Джоконда и паяц

Наталья Солнцева, 2013

Время, как разочаровавшийся в себе творец, неумолимо уничтожает женскую красоту… А женщины любыми способами пытаются ее спасти. Так было и будет всегда. И если возникает хоть малейшая возможность удержать время и увековечить свою красоту, женщины согласны на все. Их не страшит даже смерть. Какая выдумка, что все модели известных художников умирали рано! Что отдав своей копии на холсте всю жизненную энергию они тихо угасали. Красавица Алина уверена, что она сможет стать второй Джокондой, затмить своей красотой портрет близкой подруги, вернуть обожание мужа. Ведь художник дьявольски талантлив, она необычайно хороша собой, а влюбленный мужчина ревнует и пророчит смерть, если она вдруг решится позировать. Чушь и предрассудки… Если бы не странная смерть предыдущей натурщицы известного художника.

Глава 8

Черный Лог

— Поздновато ты нынче, телохранитель, — проворчал Санта, открывая Лаврову ворота. — Не поспел к ужину.

— Колесо пробил. Пришлось менять.

— А у нас гость, — сообщил великан. — Начальство твое пожаловало.

— Колбин? — ахнул Роман и тут же убедился, что слуга не лжет. Во дворе стоял «мерс» главы компании.

Ради визитов к вдове Петр Ильич даже освежил навыки вождения и сам сел за руль. Шофер был бы нежеланным свидетелем этих поездок, и Колбин решил обходиться без него. Мысль о том, что сотрудники за его спиной станут судачить о нем, была невыносима.

Лавров сначала опешил, а потом догадался, кто проезжал по той же дороге и попытался его убить. Петр Ильич, милейший человек. Он издалека заметил стоящий на дороге «туарег», сообразил, что Лавров направляется к Глории, увидел его и… прибавил скорость. Это его «мерс» пролетел мимо.

— Замешкайся я на пару секунд, и не быть мне живым, — пробормотал начальник охраны.

— Что-то случилось? — всполошился Санта.

— Говорю же, колесо повредил. Чудом на обочину не снесло, а там деревья. Мог машину разбить.

Он готов был разорвать Колбина на части, но вопреки этому жгучему желанию натянуто улыбнулся и пошел за слугой к дому.

«Вот до чего дело дошло, — гундосил внутренний голос. — Он тебя ревнует к Глории. А ревность — страшная вещь!»

Хозяйка принимала гостя в зале. Петр Ильич, взволнованный дорожным происшествием, сидел за столом. При виде Лаврова он скрыл испуг и досаду за пошлой шуткой.

— Ты ночевать сюда приехал, Рома?

— А вы — поесть? — не остался в долгу начальник охраны.

Колбин, не поднимая глаз, цедил чай. Он проигнорировал вопрос подчиненного. Лавров дерзит, ему плевать на субординацию, а все потому, что Глория его поощряет.

— Санта, принеси бутерброды, — распорядилась она, сглаживая конфликт. — Господин Лавров голоден.

— Я пойду на кухню, пожалуй, — злобно покосился тот на Колбина. — Не буду вам мешать.

— Иди, — кивнула она.

Роман обратил внимание на роскошный букет роз в вазе, на недопитую бутылку шампанского и открытую коробку конфет, которые стояли на столе.

«Небось опять свататься приехал, — подумал он, сжимая кулаки. — Дать бы ему по роже! Да обстоятельства не позволяют. Устраивать драку в доме у Глории невежливо».

— Поговорим! — пообещал он Колбину, удаляясь.

Тот запыхтел, предчувствуя недоброе. Ночью на дороге ослепленный фарами Лавров никак не мог заметить ни номеров, ни марки автомобиля, который пытался его сбить. Но виновник неудачного покушения нервничал. Рома далеко не глуп. Он наверняка заподозрил шефа в нападении, застав его здесь. Правда, доказательств у него нет. Одни домыслы.

— И часто он к тебе заглядывает на огонек? — недовольно спросил Колбин.

— У нас деловые отношения, — холодно произнесла вдова. — Лавров отвечает за мою безопасность.

Глория, одетая в длинное красное платье, раздражала его своей красотой и недоступностью. Она опять водит его за нос, не говорит ни «да», ни «нет». Смеется над ним, дразнит. Ей нравится держать компаньона на коротком поводке. А тут еще Лавров пожаловал… черт его не берет!

Петр Ильич был озадачен своим поступком на шоссе. Он не ожидал от себя такой прыти. Но грех было не воспользоваться случаем, который судьба дает в руки.

«Я не собирался его убивать, — оправдывался Колбин. — Я только хотел проучить нахала!»

