Проклятые Сказки

Марго Ривз (2024)

Представляю вам захватывающую сказку, которая очарует вас с первой же страницы и не отпустит до самого конца! В центре событий — юная наследная принцесса Австрии, оказавшаяся перед лицом страшного проклятия, которое может навсегда изменить её жизнь. Если она не сможет снять заклятье, то сама превратится в щелкунчика! Вместо того чтобы следовать предписаниям и искать выгодную партию, она вынуждена отправиться в опасное путешествие. Заколдованный щелкунчик унес с собой волшебную игрушку, которая является единственным ключом к её спасению. Чтобы вернуть утраченное, принцессе предстоит сбежать из-под строгого надзора отца-короля и отправиться в самые неизведанные уголки волшебного мира, полные загадок и тайн. С ней рядом — верный друг и надежный защитник, королевский стражник Филипп. Вместе они преодолеют трудные испытания, сталкиваются с мифическими существами и найдут отгадки на самые сложные загадки. Но успеют ли они вернуть заветную игрушку до того, как проклятие воплотится в жизнь?

Глава 2

Клара

Когда я шла по роскошному рубиновому ковру, я была уверена, что кто-то следит за мной, но когда я резко обернулась, то обнаружила позади себя только хрустальные люстры и позолоченные стены. Я вздохнул. Вот уже год у меня было ощущение, что кто-то наблюдает за мной с недобрыми намерениями. Ощущение возникало и исчезало, длилось всего несколько минут. Каждый раз рядом никого не было. Я что, схожу с ума? Я яростно трясла головой, отгоняя пугающую возможность и говоря себе, что просто была слишком осторожна. Да и как могло быть иначе, когда моя гувернантка Бернадетт постоянно напоминала мне сидеть прямо, не ерзать и никогда не зевать на людях, уверяя меня своим низким альтом, что даже когда я уверена, что нахожусь одна, за мной, наследницей Австрийской империи, всегда кто-нибудь наблюдает.

Мысли о Бернадетт напомнили мне, что мне нужно идти на урок танцев. Я взглянула на свои карманные часы и поежилась. Было десять минут первого, и я снова опаздывала на урок. Хуже того, на мне были не мои танцевальные тапочки, а мои любимые ботильоны на прочном каблуке в один дюйм, которые позволяли мне быстро ходить и даже бегать, а Бернадетт этого не одобряла.

Проклиная нынешнюю моду, которая предписывает носить нижние юбки в несколько слоев, я подобрала юбки и помчалась по мраморным коридорам к зеркальному бальному залу.

Запыхавшись, я добралась до больших деревянных двойных дверей и поняла, что дежурный охранник — мой дорогой друг Филип.

— Ты опоздала. — Филип с ухмылкой открыл передо мной двери. Его глаза цвета лесной зелени без осуждения оглядели мой растрепанный вид, в то время как я с завистью отметила, что его кожа приобрела золотистый оттенок от весеннего солнца. В отличие от меня, Филип мог в свободное время делать все, что ему заблагорассудится, не беспокоясь о выборе цвета, неподходящего для принцессы.

— Я потеряла счет времени, — призналась я, проскальзывая мимо него в огромный бальный зал. Паркетный пол сиял, люстры сверкали, а Бернадетт пристально смотрела на меня.

— Я рада, что вы соизволили прийти на урок, ваше высочество, ” сказала она сухим тоном. Несмотря на то, что она была пухленькой и ей было за пятьдесят, спина у нее была прямая, плечи отведены назад и опущены, а живот втянут. По сравнению с ней я была неряхой.

Я тут же выпрямилась и изобразила на лице самую милую улыбку. “Прошу прощения, но я сейчас здесь, и мне очень хочется узнать…” Я попытался вспомнить, что я должен был выучить сегодня, но, хоть убей, не смог.

— “Лур", танец вдвоем, танец с партнерами, который вы будете исполнять на балу по случаю вашего совершеннолетия. Как вы, наверное, помните, в прошлый раз мы разучивали основные па.” Бернадетт бросила на меня проницательный взгляд, словно приглашая признаться, что я уже забыла последовательность танцевальных па. “Сегодня мы рассмотрим более сложные движения”.

“Почему мы не можем исполнить польку?” Быстрый и жизнерадостный танец всегда вызывал у меня улыбку и никогда не заставлял зевать.

“Потому что мы изучаем традиционный, классический танец, а не какую-то моду”.

“Он популярен, по крайней мере, с 1840 года. Десять лет — это модно?”

Бернадетт проигнорировала мой комментарий и кивнула седовласому пианисту, который заиграл спокойную, медленную мелодию.

