхание стало тяжёлым, а сердце — пустым. Но он не исчез. Он нашёл утешение у подземных богов. Вихрь остался частью этого мира, чтобы однажды вернуться и вновь показать людям их настоящую суть. Потому что истина не исчезает от того, что её прячут. Она ждёт. И каждый, кто встретится с Вихрем, увидит в нём самого себя — сильного или сломленного, чистого или опалённого тьмой.

Инай снова вспомнил слова деда, и те застряли в его голове, как шип. Он пытался отмахнуться от них, но чем больше думал, тем яснее осознавал, что Траян возможно был прав. Всё, что происходило сегодня, было лишь началом.

Настоящие испытания ждали впереди, там, где он будет один, без помощи семьи или друзей. Что ждёт его в других племенах? Лес шептал невнятные тайны на своём языке, а треск костра звучал, будто отсчитывал время, мерно и неотвратимо.

Где-то вдали завыла птица, её голос разрезал ночную тишину, заставляя холод пробежать по коже. Инай поднял взгляд на небо. Звёзды, рассыпанные, как пыль древних миров, висели в неподвижной тишине. Их свет не грел, но что-то внутри этого безразличного блеска притягивало, как взгляд существа, видящего всё сразу.

Ночь опустилась мягко, словно тёмное крыло, охватив деревню. Она не укрывала и не защищала, но открывала что-то иное — пространство между мирами, где всё обретает свой настоящий вид.

Инай ощущал это, как лёгкий трепет в груди: ночь словно наблюдала за ним, её взор был бездонным, как вечность. В ту ночь он долго не мог заснуть. Его мысли неугомонно плясали словно огонь: горячие, пульсирующие, пожирающие всё, что он пытался скрыть.

Утром Инай стоял на краю деревни, сжимая ремень рюкзака. За его спиной собрались все, кто был ему дорог: отец, мать, Зверан и другие друзья детства.

В их глазах отражались и тревога, и надежда, смешиваясь, как ледяной мороз и тёплая зола, оседающая на земле. Даже Володар, обычно сдержанный, подошёл ближе, чтобы положить руку на плечо сына. Её тяжесть была одновременно успокаивающей и обременяющей.

— Помни, сын, каждый шаг — это испытание, — промолвил он, высекая искры из ладони. Они взлетели в воздух, образуя слова: «Сила в духе». Это была единственная возможность отца выразить чувства, и Инай принял это как благословение.

Мерцана, мать Иная, стояла чуть поодаль вместе с Деей, дальней родственницей Володара. Мать смотрела на своего ребёнка, который вступал во взрослую жизнь и должен был встретить её лицом к лицу в полном одиночестве.

Мерцана еле сдерживала слезы и вспоминала как они с Володаром приезжали в гости к Дее на другой утес.

Она тогда была на восьмом месяце беременности и Володар предложил ей навестить Дею на другом континенте. По общепринятой традиции континенты эти назывались утёсами, из-за отвесных скал, опоясывающих эти каменные корабли по кругу.

С утёса на утёс можно было добраться не только по морю, но и через странные арки, сложенные из огромных гранитных блоков. Говорили, эти арки сохранились со времён, когда земля была единой. Тогда магия текла свободнее, и люди могли шагать с края мира к другому, не зная преград. Со временем континенты раскололись, а арки остались — молчаливые и непонятные.

Никто не мог сказать, кто именно их воздвиг, но все знали: каждая арка стоит в месте, где силы земли сходятся в тугой узел. Именно в таких местах гранит пульсирует незаметной глазу жизнью, а воздух вокруг становится плотнее.

Переход через арку считался делом рискованным: не хватило мужества — портал не впустит или выбросит не туда, нарушил ритуал — и можешь не вернуться вовсе.

Однако идущие на риск получали бесценное преимущество — почти мгновенное перемещение на другой утёс.

Раньше, когда племена были едины, таким путём пользовались воины и знахари, чтобы защищать земли или лечить больных в соседних краях. Сегодня же каждое племя сторожит свои арки, ревнуя к ним как к сокровищу и оружию одновременно.

