Королевство слепых

Луиза Пенни, 2018

Роман «Королевство слепых» продолжает серию расследований старшего инспектора Армана Гамаша. Этот обаятельный персонаж создан пером Луизы Пенни, единственного в мире пятикратного лауреата премии Агаты Кристи. Полгода назад Армана Гамаша временно отстранили от работы, его дальнейшая карьера под угрозой, но совесть инспектора чиста, и он наслаждается этой передышкой в кругу друзей и близких в деревне Три Сосны. Однако каникулы продолжаются недолго: инспектор получает письмо от нотариуса с приглашением прибыть по указанному адресу. Гамаш приезжает в заброшенный дом и выясняет, что назначен душеприказчиком в завещании незнакомой женщины, которая работала уборщицей и при этом называла себя баронессой. Сумасшедшая? Почему при взрослых наследниках она выбрала исполнителями своей последней воли троих незнакомых людей? Вскоре после оглашения завещания заброшенный дом рушится, и под обломками находят тело одного из наследников. «Мотив вполне основательный. Убийства совершаются и за двадцать долларов. А тут речь идет о миллионах». Значит, титул и баснословные деньги – вовсе не выдумка? Тем временем в нотариальном архиве найдено другое завещание, датированное 1885 годом, и вопросов становится еще больше… Впервые на русском!

Глава шестая

— Мы приехали? — спросил нотариус. В очередной раз.

— Oui.

— Правда?

Ответ был таким неожиданным, что Люсьен замолчал. Он рукавом стер конденсат с окна машины и посмотрел наружу. И увидел… что там ничего нет.

А потом ветер на мгновение сдул снег, и на долю секунды сквозь разрыв в метели нотариус увидел дом. Жилье.

Дом, сложенный из плитняка, через окна со множеством переплетов испускал мягкий свет.

А потом он исчез, проглоченный метелью. Видение было настолько кратким, что Люсьен в отчаянии решил: это его воображение выстроило сказочный коттедж.

— Вы уверены? — спросил он.

— Абсолютно.

Не прошло и часа, как Арман и его гости приняли душ и облачились в сухую чистую одежду. Только Люсьен отказался от всех предложений.

Они сидели за длинным сосновым столом, а печка в дальнем конце комнаты выдавала тепло на-гора. Снег за окнами доходил до рам по обе стороны очага, отчего выглянуть на улицу было затруднительно.

Бенедикт надел хозяйскую футболку, свитер и слаксы; он уже успокоился после дороги. Горячий душ и обещание еды подняли ему настроение.

Молодой человек огляделся.

Коттедж не сотрясали порывы ветра, окна не дребезжали, несмотря на ярость разбушевавшейся стихии. «Дом построили на века, — подумал Люсьен, — и он простоял уже не меньше века. А то и двух».

Даже если бы он и постарался, очень постарался, ему вряд ли удалось бы построить такой надежный дом.

Мерсье посмотрел на мадам Гамаш, которая подавала бульон, на Армана, нарезавшего хлеб. Время от времени они обменивались словами. Их тела соприкасались на манер столь же случайный, сколь и сокровенный.

Бенедикт спрашивал себя: если бы он постарался, очень-очень постарался, смог бы он построить отношения такие же прочные?

Он поскреб грудь и поморщился.

Несколькими минутами ранее, стоя под горячей струей душа, Арман спросил у Рейн-Мари:

— Тебе имя Берта Баумгартнер о чем-нибудь говорит?

— Это не какой-то мультяшный персонаж? — спросила Рейн-Мари. — Нет, та из комиксов про Дагвуда. А она не негодяйка из комиксов про «Дунсбери»?

Он выключил душ, вышел из кабинки, взял из ее рук полотенце.

— Merci. — Вытирая волосы, он весело посмотрел на нее, но увидел, что она серьезна. — Нет, она была вроде как соседкой.

Гамаш надел вельветовые брюки, свитер, объяснил, почему его пригласили на эту одиноко стоящую ферму.

— Душеприказчик? Вероятно, ты ее знал, Арман. Иначе почему бы она тебя выбрала?

— Понятия не имею.

— И Мирна ее не знает?

— И парнишка этот тоже не знает. Бенедикт.

— И как ты это объясняешь? — спросила она.

— Никак.

— Угу, — сказала Рейн-Мари.