На протяжении всего «романтического ужина» он вел напряженный диалог со своей совестью. Впрочем, существует ли совесть? Или ее выдумали люди, чтобы мучить себя и других?

Появление соперника окончательно испортило Петру Ильичу настроение. Он надеялся, что у Лаврова серьезная поломка машины и тот будет вызывать эвакуатор. А ну как начальник охраны вздумает устроить ему разборки? Начнет возводить на него поклеп?

— Пожалуй, мне пора, — заявил он, отставляя чашу. — Темно, а мне еще домой ехать.

Он рассчитывал на предложение остаться на ночь, даже нарочно выпил бокал вина, — но Глория промолчала.

— Я не очень хорошо вожу, — не сдавался жених. — А после шампанского тем более.

— Гаишники тебя не остановят, — улыбнулась хозяйка. — Я гарантирую.

О, как она порой бесила его! Смотрит, будто рентгеном просвечивает.

— Завтра рабочий день, — кивнул он в сторону двери, за которой скрылся Лавров. — Скажи Роме, чтобы не опаздывал.

— Я как раз собиралась просить тебя об одолжении…

У Колбина внутри будто бомба взорвалась. Он догадался, о чем она станет его просить, и понимал, что не сможет отказать. А должен был бы.

— Насчет Ромы? Он тебе нужен?

— На денек, — кивнула Глория. — Думаю, вы обойдетесь?

— А если нет, то что?

— Имеешь право уволить его за прогул. Придется взять его к себе… телохранителем.

Она знала уязвимое место гостя и сознательно шантажировала его.

— Да я не против, — пошел на попятную Петр Ильич. — Я только «за». Давно бы обзавелась парочкой охранников. Я же предлагал. Оплата за счет фирмы.

— Мне Санты хватает. Просто возникла непредвиденная ситуация. Хочу прояснить.

«Без Лаврова никак нельзя?» — крутилось на языке Колбина. Но он, естественно, промолчал.

Оскорбленный и встревоженный, он попрощался с хозяйкой и вышел во двор, к машине.

Глория стояла на крыльце и махала ему рукой. Санта открыл ворота. Петр Ильич с трудом выехал. Из-за припаркованного «туарега» было не развернуться, и пришлось сдавать задом. Он проделал этот маневр так неуклюже, что развеселил великана. Прелестная вдовушка, вероятно, тоже насмехается над ним. Проклятие!

Колбин подумал о предстоящем пути в темноте, по узким проселкам, и окончательно скис.

«Глория специально купила джип, чтобы угодить своему хахалю, — думал он, старательно держась колеи. — Теперь Лаврову нет нужды брать служебный внедорожник, и он может мотнуться за город когда угодно. Ясно, зачем он понадобился Глории. По той же причине, что и другим бабам нужен мужик на ночь».

— Они обманывают меня, — сжав зубы, промычал Петр Ильич. — Оба!

С тяжелыми мыслями он добрался до того места, где чуть не превратился из законопослушного гражданина и порядочного человека в преступника и убийцу.

— О Боже!..

Глава компании притормозил и, глядя на белеющие в свете фар стволы берез, украдкой перекрестился. Словно кто-то мог наблюдать за ним и уличить в злых намерениях…

Москва

Рафик поджидал Кольцову, в нетерпении потирая влажные ладони. Он волновался.

Алина, сияя белозубой улыбкой, выпорхнула из салона красоты. Короткое белое манто открывало ее безупречные колени и икры. Светлые волосы блестящей волной падали на спину.

— У меня в запасе не больше десяти минут, — предупредила она художника. — Мы с мужем идем в театр. У него сегодня свободный вечер.

— Ты любишь его?

— Театр?

— Спортсмена своего, — понуро вымолвил Грачев.

— Я бы никогда не вышла замуж без любви.

— Что-нибудь пишешь?

— Нет, — вздохнула Алина. — Счастье не способствует вдохновению. Я пишу стихи, только когда страдаю.

— У меня все наоборот.

Она взглянула на золотые часики, подаренные ей хоккеистом, и поторопила Рафика.

— Ты обещал сказать что-то важное.

Он любовался Алиной и подбирал правильные слова, которые бы дошли до ее сознания.

— Тебе нельзя позировать Артынову, — наконец заявил он. — Он ведет себя неадекватно. Он…

— Опять ты за свое, Раф!

Никто так не называл его. Только она. Он не видел женщины красивее и тоньше Алины. Почему же она не понимает его? Или не хочет понимать?

Ее глаза под нервными дугами бровей казались чистыми, словно просвеченная солнцем бирюза. Изящный овал лица, правильный нос, маленькие розовые губы. Если забыть о современной одежде, то можно принять Алину за даму, сошедшую с картин Филиппо Липпи или Рафаэля Санти. Неудивительно, что Артынов предложил ей позировать. Такой натурщицы у него еще не было.