«Говорят, если не боишься распасться на осколки, портал перенесёт тебя целым. Если же сердце дрогнет, то часть души остаётся в камне, а тело всё равно окажется в другом месте… Только жить потом станет не в радость».

Перед аркой обычно проводят короткий обряд: на алтарный камень, вделанный в основание, кладут ветку свежесрезанного дуба или каплю крови, символизируя согласие с магическими силами. Арка при этом слабо вибрирует, и в пространстве между гранитными столбами рябит дымка, похожая на жар над костром. Когда рябь становится отчётливой, смельчак шагает вперёд — и всё вокруг проваливается в гулкую пустоту на миг, а после запахи, звуки и даже вкус воздуха меняются.

Если обряд выполнен верно, путешественник оказывается на другом утёсе, чувствуя лишь легкое покалывание в суставах, да осадок в душе. А если что-то пошло не так — о таком исходе ходят лишь пугающие слухи.

Считалось, что не каждый достоин этих врат. Одни племена давали на переход благословение всем желающим — лишь бы располагали к себе духов утёса. Другие ревностно хранили ключ к порталу, позволяя путешествовать только избранным воинам или знахарям.

И всё же, несмотря на риск, люди не переставали пользоваться этой дорогой: цена мгновенного перехода между расколотыми землями оправдывала себя, когда в игру вступали судьбы племён или спасение от древних опасностей.

Но не на всех утесах были эти арки, тогда ездить в гости приходилось по морю. Мерцана сначала не хотела уезжать, потому что близился девятый месяц беременности и тогда порталом пользоваться будет запрещено, для безопастности малыша придется возвращаться по морю.

Но хоть девушка не очень то и любила морские путешествия, да и воду в целом, всё же она согласилась на предложение мужа.

Они подошли к древним гладким камням, обросшим легендами со времён разделения. Никто не знал наверняка, как работают эти порталы — даже лесник Всеволод, старейший и мудрейший среди них, чей возраст приближался к двум векам.

Шагнув под тень загадочной арки утёса шести племён, муж и жена почувствовали, как их ноги утопают в песке другого утёса — мир вокруг изменился в одно мгновение.

Там, с улыбкой на лице уже ждала гостей Дея — родственница Володара и, как обычно, обняла их. Утес древичей отличался от утеса шести племен. Тут было меньше леса и больше гор, скал и пещер, да и люди в основном жили в каменных домах или в земле. Здесь ещё помнили древние техники работы с камнем, поэтому все сооружения были красивы и величественны.

На утёсе было множество горячих источников. Их пар поднимался над камнями, особенно по утрам, когда воздух был прохладным. Этот лёгкий туман стелился по земле, как шелковое покрывало, добавляя местности таинственности.

Для Мерцаны посещение источников стало ритуалом. Каждый раз, когда Володар уходил на собрание с местными воинами, она спускалась к одному из бассейнов, выложенных тёмным базальтом, и окуналась в горячую воду. Тепло обволакивало её, расслабляло мышцы, а тонкий запах серы, который она поначалу находила резким, со временем стал привычным и даже приятным.

Сидя в воде, она слушала, как где-то вдалеке журчали ручьи, стекая в природные резервуары. Иногда мимо источников проходили местные жители, их силуэты мелькали в тумане, словно призраки. Одни здоровались кивком, другие молча шли своей дорогой, но все казались спокойными и сосредоточенными.

Здесь, в источниках, Мерцана размышляла о будущем. Она представляла своего ребёнка, размышляла о том, каким он будет, думала о доме, о тех днях, которые они с Володаром оставили позади.

В один из дней она решилась отправиться в пещеры, которые уходили глубоко в горы. Её привлекали рассказы местных о том, что эти проходы — не просто изломы земли, а словно выдолблены чьей-то древней волей, оставившей за собой знаки народов, живших здесь задолго до того, как утёс стал пристанищем нынешнего племени. Её проводником стала Дея. Они взяли с собой масляные лампы, которые отбрасывали тёплый, дрожащий свет на каменные стены, где виднелись странные знаки и изображения. В одном из залов, куда они пришли, стены были покрыты резьбой: фигуры людей с копьями и щитами, огромные звери с длинными клыками и пастями, открытыми в беззвучном рыке.

