Дом бьющихся сердец

Оливия Вильденштейн (2023)

Я хотела завоевать расположение принца… а покорила сердце короля. Желание занять трон привело к тому, что я воскресила древнего крылатого монстра — того, которого считала другом, пока он меня не одурачил и не лишил свободы. Лоркан заявляет, будто заботится о моей безопасности. Очевидно, после пяти веков сна Король Воронов перестал отличать реальность от грез, и я пленница. Может, наши сознания и связаны злополучными узами, но я по-прежнему хозяйка собственной судьбы и намерена держаться подальше от Небесного Королевства и пророчества… подальше от него. Впрочем, я быстро осознаю, что от этого собственника не сбежать. Говоря начистоту, я больше не уверена, хочется ли мне.

Глава 2

Небесная таверна — ахаобен на языке воронов, по словам Феба, — вырезана в серой скале Монтелюче и больше походит на мрачную пещеру. Между деревянными подпорками тянутся толстые веревки, на которых висят ряды фонарей. Окна тоже есть, но такие же крошечные, как в моей клетке, которую я отказываюсь называть комнатой. Стены таверны украшены пейзажами, их рисовали мелом и чернилами. Я внимательно их разглядываю, впрочем, вовсе не потому, что нахожу привлекательными. Нисколечко. Как и надстроенный этаж, обставленный мебелью из коряг.

Тюрьма в небе все еще тюрьма. И никакие звезды не придадут ей лоска. Подумать только, а я когда-то умоляла Лоркана, чтобы он пустил меня в замок!

— Божечки, тебе удалось вытащить ее из комнаты! — Голос Сибиллы звенит в ушах.

Она машет нам от столика в углу — то есть у дальней стены, поскольку в овальном помещении углов нет. К счастью, он слегка скрыт надстройкой, а не в самом центре, где нас могут видеть. На меня обращены подведенные углем глаза всех посетителей. Воцаряется такая тишина, что даже слышны взмахи ресниц.

Смущенная вниманием, я прячусь за спиной Феба и подталкиваю его к столику, где Сиб сидит в компании Энтони, Джианы, Маттиа и Риччио.

— Ты не сказал, что тут столько народу, — шиплю я.

— Ну, ведь это таверна, к тому же время обеда. Раз ты работала в подобном заведении, я предположил, что ты сама догадаешься.

Отчего-то мне не пришло в голову, что я столкнусь с кем-то, помимо друзей и пары стаканов вина. Упомянутые друзья наблюдают за мной, как и остальные посетители. Прошло всего три дня с нашей последней встречи, но ребята словно бы постарели на несколько лет. Похоже, дает о себе знать стресс прошедших недель.

Сибилла пихает Риччио, сидящего рядом с ней, требуя освободить стул. Джиана улыбается мне с другой стороны стола.

— Ну, что думаешь?

— О чем?

— О Небесном Королевстве.

— Предпочитаю наше Земное. Оно поярче.

Феб усаживается рядом с Риччио и откидывает волосы на спину, открывая заостренное ухо. Хотя я горжусь другом за то, что он не скрывает, кем является, меня охватывает опасение, что какой-нибудь человек-ворон обратится в птицу и склюет кончики его ушей.

— Она только прошла от своей спальни…

— Клетки, — поправляю.

Феб закатывает глаза.

— От своей клетки досюда, еще ничего не видела.

— Видела предостаточно.

Я складываю ладони на коленях поверх плотных штанов, одолженных у Джианы. Они широки мне в бедрах, которые отощали, ноги вовсе превратились в палки, прямо как в детстве.

Даже нонна, женщина весьма стройная, пришла бы в ужас от моей худобы. Впрочем, вряд ли она обратит внимание на мою фигуру, узнав правду о моем происхождении. При этой мысли сердце болезненно сжимается.

— Как ты себя чувствуешь? — Голос Энтони вырывает меня из мрачных размышлений.

— Крайне раздражена. А ты?

— Не терпится получить новое судно.

— На твоем месте я бы ни на что особенно не рассчитывала. Лоркану ты больше не нужен, ему незачем дарить тебе судно.

От упоминания имени короля разговоры неподалеку резко обрываются.

Густые брови Маттиа изгибаются.

— Он обещал и пока что сдерживал все обещания. Отчего ты так пессимистично настроена?