Погибшая Ольга Слободянская уступала Кольцовой в цвете волос, округлости форм, мягкости черт, и то Семе удалось написать с нее дивную Венеру.

— Я боюсь за тебя! — выпалил он, хотя не собирался пугать Алину. Чего доброго, сочтет его коварным завистником, который любыми способами вставляет палки в колеса талантливому коллеге.

— Вот еще! — фыркнула поэтесса. — Я большая девочка, Раф, и не нуждаюсь в опеке. Мне едва удалось уговорить мужа, чтобы он позволил позировать. Я хочу увидеть себя на полотне, хочу познать свою внутреннюю суть. Артынов умеет подметить в женщине то, чего она сама в себе не разглядела. Что может быть чудеснее?

— Он наверняка захочет писать тебя обнаженной.

— Ну и что? Это же не съемки для мужских журналов, не порно. Это — высокое искусство!

— Думаешь, муж крепче тебя полюбит, когда твоим портретом будет восхищаться публика и критики? Думаешь, этим ты его удержишь?

Он попал в точку. Попадание вызвало бурный протест госпожи Кольцовой. Она вспыхнула, рассердилась. Да кто он такой, чтобы поучать ее?

— Кажется, вы с Артыновым были друзьями, пока о нем не заговорили, — напомнила Алина. — Теперь, похоже, он стал твоим лютым врагом?

— Мы не враги, мы… даже не конкуренты. Послушай…

— Не мешай мне, Раф, добром прошу.

Он пустил в ход последний аргумент:

— Ольга умерла после того, как Артынов окончил «Венеру».

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не боишься заплатить жизнью за свой портрет?

У Кольцовой пропал дар речи. Она несколько раз судорожно вдохнула, словно ей не хватало воздуха, и разразилась возмущенной тирадой.

— Больше ничего не придумал? Ольга была истеричкой! Она страдала хронической депрессией. Больше всего на свете эта куколка мечтала повыгоднее продать свой товар! То бишь выйти замуж за миллионера, тратить его денежки и ни о чем не заботиться. Ей повезло попасться на глаза Артынову и поразить его своей внешностью. Не будь «Московской Венеры», никто бы о ней не вспомнил. Мало ли девиц выбрасываются из окон?

— Вы были знакомы? — оторопел Грачев.

Алина оказалась не совсем той, взлелеянной его воображением. Ее истинная натура не соответствовала образу, созданному Рафиком.

— Извини, мне пора!

— Мы же не договорили…

— Как-нибудь в другой раз, — небрежно бросила она.

Алина повернулась и зашагала к своей машине. Художник стоял и смотрел, как она садилась в маленький дамский «пежо». А потом побрел к автобусной остановке. В голове засели ее резкие, беспощадные фразы.

По дороге в мастерскую Грачев перебирал в памяти всех, кто мог бы просветить его насчет Ольги и Алины. Чего они не поделили?

Таким человеком оказалась Светлана, бывшая жена Артынова. Именно она когда-то пригласила Алину на поэтический вечер, где и представила ей Рафика. Светлана оформляла зал, в котором проходила та богемная тусовка, устроенная с благотворительной целью. Она по старой памяти предложила Грачеву выставить там свои картины. Из жалости, вероятно. На вечере скучающая пожилая пара приобрела два его натюрморта. Пусть деньги пошли на детский дом, зато хоть какой-то пиар.

Художник решил позвонить Светлане. Та ответила недовольным голосом:

— Рафик, ты? Какими судьбами?

— Я по поводу Алины Кольцовой. Помнишь ее? Она свои стихи читала на поэтическом вечере.

— Конечно, помню. Алина! Они с мужем не пропускают ни одной нашей премьеры. Мы нынче в моде.

— И в этом есть твоя заслуга, — польстил он Светлане.

— Прости, Рафик, у меня завал с работой. Что-нибудь срочное?

— В общем, я по поводу Алины, — повторил художник. — Она… знала Ольгу Слободянскую, ты не в курсе?

— Они дружили, потом побили горшки. Любовная история. Кажется, не поделили парня. Кто он был, не припомню. Наверное, спортсмен. Они обе западали на футболистов, теннисистов, хоккеистов и иже с ними. Разумеется, на тех, которые чего-то добились и прилично получают. А в чем дело?

— Да так… выясняю некоторые обстоятельства. Ты не могла бы рассказать подробнее, что произошло между Ольгой и Алиной?

— Какая теперь разница? — удивилась Светлана. — Ольга умерла, Алина вышла замуж за другого. Все забыто.

