Хирурги человеческих душ. Книга вторая. Моё время. Часть первая. Вторая оттепель

Олег Владимирович Фурашов, 2023

Книга о судьбе следователя, а затем прокурора Подлужного и его семьи на закате Советского Союза и в годы становления Новой России. О том, как властители наших дум становятся властителями страны, а затем ломают наши судьбы. О том, как важно сохранить верность самому себе. Ибо измена собственным идеалам равнозначна смерти. А животное существование – это отнюдь не человеческая жизнь. А меж тем миллионы советских людей, россиян, следуя за очередным мессией, теряли своё "я". Но как, как определить, для чего же создан каждый из нас? Как не допустить роковой ошибки?

Все события и действующие лица романа выдуманы, все совпадения случайны.

Глава первая

1

Первый секретарь Красносыльского райкома партии¹ Гайда Дмитрий Анатольевич, которого подчинённые за спиной с пиететом именовали «Первым», пребывал в дурном расположении духа. И не беспричинно. Вовсе не оттого, что он просто встал с левой ноги. Ведь у его коллег из других городов и районов Среднегорской области на подведомственной территории всё было на мази, всё было схвачено, как выражались тогда в среде партийных работников, и ситуация находилась под контролем. А вот у него, у Гайды, в самом северном районе области имелся «мятежный анклав», что не давал ему ни сна, ни покоя.

И сейчас думы главы земли Красносыльской, которую в обиходе ещё кратко называли Сылкой в честь одноимённой красавицы-реки, неотступно вращались вокруг этой «болевой точки». Речь шла об исправительно-трудовом учреждении под кодовым обозначением В-52, которое ввели в район семь лет тому назад. А в английской транскрипции название знаково читалось как «Бэ-52».

Для просвещённого уха советского человека словосочетание «Бэ-пятьдесят два» звучало угрожающе, ибо так же назывался американский стратегический бомбардировщик-стервятник, которым США «утюжили» коммунистический Северный Вьетнам целое десятилетие, уничтожив миллионы невинных людей. Что касается жителей Сылки, то для них шифр «В-52» имел и второй смысл, ибо они знали, что за этим паролем таилось исправительно-трудовое учреждение, включавшее в себя семь колоний-поселений. Но если свободолюбивый вьетнамский народ, в конце концов, вывел у себя «В-52» подчистую, как вошь тифозную, то советский «тёзка» реально угрожал северянам и не думал сдаваться.

В Красносыльский район В-52 ввели потому, что местное производственное объединение «Сылкалес», в котором работали обычные вольнонаёмные граждане, стало из года в год снижать объёмы лесозаготовок. Если прежде оно поставляло более миллиона кубометров первоклассной хвойной древесины ежегодно, то на исходе едва-едва дотягивало до магической цифры. И задумка теоретиков заключалась в том, что В-52 при помощи «двойной тяги» выведет лесодобычу на рекордную орбиту. А под двойной тягой они подразумевали «местных работяг и дешёвую рабсилу зэков».

Хитроумный прожект родился в недрах главного управления по исправительным делам МВД СССР (преемник знаменитого ГУЛАГа) и областных инстанций Среднегорска. Против него пробовали возражать члены Красносыльского райкома партии и депутаты райсовета, однако на них так цыкнули сверху, что кое-кто «поджал хвост». Да и немудрено было «не наложить в штаны», ибо «непуганых воробьёв» на Сылке было явно маловато. Почему маловато, станет ясно из дальнейшего повествования. Кроме того, в Советском Союзе с некоторых пор спорить с вышестоящими инстанциями, было не принято.

«Не уподобляйтесь собаке на сене! — зычно рявкнули на заупиравшихся, было, северян на специальном закрытом совещании. — Сам не ам, и другим не дам — так что ли? Сидите на лучшей лесосырьевой базе в мире, а освоить её — зуб неймёт! Из-за вашей немощи — неполная загрузка мощностей и Красносыльского бумзавода, и самого крупного в Союзе Солегорского бумкомбината. Почему из-за ваших амбиций должны страдать бумажники? А держава недополучать столь нужную ей бумагу и лес?!»

Советская демократия во многом носила формально-бюрократический характер. Однако она предусматривала обязательное согласование важнейших решений на местном уровне. И в ту пору народные избранники Сылки дрогнули. И проголосовали за ввод В-52.