— Не знаю… — Я пожимаю плечами. — Возможно, это как-то связано с тем, что он держит меня в плену.

— Потому что ты единственная, кто невосприимчив и к обсидиану, и к железу, Фэллон. — Риччио подносит ко рту кружку с какой-то жидкостью.

Сибилла пододвигает мне свой напиток. Они пьют вино, только не игристое, как у нас, а ароматное и насыщенное, как нагретые солнцем ягоды, раздавленные на сырой почве. Вкусно! Разумеется, если меня спросят, то оно мне решительно не по душе!

Я осушаю металлический кубок и со стуком ставлю на стол — черный, словно обсидиан, только шершавый и с неровностями, как у дерева. К тому же обсидиан ядовит для воронов.

— Эй, Коннор! — Феб зовет парня со смуглой кожей и темными глазами, который несет напитки к соседнему столику. — Тволо фион и бай марсо.

Коннор кивает. Мои пальцы на кружке сжимаются. В голове на повторе проносится: «Твило фай аг бай марсо». Ни одного знакомого слова. Впрочем, мои познания отцовского языка ограничиваются десятком слов от силы.

— С каких пор ты говоришь на вороньем?

— Со вчерашних пор. Коннор дает мне уроки. — Феб провожает взглядом бармена… или же владельца бара? Интересно, хоть кто-то здесь хоть чем-то владеет или же все принадлежит Лору?

— Зачем?

— Подумал, будет вежливо изучить язык приютившего нас народа.

Сибилла наклоняется к моему уху.

— Плюс Фебс пытается приставать к другим.

Я удивленно взираю на друга.

— А как же Меркуцио?

Тот проводит рукой по волосам.

— При чем тут он?

— Он тебе нравился.

— Ну а тебе нравился Данте. — Феб вновь поворачивается ко мне. — И посмотри, чем все закончилось.

Я поджимаю губы на мгновение.

— Вот только Меркуцио не записал тебя во враги народа.

— Вороны не враги, милая. — Сибилла берет меня за руку и мягко сжимает пальцы.

Я отнимаю руку и кладу обратно на колени. Как она может так говорить? Они держат меня в неволе.

— Хорошо, что ты наконец увидела истинное лицо Данте, — говорит Джиана, а Энтони внимательно следит за моей реакцией.

Не желая ни думать о Данте, ни обрывать нашу отжившую свой век дружбу, я меняю тему.

— Так чем еще вы все занимались, помимо того, что обратились в вороницизм?

— Вороницизм? — хихикает Риччио.

— Отдыхали, гуляли, знакомились с людьми. — Джиа берет ломтик сыра с деревянного блюда, заполненного кусочками фруктов и поджаренными овощами. — Общаться непросто, поскольку многие вороны не говорят по-лючински. Хотя те, кто говорит, помогают с переводом.

Я замечаю, как через таверну, подобно змее, плавно скользит девушка с черными, как смоль, косами, и глазами еще чернее, затем останавливается у нашего столика. Улыбается. Не то чтобы я ждала, что она начнет рычать или каркать… ладно, немного ожидала.

— Джиа, а́ло!

Джиана поднимает взгляд на новенькую. От меня не ускользает, как ее серые глаза блестят серебром.

— Привет, Ифе!

— Есть свободное место?

— Конечно! — Джиана подвигается.

— А ты, верно, Фэллон? Очень приятно тебя познакомить.

— «С тобой познакомиться», — поправляет Феб.

— Ох, тау! С тобой познакомиться… — Слова раскручиваются с совершенно неправильными ударениями. Лючинский язык походит на мелодию арфы, в то время как вороний подскакивает и перекатывается, как камни на дне бурной реки, — грубо, влажно, гортанно.

Девушка улыбается, обнажая кривоватые зубы, которые, однако, ничуть не портят впечатления — ее красоту отметили и Джиана, и Риччио.

— Ифе — сестра Имоджен, — объясняет Феб.

На ее скуле, под черной полосой косметики, проглядывает маленькое перышко, как и у всех воронов.

— Ты уже встречать Имми?

Воспоминание о помощнице Лоркана ерошит и так колючее настроение.

— Столкнулись с ней и Рибио по пути сюда, — говорит Феб, и при упоминании фамилии Лоркана все в таверне замолкают.