— Для меня это важно, — настаивал Рафик. — Я тебя прошу, Светочка, если ты что-то знаешь…

— Ты отнимаешь у меня время.

— Извини, ради бога, — взмолился художник. — Я бы не стал звонить по пустякам. Это вопрос жизни и смерти!

— Даже так? Ну… ладно. — Она помолчала, дыша в трубку. — Кажется, парень занимался большим теннисом, брал какие-то кубки. Я не увлекаюсь спортом.

— Я тоже. Кстати, какие отношения у тебя были со Слободянской?

— Профессиональные, — сухо обронила Светлана.

— Я думал, дружеские.

— Нет. Мы познакомились на презентации коллекции одного начинающего модельера. Я оформляла зал для дефиле, Ольга мне помогала. Тот модельер был ее приятелем. Она согласилась принять участие в показе его одежды за символический гонорар. Мы разговорились. Я рассказала о разводе с Артыновым, она — о своем новом ухажере. Похвасталась, что отбила его у подруги.

— У Алины?

— Как потом оказалось, да. Тогда они и рассорились в пух и прах.

— Еще бы…

— Ту историю с любовным треугольником обсуждали на всех тусовках, — добавила Светлана. — Теннисист славился неуемной страстью к женскому полу и непостоянством. У Ольги его увела какая-то танцовщица из ночного клуба. Должно быть, он до сих пор разбивает сердца доверчивых девушек. Но Алина так и не простила подруге предательства.

— Какое же это предательство? В любви — каждый за себя.

— У тебя все, Рафик? — нетерпеливо осведомилась декораторша.

— Спасибо, ты мне очень помогла.

— Неужели?

— Уверяю тебя, это не праздное любопытство.

— Надеюсь, — вздохнула она. — Давай, пока.

Грачев сунул телефон в карман и сообразил, что не успеет выйти. Автобус набит битком, к выходу не протолкнуться. Он, как всегда, зазевался.

«Может ли между Ольгой и Алиной продолжаться соперничество? — гадал он, смирившись с ситуацией. — После гибели бывшей подруги это бессмысленно. А до?»

Он опять достал телефон и набрал номер Лаврова. Связь с абонентом отсутствовала.

— Фу-ты, ну-ты!

Рафик повторил набор и услышал тот же ответ. Голову сверлила мысль о том, что Алина загорелась позировать Артынову, желая затмить Ольгу. Блистающая в картинной галерее «Венера» напоминала ей о поражении в борьбе за мужчину. В образе богини любви Ольга стала недосягаемой. И Алина решила ее переплюнуть. Смерть соперницы ничего не исправила, только усугубила.

Автобус остановился, и художник начал протискиваться к выходу. Он работал локтями, принося на все стороны извинения.

На улице стояли сумерки. Моросил дождь. Рафик поднял голову, глянул в серое, подсвеченное неоном небо и заторопился к метро. Сегодня ему не суждено было добраться до мастерской. Он бегом спустился в подземку, рассчитывая успеть в Строгино до закрытия галереи.

* * *

Грачеву повезло. Галерея еще работала, и он без промедления направился к «Венере». Огромное полотно освещали несколько настенных ламп. Опаловое тело богини купалось в их лучах. Раковина, на которой она стояла, казалась перламутровой, волосы золотились на ветру. Рафик задохнулся от восхищения и зависти.

Артынов сумел передать тончайшие оттенки света и тени, а от чувственно-нежного взгляда Венеры по телу зрителя прокатилась дрожь. Эта пленительная и развратная красавица прилюдно разделась, потому что ей нечего стыдиться. Она слишком хороша, чтобы ее посмели в чем-либо упрекнуть.

— Извините, мы закрываемся, — донесся до Грачева голос хозяйки.

— Что?.. Ах, да… минуточку…

Он наконец сообразил, зачем спешил сюда через весь город. Чтобы задать нелепый, ненужный вопрос.

— С-сколько стоит эта картина?

— Она уже продана.

— Как продана? Когда?

— Вчера. Новый владелец любезно согласился оставить ее в галерее еще на три дня. Так что любуйтесь, пока она здесь.

Рафика словно окатили ушатом ледяной воды. Продана!

— А… кто покупатель?

Хозяйка повела широкими, как у пловчихи, плечами и сказала:

— Он не просил держать его имя в тайне, но… у нас не принято разглашать подобные сведения.

— Я должен знать! — отчаянно воскликнул художник и прижал руки к груди. — Я должен!

— Вы хотели ее купить?

— Да, — признался он. — Но у меня не хватило бы денег даже на раму.

Хозяйка галереи вдруг сжалилась над этим тщедушным человечком, похожим на клоуна, и нарушила установленное правило.

— Картину приобрел господин Кольцов…