Только «локомотива лесодобычи» из Сылкаспецлеса не получилось. Во-первых, за семь лет из лесных посёлков в соседние районы уехали лучшие лесозаготовители, не ужившиеся с исправительными методами руководства учреждения. Причём, покинуло Сылку не пять и не десять лесорубов, а две с половиной тысячи человек, если считать и членов их семей. Во-вторых, лес, что рос вдоль Сылки и доставлялся путём молевого сплава², вырубили. Теперь его приходилось добывать в гористой местности с помощью сложной лесозаготовительной техники. А вывозить лесовозами. Для такой высококвалифицированной и бережливой работы осуждённые, мягко выражаясь, не слишком хорошо подходили. Потому годовые показатели спецучреждения (гражданское название «Сылкаспецлес») по заготовкам постоянно «крутились» возле миллиона кубометров, но так ни разу и не превысили «заколдованной» цифры.

Впрочем, сейчас Гайду терзали не столько воспоминания о событиях семилетней давности, сколько утренний разговор по телефону с заведующим организационным отделом обкома партии Сурковым. Тот известил о том, что следует готовить наградные документы на полковника внутренней службы Шварца Виктора Генриховича. На того самого Шварца, что являлся начальником В-52. На того самого Шварца, которого за спиной красносыльцы называли не иначе, как Чёрным полковником.

— Орден светит вашему Шварцу, — мажорно подытожил вступительную часть беседы Сурков.

— Не нашему, а «вашему Шварцу», и не светит, а «корячится», — сорвался Дмитрий Анатольевич. — А за какие такие заслуги? План по ремонту жилья в посёлках он сорвал. Соцкультбытом не занимается…

— Сколько ваш полковник заготовил леса в прошлом году? — всё в том же беззаботном тоне перебил его обкомовец.

–…Девятьсот кубов, — поперхнулся и вздрогнул всем грузным телом первый человек в районе. — И что?

— А то, что нынче он взял устойчивые темпы на миллион, — веско проговорил Сурков. — И, судя по всему, график выдержит. А там ему ещё и лампасы на шаровары навесят — генерала дадут.

— Да что ж мы упёрлись, в эти чёртовы кубометры! — обозлившись, непроизвольно сорвался с природного баритона на визг обиженной собачонки матёрый Гайда. — А куда вы денете бездушное отношение Шварца к людям? А то, что в лесных посёлках грязь по колено? А то, что…

— Дмитрий Анатольевич, — повторно, и в уже более твёрдой манере, оборвал его куратор, — решение принято. Вы, полагаю, не мальчик, и не забыли, что значит принцип демократического централизма?³

— Х-хе…Да уж…не забыл, — прокряхтел глава Сылки.

— Вот и исполняйте. Всего доброго.

И не дожидаясь ответного пожелания, Сурков повесил трубку.

Заново пережив тот разговор, Гайда тяжело вздохнул, оторвал взгляд от стола и загнанно посмотрел на председателя райисполкома⁴ Сигеля Иону Абрамовича, находившегося у него в кабинете. От опытного и толкового Сигеля он надеялся услышать дельный совет.

— Как быть, Иона Абрамович? — спросил у него Первый подсевшим от напряжения голосом.

— Расстановка матовая, Дмитрий Анатольевич, — отвёл в сторону взор Сигель. — Без вариантов. Награждение Шварца — не самая большая беда из тех, что принесло нам В-52.

— Попуститься, Иона Абрамович?

— Попуститься, Дмитрий Анатольевич.

–…Кха-а-а, — натужно крякнул лидер красносыльских коммунистов после непродолжительного раздумья. — Нет, не могу. Душа болит. Подамся-ка я на приём к Чиркову.

Чирков был первым секретарём обкома. Он только-только был избран на должность. Оттого, услышав его фамилию, Сигель не без скепсиса покрутил головой:

— Ой ли…Стоит ли игра свеч? Уж больно сложно воздействовать на Шварца. Ведь командуют им из Москвы. Он у области находится всего лишь в оперативном подчинении.

— Быть может ты и прав, а я всё же подамся, — загорелся горячий по натуре Гайда. — Прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик.

И Первый засуетился, отдавая по внутренней связи указания об оформлении командировки и о подаче автомашины для поездки. Параллельно он извлёк из стола пухлое досье «с грехами» спецучреждения.

— Дмитрий Анатольевич, — попытался образумить его рассудительный председатель райисполкома. — Тебе ж завтра, как будто, должны представить нового прокурора. Как его?…

— Подлужный Алексей Николаевич, — подойдя к столу и перевернув листок настольного календаря, вслух прочитал Гайда пометку. — А ведь верно, в одиннадцать ноль-ноль ко мне должен пожаловать он с начальником отдела кадров облпрокуратуры…Потык-Потык-ве-оком…с Потык-ве-око-мом, — наконец выговорил он. — Во как! Ну и фамилия — язык сломаешь.

— Так, может, не стоит пороть горячку?

— Н-нет, — поколебавшись, определился Гайда. — Поеду. А Подлужного предупредим о переносе встречи. И того…, с трудной фамилией, — тоже.