— Здесь, говорят, жили наши предки, — объяснила Дея, слегка касаясь резьбы. — Они знали, что камень — это память земли, и если вырезать что-то здесь, это останется навсегда.

Мерцана водила пальцами по камню, чувствуя холод и шероховатость его поверхности. Её мысли уносились в те времена, когда эти люди шли через свои леса, через горы, пытаясь сохранить свою жизнь и культуру.

Девушка постепенно привыкала к этому утёсу и его обитателям. Их обычаи, казалось, подчинялись древним правилам.

По утрам мужчины и женщины выходили на работы: одни отправлялись в горы, добывать редкие минералы и камни, другие занимались охотой или ремёслами. Она наблюдала, как женщины, используя диковинные приспособления вырезают из камня посуду, украшенную тонкими узорами. Каждый узор что-то значил: знак семьи, символ духа-защитника, иногда — просто благопожелание. Девушка научилась понимать эти символы.

Она проводила много времени с местными женщинами, слушая их истории о том, как утёс защищал их во время бурь, о преданиях, связанных с духами, живущими в горах.

Раз в неделю племя устраивало общие ужины у огромного очага, выложенного в центре главной площади. Здесь жарили мясо, запекали корнеплоды в горячих камнях и варили густые супы из трав и грибов, которые собирали в пещерах. Мерцана сидела вместе с местными женщинами, а рядом с ней всегда был Володар. Его яркие оранжевые искры рассказывали их общие истории, заставляя собравшихся смеяться.

Она помнила одну из таких ночей особенно ярко. Сильный дождь, гулкий и мощный, барабанил по крышам каменных домов, а они сидели под навесом, слушая, как старик рассказывает древнюю легенду. Вокруг пылал огонь, а свет его плясал на стенах, оживляя тени.

У древичей они пробыли немногим больше месяца. Коричневый сентябрь ушёл и потух, словно костёр. Его последние отблески ещё мелькали в тёмных ветвях деревьев и на потрескавшейся земле, но уже не давали тепла. Свежий ветер, словно дыхание зимы, гонял по пустым утёсам сухую листву, кружил её в воздухе, а потом уносил прочь, будто пытался зачистить следы прошедшей осени. Всё в мире словно замерло, готовясь к следующему этапу — цветени.

Мерцана любила это время года. Цветень всегда поражала её, заставляла замирать, как перед чем-то неизведанным. Это было не просто изменение времени года — это было второе пробуждение природы, словно мир получил шанс вдохнуть ещё раз перед финальным приходом зимы. Деревья окутывала плотная тёмная листва, где глубокие синие, фиолетовые и чёрные оттенки сливались воедино, придавая лесу загадочность и ощущение чего-то нереального, словно он был частью другого мира.

Земля, укрытая новой травой, светилась розовым, голубым и лавандовым. Это было не буйство зелени, как летом, а утончённое, почти эфемерное зрелище. Цвета казались зыбкими, словно сгустки света, заключённые в хрустальные лепестки и листья.

И вот, стоя на краю утёса древичей, Мерцана вглядывалась в горизонт, видневшийся за порталом, и её сердце наполнялось тихой, глубокой тоской.

На её родных землях цветень была иной. Там фиолетовые кроны деревьев создавали арки, которые сводились над тропами, делая их похожими на природные своды храмов. Трава росла гуще, и её голубые и розовые стебли утопали в тенях ветвей, создавая ощущение, будто земля покрыта мягким ковром.

Она вспомнила запах родного леса: влажный и тёплый, с тонкими нотами прелой коры, свежего мха и сладких ягод, которые созревали именно в эту пору. Там каждый уголок природы знал её имя, принимал её, как часть себя. А здесь, на чужом континенте, всё было иначе. Ветер, земля, даже запахи — всё казалось холодным, отчуждённым, несмотря на красоту этого места.

Она перевела взгляд на портал, который мерцал у самого края утёса. Его поверхность, будто натянутая пленка воды, сияла золотыми и зелёными бликами. Казалось, что он дышит, как живое существо, тихо зовя её сделать шаг вперёд. Но было нельзя. Срок беременности был слишком большим. Девушка опустила руку на живот, чувствуя, как внутри неё шевелится ребёнок.