В течение следующего часа я старался запомнить как можно больше па, не сбиваться с ритма музыки и не наступать на ноги своему партнеру, мужчине средних лет с неизменно серьезным выражением лица.

Когда башенные часы пробили час, я выжидающе посмотрела на Бернадетт. “Мы закончили?”

Бернадетт скрестила руки на груди. “Мы останемся здесь, пока ты не разберешься с шагами”.

“А как насчет обеда?” — Спросила я, и мой желудок выбрал этот момент, чтобы заурчать.

Бернадетт неодобрительно покачала головой, как будто я могла контролировать звуки, издаваемые моим желудком, и просто решила этого не делать, а затем сказала: “Мы не уйдем, пока ты не выучишь язык. Завтра вечером состоится бал по случаю твоего совершеннолетия, и он должен быть идеальным. Иначе как ты можешь ожидать, что кто-нибудь из приезжих принцев сделает тебе предложение?”

Я не. Я еще не готова выйти замуж. Я не стала высказывать свои мысли вслух, зная, что это ни к чему не приведет в отношениях с Бернадетт, и что, если она передаст мои неуместные слова отцу, он будет глубоко разочарован. Я не могла так с ним поступить. Я была всем, что у него осталось.

Бодрым голосом Бернадетт продолжила: — У тебя подходящий возраст для замужества. Многие девушки в других королевствах выходят замуж в пятнадцать лет.

Твой отец согласился отложить свое совершеннолетие, бал, пока вы не исполнилось семнадцать лет, благодаря моей рекомендации, что вам нужно больше времени, чтобы узнать все, что принцесса должна знать, учитывая ваши… беспокойный характер”.

Я сжала губы, чтобы не сказать, что это не моя вина, что я единственная доступная наследница. Я не нарочно усложняла жизнь и не хотела разочаровать отца. Мой характер просто не подходил для той роли, которую я должна была играть. И я не был готов жениться и править Австрией. Мне нужно было больше времени.

“Ну-ну, не смотри так мрачно”. Бернадетт протянула мне стакан воды и позвонила горничной. “Пожалуйста, принеси нам бутерброды и печенье”.

Даже печенье с шоколадной крошкой не подняло мне настроение, но я была благодарна Бернадетт за то, что она послала за ним, а не заставляла меня чувствовать себя виноватой за то, что я не в восторге от свадьбы.

Занятая размышлениями о том, как сильно может измениться моя жизнь в ближайшие несколько дней и как я могу избежать встречи, я не жаловалась в течение следующих нескольких часов, когда Бернадетт заставляла меня повторять шаги снова и снова, пока все не стало идеально, и последовательность танцев не запечатлелась в моей памяти. К тому времени, как мы закончили, солнце уже клонилось к закату. Я подумала, не пойти ли мне в кабинет отца, но решила, что мне нужно побыть одной, чтобы собраться с мыслями и придумать, как уговорить его продлить мне контракт или, по крайней мере, продлить его на два-три года.

Поскольку я всегда лучше всего думал на свежем воздухе, я вышел из замка и направился в конюшню. Я обошел лошадей, которые протестующе заржали, так как привыкли к тому, что я приношу им морковку и провожу несколько минут, гладя их и расчесывая шерсть. Но сегодня у меня не было времени поздороваться со всеми, мне нужно было утешение Бисквит.

У Бисквит было самое большое стойло в конце конюшни. Ее большие карие глаза встретились с моими. В них было столько глубины, что мне показалось, будто она понимает меня. Как всегда, она была белоснежной, как свежевыпавший снег. Ее рог блестел, когда солнечные лучи касались его, придавая ему полупрозрачность, напоминающую лед. Бисквит когда-то был единорогом моей матери. Магия в ее крови означала, что продолжительность ее жизни была намного больше, чем у обычной лошади, и, возможно, она даже была бессмертной. Никто не знал, так как единороги не водились в Австрии, а моя мама привезла печенье из Ирландии.

“Привет, девочка”. Я погладила густую гриву Бисквит, которая была цвета жидкого белого золота. “Ты не против прокатиться верхом? Я бы не отказалась”. Я оседлала ее и уже выводила из конюшни, когда ко мне подбежал Филип. Охранник сменил его у входа в бальный зал раньше, так что я не разговаривала с ним после урока Бернадетт. Даже без моих слов, он, должно быть, почувствовал что-то неладное по моей позе, потому что сказал: “Я поеду с тобой”. Не дожидаясь моего ответа, он схватил своего чернильно-коричневого жеребца Эйса и оседлал его.