2

Подлужный сидел в аэропорту местных авиалиний Знахаревка города Среднегорска и читал справочник: «Красносыльский район. Центр — город Красносыльск…».

Алексей коротал вынужденное бездействие до объявления посадки в самолёт АН-2, следующий рейсом на самый север области. «Бабье лето» сменилось на неустойчивую, дождливую и ветреную погоду. Типично сентябрьскую погоду. Из-за неё-то вылет неоднократно и откладывался.

Отбывая к месту службы, молодой прокурор района побывал в региональной прокуратуре, где его в путь-дорожку проинструктировал Потыквеоком. При этом начальник отдела кадров посетовал, что вновь назначенный прокурор Среднегорской области хотел бы сказать Подлужному напутственное слово, да очень занят.

Кстати, руководить надзорным ведомством поставили отнюдь не Сясина, на что тот очень рассчитывал, а Лубова. Да-да, того самого Лубова, что ранее возглавлял отдел административных органов обкома партии. И который на пару с партаппаратчиком Монастырским подыскивал место понадёжнее в предвидении краха КПСС. Как говорят в таких случаях: «Хрен редьки не слаще».

Биплан подали только в час дня — вместо десяти ноль-ноль по расписанию. Самолёт совершил короткий разбег по бетонке, взлетел и взял курс на Красносыльск. Полёту мешал сильный боковой ветер и облачность. Началась болтанка. Качка больше напоминала не поэтическое парение в небесах, а пытку грешников в аду, из которых черти вознамерились вытрясти душу. Возникало ощущение, что рьяные слуги сатаны, коих приходилось по чёртовой дюжине на каждого «новопреставившегося», молотили на них горох, оголтело трясли за шкирку и при этом, скалясь, хором напевая: «Баба сеяла горох — прыг-скок, прыг-скок! Обвалился потолок — прыг-скок, прыг-скок!»

Подлужный впервые летел самолётом малой авиации. Однако ему хватило четверти часа, чтобы постичь грустную истину: насколько безобидно игрушечным и умилительным выглядел АН-2 с земли и в штиль, настолько же безобразным и отвратительным он оказался на малых высотах и при нескончаемых, шквалистых порывах ветра. Вскоре большая часть пассажиров, не сдержав «измывательств дьявола», поспешила расстаться с тем внутренним содержимым, коего у них домогались «силы нечестивые». Специальные пакетики пришлись для этих целей как нельзя более кстати.

Алексей и солдатик-узбек, сидевший у противоположного борта и экипированный в форму воина внутренних войск, держались дольше других. Но когда пролетали над древним городом Солегорском, откуда промышленники Демидовы и Строгановы поставляли соль камскую в Москву ещё в 17–18 веках, солдатик разделил участь прочих страдальцев. «Боже мой, — с остатками бодрой иронии подумал Подлужный, преодолевая тошноту, — если это цена за мою новую должность, то страшно даже вообразить, что меня ожидает при вступлении на пост генерального прокурора».

Зато при приближении к месту назначения природа сменила гнев на милость: ветер внезапно стих, дождь прекратился, тучи расступились, и взору свежеиспечённого прокурора открылась его епархия, освещаемая лучами неяркого осеннего солнышка. Алексей увидел бескрайние просторы северной тайги, изумрудную красавицу Сылку, похожую на Фудзияму коническую гору Чинук, прозванную так вогулами⁵ в честь мифического великана, и сам город. Красносыльск был расположен у реки, на идеально чистом песчанике, который не смогла испачкать даже непогодь.

С высоты орлиного полёта была видна каллиграфически чёткая и выверенная планировка населённого пункта, каменные строения и целлюлозно-бумажный завод, разместившиеся в центре его, а также преимущественно деревянные дома — по окраинам. Красоты северного края были столь привлекательны, что ими невозможно было не восхититься.

И (что ничуть не удивительно) Подлужный моментально влюбился в Сылку. Она покорила его с первого взгляда — так же, как некогда его мама и Татьяна. Он безотчётно присох сердцем к ней подобно глупому и несмышлёному утёнку, который, появившись на свет, влюбляется в первый увиденный им движущийся предмет. Чаще всего это бывает мама-утка. Хотя и не всегда.

Наконец АН-2 совершил долгожданную посадку. Вместо полутора часов по регламенту полёт продлился на полчаса дольше. Из самолёта на бетонку аэродрома двенадцать пассажиров вываливались бесформенными мешками. Вид у всех был помятый и измождённый. Подлужному даже почудилось, что сейчас он услышит приветственные слова «великого кормчего» Мао Цзэдуна⁶: «Здравствуйте, мои желтолицые братья!»

Встречающих было немного: пожилая женщина и двое молодых мужчин. Оружейный салют не производился. Оркестр, цветы и почётный караул отсутствовали. Государственный гимн СССР тоже не исполнялся.