Её малыш должен родиться там, где его мать будет чувствовать себя частью чего-то большего, где земля примет его, как своего.

Сильный ветер трепал её накидку, заставляя ткань шуршать, как сухие листья. В руках она держала небольшой узел с вещами, аккуратно перевязанный полосой льняной ткани. Её ладонь, привычно лежащая на округлившемся животе, казалась неподвижной, но внутри бушевала буря.

— Милая, — раздался рядом мягкий голос, и её плеча коснулась тёплая рука.

Дея с улыбкой наблюдала за Мерцаной, словно понимая каждую её мысль.

— Я всё понимаю, но что поделать? — сказала она, её голос был тёплым, как утреннее солнце. — Мы вызовем Молниара, и ты доберёшься домой быстренько. Обещаю, почти без качки. Мерцана вздохнула, чуть прижавшись к Дее, и кивнула.

Они вошли в деревянную кабинку, висящую на толстых тросах. Кабинка покачивалась на ветру, скрипя старыми металлическими креплениями. Её деревянные стены были вытерты до гладкости, а в щелях чувствовался холодный морской воздух. Большое окно открывало вид на зелёное море, раскинувшееся до самого горизонта.

— Ох, как я не люблю высоту и эти хрупкие кабинки, — пробормотала Мерцана, хватаясь за ремень, протянутый вдоль стены.

Она взглянула вниз, где под ними медленно тянулась каменная тропа, ведущая к пирсу. Высота заставила её сердце сжаться, и она резко отвела взгляд, уставившись на свои сапоги.

В этот момент Володар «заговорил». Кабинка наполнилась ярким красно-оранжевым дымом, который будто разлился по воздуху, заполняя пространство. Дым был густым, сверкающим, с тонкими искрами, танцующими в его глубине. Сначала в нём появилась фигура Володара: тёмные волосы, строгий взгляд, руки, упёртые в бока. Его поза выражала очевидное недовольство. Затем дым изменился. В нём проявилась сцена: Мерцана, стоящая на краю утёса, с ужасом в глазах, кричащая, её руки судорожно держатся за живот. Следом появился ребёнок: темноволосый мальчик с карими глазами, который, унаследовав страх матери, вопил при виде обрыва.

— Ха! — рассмеялась Мерцана, её страх сменился добрым раздражением. — Милый, с чего ты взял, что у него будут карие глаза? Может, он унаследует мои зелёные?

В дыму фигура Володара пожала плечами и улыбнулась, словно признавая, что спорить бессмысленно.

Кабинка остановилась внизу, издав мягкий скрип. Они вышли на каменную тропу, которая плавно переходила в гранитный пирс. Пирс был огромным: его прямоугольные плиты, идеально подогнанные друг к другу, создавали впечатление монолитной структуры. По краям покачивались лодки, корабли и даже плавающие дома, некоторые из которых были украшены яркими узорами и фигурами животных.

Воздух здесь был совершенно другим. Он был пропитан солью и влажной древесиной, а в каждом вдохе чувствовался лёгкий привкус смолы и водорослей. Где-то рядом перекатывались круглые камни, гонимые волнами, а скрип судов создавал музыку, которую можно было услышать только здесь.

Мерцана остановилась, провела рукой по лицу, ощутив прохладу ветра. Она взглянула на гранитные ступени, уходящие в воду, и почувствовала, как земля под ногами будто зовёт её вперёд.

Дея достала из-под своей рубахи золотую ракушку. Её поверхность блестела, отражая лучи солнца. Она подняла ракушку к губам и подула дважды: первый раз коротко, а затем долго, на сколько хватило дыхания.

Сначала ничего не произошло. Казалось, воздух вокруг затаился, как перед бурей. Но затем вдалеке на воде появилась тонкая линия, которая быстро росла. Сначала показался высокий фиолетовый плавник, сверкающий на закатном солнце, как стекло. Он медленно рассекал воду, приближаясь к пирсу.

Затем из волн появилась голова Молниара. Его нос, похожий на копьё, сверкал, отражая все краски цветени, а глаза, большие и чёрные, изучали каждого из стоящих на пирсе. Его тело, огромное, гладкое, будто покрытое шелком, мягко покачивалось на волнах, но в нём чувствовалась сила, которая могла разорвать воду, как ткань. Мерцана сделала шаг вперёд, проведя рукой по животу.