— Ну, я хорошая сестра. — Ифе наклоняется над столом, и ее длинные косы скользят по плечам — которые шире, чему у Джианы, хоть и не такие широкие, как у Риччио. Вероятно, полеты здорово развивают мускулатуру.

Я пытаюсь припомнить, широкие ли плечи у Имоджен. Впрочем, мы встретились в довольно темном коридоре, и я была слишком занята тем, что прожигала взглядом своего тюремщика.

— У нас с тобой много общего, Ифе! — Сибилла насмешливо смотрит на старшую сестру, которая закатывает глаза.

— Лично я предпочитаю Джиа… — Не успевает Феб произнести последний слог, Сибилла хватает с блюда дольку апельсина и бросает в смазливую мордашку нашего друга. Фрукт попадает тому прямо в широкий лоб, сползает по носу и плюхается на стол. — Так ты только доказала мою правоту, Сиб. — Он вытирает с лица сок. — И, кстати, ты за это поплатишься.

Подруга дерзко улыбается, будто подначивая его. О, Феб отомстит. Он всегда отвечает на гадость, но в отличие от Сиб, которая сначала стреляет, а потом спрашивает, у Феба бесконечный запас терпения.

— Так значит, Имоджен работает с вашим королем? — любопытствую я.

— Вашим?

— С Моррготом. Или как его называет ваш народ? — Слово оставляет неприятный привкус на языке: долгое время я считала его именем Лоркана. То есть именем его птиц. Данте развеял мое заблуждение, предоставив перевод: Ваше Величество.

— Ваш народ? — повторяет Ифе, ее брови сходятся на переносице. — Твой отец Кахол, разве нет?

— Ага. — Сибилла подталкивает меня плечом.

Лоб Ифе разглаживается.

— Ты тоже ворон, Фэллон. Лоркан Рибио и твой король тоже.

— Лоркан Рибио никогда не будет моим королем! — Заявление вызывает у посетителей таверны злобное шипение.

Хм… Люблю, когда мне бросают вызов, Биокин.

Я бросаю взгляд на выход из таверны, где я ожидаю увидеть Лоркана. Не найдя его, изучаю каждую тень в поисках золотых бусинок.

Я не бросала тебе вызов.

Тем не менее я его чувствую.

Хотя я формирую ответ лишь мысленно, губы повторяют слова:

— Это не вызов!

— Что? — переспрашивает Сиб.

— Ничего, — бурчу я.

— Полагаю, Фэллон похожа на мать, — Риччио задумчиво потирает щетину на подбородке. — Говорят, принцесса Шаббе была усладой для глаз.

Кровь отхлынула у меня от лица.

— Ты в курсе? — Я оглядываю стол в поисках недоуменно сдвинутых бровей и не нахожу. — Вы все в курсе?

— Лазарус нам сказал, — мягко признается Сибилла, будто чувствуя, что я готова в любой момент сорваться.

Я осматриваю сумрачную таверну, разыскивая гиганта-целителя с заостренными ушами, однако среди посетителей его нет.

— Он думал, что раз Энтони знает, то знаем и мы, — добавляет Джиа.

Взгляд падает на капитана. У него такие же голубые глаза, как у Данте, однако сегодня они кажутся темнее — не как дневное небо, а как океан, простирающийся между Люче и Шаббе.

— Когда ты понял?

Он глубоко вдыхает. Челюсть напряжена, как у меня — спина.

— Той ночью в лесу, с Бронвен.

Той ночью, когда он привел меня к Бронвен и Фурии. О, как же я скучаю по коню, на котором ускакал Данте! Еще одна причина ненавидеть нового короля фейри.

— Зендея была писаной красавицей, — вздыхает Ифе.

Тут к столику подходит Коннор с кувшином, как я надеюсь, вороньего вина, и блюдом жаренных на гриле овощей и фруктов. И никакой мертвечины. Или семян.

— Была? — Я отрываю взгляд он цветастой горы снеди, украшенной такими же черными полосами, как у вороньего народа. — Она что… умерла?

— Нет, — раздается у меня за спиной.

Я оборачиваюсь, и взгляд медленно поднимается все выше и выше, и выше.

— Твоя мама жива, — слышу я хриплый мужской голос на лючинском, и волоски на руках встают дыбом.

Ифе ахает и лопочет что-то на вороньем, однако все мое внимание приковано к окутанному дымом мужчине.

— А́ло, дочь моя.