Алексея должен был встретить водитель прокуратуры по имени Федя (согласно инструкции Потыквеокома). Один из парней взглядом явно кого-то выискивал в группе прилетевших. Потому Подлужный и обратился к нему:

— Извините, вы Фёдор?

— Ещё вечером им был, — рассеянно ответил тот, продолжая рассматривать пассажиров.

— Прокурор района Подлужный, — негромко отрекомендовался Алексей.

— А не врёшь? — мельком бросив на него скептический взгляд, продолжал тот «на полуавтомате» отслеживать сходящих по трапу.

Ориентированный на прибытие начальника, он, должно быть, готовился к появлению в проёме дверей самолёта кого-то монументального и в годах. Подобного Фиделю Кастро или Карлу Марксу. А тут перед ним нарисовался невысокий и почти равный по возрасту человек.

— Да нет, с вечера перестал обманывать, — с улыбкой проговорил Подлужный.

— Ой! — Испуганным и растерянным междометием ответил ему Фёдор, до сознания которого дошла досадная промашка. — Вы — Алексей Николаевич?

— Ещё вечером им был.

— Извините! Я — Федя. Ваш шофер.

Водитель буквально выхватил из рук прокурора большой чемодан и зашагал к одноэтажному деревянному зданию аэровокзала, возле которого их поджидал старенький УАЗик. От усердия и замешательства Фёдор даже не позвал шефа за собой.

В прокуратуре ждали прибытия начальника. Собрался весь немногочисленный штат: обе помощницы прокурора — Царёва Виолетта Петровна и Сушинская Люсьена Игоревна, следователь — Цыганков Илья Ильич, секретарь-машинистка — Ковригина Зинаида Ивановна, и даже курьер и она же уборщица — солидного вида тётя Маша.

— Здравствуйте! Прокурор района Подлужный к месту прохождения службы прибыл! — шагнув за порог приёмной, слегка шутливо, но сохраняя и официальную интонацию, отрапортовал молодой руководитель, памятуя о маленьком конфузе на аэродроме.

— Добрый день! Добрый день, Алексей Николаевич! — радушно протянула ему обе руки старший помощник Царёва, перекрывая своим грудным контральто общий хор приветственных голосов. — Милости просим! Как долетели?

Царёва Виолетта Петровна — цыганистого вида, крупнотелая и интересная сорокапятилетняя женщина — замещала прокурора до его прибытия. И сейчас по-восточному располагающим пожатием обеими руками она неформально как бы передала ему эстафету.

— Спасибо, нормально долетел, — громче обычного ответил ей Подлужный, у которого уши всё ещё словно были заложены ватой.

Молодой шеф познакомился с сотрудниками, почаёвничал с ними, поделился первыми впечатлениями и осмотрел резиденцию. За встречной церемонией и рабочий день незаметно подошёл к концу.

Фёдор отвёз прокурора в гостиницу. Там Алексею предстояло обитать до тех пор, пока предыдущему прокурору Красносыльска Смыслову не предоставят жильё по новому месту работы. Смыслов был человеком семейным, и его супруга и дети пока проживали в той квартире, куда предстояло вселиться его правопреемнику.

Так обыденно начиналась неизведанная пока страница биографии прокурора Красносыльска Подлужного.

Примечания

1

В описываемом историческом периоде в СССР действовала только одна политическая партия — Коммунистическая партия Советского Союза (КПСС). КПСС монопольно осуществляла не только политическое руководство в стране, но и государственное управление — через партийные фракции коммунистов в советах народных депутатов всех звеньев, а также через подчинённые и подотчётные советам исполнительные органы власти и иные органы госуправления.

2

Молевой сплав — массовый сброс древесины отдельными брёвнами в реку в период паводка, с последующим выловом их ниже по течению в запани (лесозадерживающее сооружение).

3

Принцип демократического централизма — основной организационный принцип, закреплённый в Уставе КПСС. Согласно ему, на стадии обсуждения вопроса допустимы различные мнения, но после принятия решения, оно обязательно для исполнения. Постановления вышестоящих органов обязательны для исполнения нижестоящими. Нарушение данного принципа влекло исключение коммуниста из партии.

4

Председатели исполнительных комитетов в обязательном порядке состояли в КПСС. По должности они претворяли в жизнь решения соответствующих советов народных депутатов, большинство в которых также составляли коммунисты.

5

Вогулы (ныне — ма́нси) — малочисленный финно-угорский народ в России (ранее — СССР). Являются коренным населением Ханты-Мансийского автономного округа — Югры. Часть манси проживает на Севере Урала.

6

Мао Цзэдун — генеральный секретарь ЦК компартии Китая в сороковые-семидесятые годы ХХ столетия.