— Ну что, готова? — спросила Дея.

— Да, — ответила Мерцана, чувствуя, как ветер уносит её сомнения.

— Что-то быстро ты сегодня, Молниар, неужто камешки кончились? — Дея крикнула рыбе.

— На то я и Молниар, что быстрее меня нет никого! — ответила рыбина.

Ну не вслух конечно, рыбы то ясно дело не умеют разговаривать, а передав свои слова в умы людей, своим басовитым голосом. Это они умели.

— Я говорила тебе недавно, что нужно будет отвести к утесу шести племен моих родных, и сделать это ох как быстро и ох как аккуратно. За это получишь ты четыре аметиста! Женщина показала один камешек Молниару и тот, не сумев сдержать своей радости, сделал несколько кругов вокруг себя, словно счастливый пес, наконец-то собирающийся на прогулку.

— Я Молниар, — в головах людей снова раздался низкий рыбий голос, — я лично повезу твоих родственников, сделаю это очень быстро и очень аккуратно, но возьму за это шесть аметистов! — рыбина снова сделала несколько кругов по воде.

— Ах ты ж скользкий… Ах ты ж чешуйчатый! — Дея помахала кулаком, — видишь же родит вот-вот красавица, и ты тут торговаться еще вздумал? Ох скажу я своему любимому, ох и разозлится он!

— Ладно, ладно, четыре аметиста, уговорила! Бросай их сюда, и отправляемся немедленно!

Дея ухмыльнулась, бросив камешки, и они упали Молниару прямо в переливающуюся всеми цветами сумку на боку.

— Садитесь в лодку из луана, — сказал он.

Дея молчаливо проводила Мерцану и Володара к серебристо-белой лодке, сверкающей в мягком утреннем свете. Её изгибы были необычайно плавны, словно она сама вытекала из потока воды, становясь её продолжением.

Это было не обычное судно: дерево луан, из которого его создали, будто хранило в себе внутренний свет, мягкий и таинственный, словно отражение луны на гладкой поверхности озера в ночной тиши. Дерево это росло далеко отсюда, на землях восточного народа сатиан, и считалось живым. Его нельзя было рубить, лишь собирать те ветви, что сами падали на землю, словно дерево дарило их тем, кого сочтёт достойным.

Каждая такая ветвь, соединённая особым образом, складывалась в конструкцию, удивительно цельную и гармоничную, будто это не труд человеческих рук, а воля самого дерева. Луан, даже после своей «смерти», сохранял жизнь: его гладкая поверхность теплилась, будто под ладонями чувствовалось слабое сердцебиение, а прожилки древесины напоминали сложную сеть, по которой текла застывшая магия.

Лиловые паруса, сейчас аккуратно сложенные, лежали, как огромные крылья. Их ткань выглядела настолько тонкой, что, казалось, она могла разорваться от прикосновения, но, по слухам, выдерживала любые ветра, становясь твёрже стали под натиском бурь. Когда Мерцана и Володар поднялись на пятиметровую лодку, набежал ветер, и вдруг зазвучал приятный, мягкий голос:

— Меня зовут Витэр. Простите, что подслушивал вас, но так уж вышло, что я как раз направляюсь к утёсу шести племён и могу помочь вам.

— Я Молниар, — с обидой произнесла рыбина, — мне не нужна ничья помощь!

— Да ладно тебе, Молниар, — ласково произнесла Мерцана, выйдя на искрящуюся серебром палубу, — позволь ему помочь нам, не противься, — она улыбнулась, ухватившись за деревянные ограждения борта.

— Ну ладно, ладно, отправляемся, — проворчал Молниар, скрывшись под лодкой и влезая в рыбью упряжку.

Дея передала тканную сумочку с едой и водой, обняла Володара и Мерцану и, попросив обязательно приехать в гости с малышом, поднялась на пирс и махнула рукой.

Путь по морю занял два дня. Мерцана обрадовалась, когда в лучах закатного солнца показался их родной континент, действительно, выглядящий словно корабль великанов, с кружащими тут и там чайками и белыми волнами, бьющимися об острые скалы внизу.