Несколько минут мы ехали молча. Как бы я хотел, чтобы я всегда чувствовал себя так, как в седле, — свободным, без ответственности, к выполнению которой я не был готов.

Филипп вернул меня в настоящее. “Тебе следовало попросить сопровождающего. Тебе не следует кататься одной, особенно так близко к закату.

Я пожал плечами. “Есть много вещей, которые я не должна делать”.

“Бернадетт была строга с тобой за опоздание?”

Невеселый смешок сорвался с моих губ. “Бернадетт — наименьшая из моих забот”.

“Тогда в чем дело? Поговори со мной”.

“Бал совершеннолетия. Я не готова встретиться со своим будущим супругом”. Слова были на вкус как сталь, твердые и отвратительные. Если бы не отец, я бы убежал, но я не мог так поступить с ним и окончательно разбить его и без того разбитое сердце.

Филип, сидевший рядом со мной, напрягся. Некоторое время мы ехали молча, пока я не понял, что больше не могу этого выносить. “Я поговорю с отцом, попрошу отсрочки”.

“В конце концов, ты должен жениться”. Голос Филипа дрогнул, и я внимательно посмотрела на него. Его подбородок был таким же волевым, как всегда, скулы острыми, а ресницы черными, но на лице было написано столько боли. Я протянула руку, чтобы коснуться его предплечья, но он отодвинул от меня свою лошадь.

“Брак нас не разлучит”, — сказала я. “Мы останемся друзьями. Как наследник, я никуда не уйду. Кто бы ни стал моим супругом, он переедет в Вену”.

Я попыталась представить себя в белом свадебном платье, улыбающейся своему будущему супругу, но не смогла. Вместо этого в моем сознании всплыл образ другой свадьбы. Мне было четыре года, и я держала за руку свою новую сводную сестру, когда на голову ее матери надели тяжелую золотую корону. В воздухе витал сильный цветочно-мускусный аромат. Ткань моего платья вызывала зуд. А в горле пересохло. Даже тогда я чувствовала себя неуютно со своей мачехой. Я знала, что с Жаклин что-то не так, и когда мне было семь, она доказала, что я была права.

Я пожала плечами, желая, чтобы прошлое оставило меня в покое. Мой взгляд упал на Филипа, который больше не выглядел удрученным, а выглядел свирепым, и на его скулах заиграли желваки.

"что это?"Я спросил.

Он резко покачал головой. — Ничего.

Я закатила глаза. “Пожалуйста, мы знаем друг друга с детства”. Наши отношения были особенными, их породнила наша общая потеря. Моя мать скончалась, рожая меня, а мать Филиппа, одна из наших королевских швей, умерла от респираторного заболевания, когда ему было двенадцать.

"отлично. Ты хочешь, чтобы я объяснил это по буквам, тогда я это сделаю.” Зеленые глаза Филипа устремились на меня, буравя взглядом не только мой титул и манеры, или их отсутствие, но и того, кем я был на самом деле.

От напряжения в его взгляде мне захотелось разорвать зрительный контакт и убежать. Ощущение покалывания, охватившее меня, было слишком сильным, слишком странным, и я не знала, что с этим делать и что это значит.

“Я хочу для вас самого лучшего, и я не хочу, чтобы кто-то из этих иностранных принцев воспользовался вами или Австрией”.

Мое сердце смягчилось, и я положила ладонь на его руку. На этот раз он не отстранился; вместо этого он изучал мою кожу, словно запоминая родинку над мизинцем и тонкие линии на моей руке.

“Я никому не позволю использовать меня в своих интересах. Я обещаю. Я никому не позволю уговаривать меня или влиять на меня своей внешностью и обаянием”.

Филип кивнул, но на его лице по-прежнему читалось сомнение.

Я помолчала, пытаясь придумать, как бы его успокоить. Мне в голову пришла идея, и я щелкнула пальцами. “Я придумаю тест для принцев. Только те, кто пройдет его, смогут ухаживать за мной, и я буду настаивать перед отцом, что хочу, чтобы за мной ухаживали в течение длительного периода времени, прежде чем я обручусь”. Так я смогу выиграть время, не разочаровав отца.

Филип изобразил слабую улыбку, которая не коснулась его глаз, и я отвела взгляд. Никто из нас не хотел, чтобы я была помолвлена и чтобы между нами стоял муж. Мне была невыносима мысль о том, что, как только я стану женой, моя дружба с Филипом отойдет на второй план и что свобода, которую я так тщательно добивалась для себя, будет отнята у меня.