Поставив для них на стол кружки с бульоном, сэндвичи и пиво, Рейн-Мари оставила их и со своим ланчем ушла в гостиную.

Сидя у очага рядом с Грейси, их маленьким найденышем, Рейн-Мари смотрела в огонь и повторяла:

— Берта Баумгартнер. Берта Баумгартнер…

Нет, это имя ни о чем ей не говорило.

— Итак, — сказал Люсьен, поправляя очки на носу, — вы все согласились стать исполнителями воли покойной Берты Баумгартнер. Верно я говорю?

Бенедикт произнес нечто похожее на «верно», но, поскольку рот его был набит сэндвичем с ростбифом, получилось нечто несуразное.

Анри, лежавший у ног Армана, насторожился, навострил уши, его хвост прошелся разок туда-сюда.

— Верно вы говорите, — сказала Мирна, подражая тону нотариуса, хотя он этого, казалось, и не заметил.

Стул под ней заскрипел, когда она с кружкой горохового супа в руках откинулась на спинку. Ей хотелось взять пива, но кружка доставляла ей такое удовольствие, что она не желала выпускать ее из рук.

Арман час назад высадил ее у дверей бистро, поскольку дверь ее магазина оказалась засыпанной снегом, и она через внутреннюю дверь прошла к себе, где, прежде чем отправиться к Гамашам, приняла горячий душ и переоделась.

— Господи боже, — сказала ее подруга Клара, прижав Мирну к себе. — Мы так беспокоились.

— Я — нет, — сказал Габри, хотя тоже крепко обнял ее. — Ты в порядке? — спросил он. — Видик у тебя говенный.

— Могло быть и хуже.

— Где ты побывала? — спросил Оливье.

Мирна не видела причин скрывать от них.

— Берта Баумгартнер? — сказал Габри. — Берта Баумгартнер? Правда? Здесь жила женщина по имени Берта Баумгартнер и я ее не знал? Кто она была?

— Ты не знаешь? — спросила Мирна.

Габри и Оливье знали всех.

— И ты не знаешь? — спросила Клара, провожая ее до двери, соединяющей бистро и книжный магазин.

— Понятия не имею. Ни малейшего.

Мирна остановилась, посмотрела в их удивленные лица.

— Ты говоришь, что и Арман стал душеприказчиком? — спросил Оливье. — Он должен ее знать.

— Нет. Никто из нас не знает. Даже нотариус.

— И она жила тут неподалеку по дороге? — спросила Клара.

— Минутах в двадцати езды отсюда. Вы уверены, что вам это имя незнакомо?

— Берта Баумгартнер, — повторил Габри, явно наслаждаясь звучанием имени.

— Не смей, — сказал Оливье, а потом, обращаясь к Кларе и Мирне, добавил: — Он ищет новое подходящее имя, чтобы подписать приглашение премьеру Трюдо на карнавал. Мы подозреваем, что имя Габри Дюбо уже попало в черный список.

— Да, я ему послал несколько писем, — признался Габри. — И пару фотографий.

— И?.. — спросил Оливье.

— И прядь волос. В мою защиту скажу: не свою, а Оливье.

— Что? Вот сукин сын!

Оливье потрогал свои редеющие волосы. Каждая светлая прядь была на счету.

Спустившись через двадцать минут в теплой, сухой одежде со своего чердака в бистро, она обнаружила, что Габри и Оливье на улице — расчищают дорожки.

— Они не Рут откапывают? — спросила Мирна у Клары.

Откопать Рут было все равно что выпустить на свободу химеру. Такое с легким сердцем не делаешь. К тому же и загнать ее назад нелегко.

— Боюсь, что да. Они ее еще и кормят. Они налили бульон в бутылку из-под виски, надеясь, что она не заметит разницы.

— Рут, может, и не заметит, а вот Роза сразу почувствует.

Утка у Рут была разборчивая.

— Ты куда собралась? — спросила Клара, следуя за ней к двери.

— К Арману. Читать завещание.

— А мне можно?

— А ты хочешь?

— Конечно, я же предпочитаю гулять в метель, чем сидеть у огня с книгой и виски.

— Я так и думала, — сказала Мирна, распахивая дверь.

Сгибаясь от встречного ветра, она потопала по глубокому снегу.

Мирна не знала Берту, но ее неприязнь к этой женщине все увеличивалась. В геометрической прогрессии.

Арман стоял в кабинете, прижав к уху телефонную трубку.