Деревянный пирс был прямо под высоченным утесом, похожим на нос гигантского корабля. На пирсе их кто-то встречал, но издалека не было видно кто именно. Володар выстрелил дымом в знак приветствия и стоящие на пирсе замахали руками и выстрелили синим и зеленым дымом. Витэр попрощался и помчался по своим ветреным делам, а Молниар аккуратно подплывал к пирсу. Два воина, стоящие на причале, пришвартовали лодку.

— Все ли вам понравилось? — устало произнес Молниар, высунув голову со своим носом — копьем из воды.

— Да, спасибо тебе большое, — сказала Мерцана и бросила рыбине камушек аквамарин.

— Молниар всегда к вашим услугам, — повеселевшим голосом произнес он, — доброго вам вечера, а я, пожалуй, отдохну и перекушу, говорят у вашего утеса очень гостеприимные водяные и уютные подводные гостиницы!

— Всего хорошего, Молниар — Мерцана махнула ему рукой и улыбнулась, — ты самый лучший подводный извозчик!

Молниар сделал несколько кругов вокруг себя и скрылся под водой.

Мерцана моргнула и вернулась из воспоминаний. Она сжала руку Деи и решила подойти к сыну. Её лицо оставалось спокойным, но дрожащие руки выдавали тревогу. Она подошла ближе и осторожно прикоснулась к его щеке.

— Ты справишься, — сказала она, её голос звучал уверенно, хотя взгляд искал подтверждения в его глазах. — Ты всегда справлялся. Да помогут тебе подземные богини.

Бабушка Сида протянула внуку сверток с ягодами и травами и трижды поцеловала.

— Ой, да что эти богини, — проворчала бабушка, — на себя рассчитывать надо, да в облаках не витать, коли по лесу идёшь.

Слева раздались щелчки пальцев. Это был Зверан. Его длинные белые волосы постоянно спадали на глаза, заставляя его то и дело встряхивать головой, отбрасывая пряди с лица, словно отгоняя назойливых мошек. Он подошёл, хлопнув Иная по спине, да так, что тот чуть не потерял равновесие.

— Не забывай, кто учил тебя драться. Если встретишь кого-то слишком сильного, скажи, что ты из силян, — искрил он с широкой ухмылкой. — Это их напугает больше, чем твои маленькие кулачки.

Меньшой, давний приятель Иная из племени знахарей, стоявший чуть позади остальных, казался на удивление молчаливым, что было ему не свойственно. Подойдя ближе, он протянул Инаю маленькую кожаную книжицу и усмехнулся:

— Держи. Если вдруг растеряешься, можешь сделать умный вид и притвориться, что читаешь.

Инай принял подарок, кивнув в знак благодарности. Он знал, что Меньшой вложил в эту книжицу больше, чем просто текст. Это был его способ быть рядом даже на расстоянии. Инай обнял родителей перед уходом. Отец, молчаливый как всегда, положил руку на плечо сына. В этой тяжёлой ладони была вся история их рода, вся надежда, которая теперь перекладывалась на плечи Иная. Володар, как никто другой, понимал важность пути, который предстоял его сыну.

Он провёл рукой над своими искрами, формируя слова, которые застыли в воздухе: «Иди с честью». Мерцана же обняла Иная крепче, чем когда-либо раньше. Её зелёные глаза, всегда спокойные, сейчас наполнились слезами, но она не произнесла ни слова. Инай знал, что она хочет сказать, но её гордость за сына перевешивала все страхи.

Когда момент прощания подошёл к концу, все отступили, оставив Иная перед началом лесной тропы. Он оглянулся ещё раз, встречая взгляды тех, кто пришёл его проводить. Они стояли, как стражи у границы, желая ему удачи, но понимая, что этот путь он должен пройти один.

Лес встретил его глухим молчанием, которое сразу поглотило все звуки из деревни. Деревья возвышались, как стражи древнего мира, а воздух наполнился запахом влажной земли и мха. Инай глубоко вздохнул, чувствуя, как его сердце замирает от предвкушения и страха. Позади него был дом, а впереди — неизвестность, которая могла изменить всё.