Сквозь разрывы в метели он видел фигуру Мирны, пробирающейся к его дому по деревенской площади.

Рейн-Мари сказала ему, что телефон не работает, но он решил проверить, не восстановили ли линию.

Не восстановили.

Арман посмотрел на часы. Они показывали половину второго; если бы Гамаш этого не знал, то решил бы, что уже полночь.

Три с половиной часа прошло с того момента, когда ему позвонили в машину перед домом Берты Баумгартнер. Три с половиной часа после того сердитого обмена словами.

Когда он думал об этом, к нему возвращался запах влажной шерсти, шепот снежинок, падающих на крышу его машины.

Он сказал, что перезвонит им. Заставил их пообещать ничего не делать, пока он с ними не свяжется. А тут это.

Рейн-Мари приветствовала Мирну, а Арман, положив мертвую трубку, вернулся в кухню — к бульону, сэндвичам, пиву и чтению завещания.

— По радио говорят, что метель накрыла весь Южный Квебек, — сказала Мирна, проводя рукой по волосам. — Но закончится к ночи.

— На такой большой территории? — спросил Арман.

Рейн-Мари всмотрелась в его лицо. Вместо озабоченности он, казалось, чувствовал облегчение.

Свет в окнах квартиры Анни и Жана Ги в монреальском квартале Плато замигал.

Они оторвались от своих занятий и уставились на лампы в потолке.

Свет мигал. Мигал.

Но устоял.

Анни и Жан Ги переглянулись и вскинули брови, потом вернулись к разговору. Жан Ги рассказывал ей о своей встрече сегодня утром с расследователями.

— Они тебя просили что-нибудь подписать? — спросила Анни.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Значит, просили?

Он кивнул.

— И ты подписал?

— Нет.

— Хорошо.

Перед его мысленным взором возникли листы бумаги на столе перед ним, их выжидающие лица.

— Ты была права. У них своя повестка. Я боюсь, твоему отцу грозит не только временное отстранение или даже увольнение.

— А что?

— Толком не знаю. Они не предъявляли никаких обвинений, но все время возвращались к наркотикам. К тем, которые он пропустил.

— Они сразу об этом знали, — сказала Анни. — Он им сразу сказал. Предупредил копов по всей стране и в Штатах. Американское управление по борьбе с наркотиками перехватило наркоту, которая пересекла границу. Верно?

— Да, с помощью твоего отца.

— И твоего.

— Oui. Но немалая часть ушла. Килограммы. Здесь. В Монреале. Где-то. Мы несколько месяцев искали. Использовали всех наших информаторов. И ничего. Когда эта дрянь попадет на улицы…

Он не закончил предложение, не зная, что сказать.

— Это просто ужасная дрянь, Анни.

— Я знаю.

Жан Ги отрицательно покачал головой:

— Ты только думаешь, что знаешь, но ты не знаешь. Представь себе худшее. Хуже не бывает.

Она представила.

— И вот это будет лучшим из того, что может случиться, — сказал он.

Анни улыбнулась, думая, что он шутит. Наверняка преувеличивает. Но потом улыбка сошла с ее лица.

Так плохо.

— Я думаю, они догадываются, какая говнобуря поднимется, когда эта дрянь попадет на улицы. Им нужен козел отпущения.

— Им?

— Им. — Он поднял руки. — Я не знаю. Я плохо разбираюсь в этой политической мерзости. Этим занимался твой отец.

— Но дело политическое?

— Я так думаю. Никого особо не беспокоит судьба тех несчастных сукиных сынов, которые будут покупать дрянь на улицах. Они прикрывают собственные задницы.

— А отец знает?

— Я думаю, догадывается. Но он все еще пытается отыскать эту чуму. Он не смотрит в том направлении. Я, честно говоря, думал, когда входил туда сегодня утром, что они мне скажут: расследование закрыто и твой отец восстановлен в правах.

— И что теперь? — спросила Анни.

— Не знаю, — сказал он, тяжело откидываясь назад. — Устал я от всего этого, Анни. Наелся.

— Я знаю. Это мерзость. Спасибо, что поддерживаешь отца.

Жан Ги кивнул, но ничего не сказал.

Он снова услышал увещевающий голос Мари: «Все это уйдет, старший инспектор. Когда вы подпишете. Тогда вы сможете продолжать жить своей жизнью».