Королевство слепых

Луиза Пенни, 2018

Роман «Королевство слепых» продолжает серию расследований старшего инспектора Армана Гамаша. Этот обаятельный персонаж создан пером Луизы Пенни, единственного в мире пятикратного лауреата премии Агаты Кристи. Полгода назад Армана Гамаша временно отстранили от работы, его дальнейшая карьера под угрозой, но совесть инспектора чиста, и он наслаждается этой передышкой в кругу друзей и близких в деревне Три Сосны. Однако каникулы продолжаются недолго: инспектор получает письмо от нотариуса с приглашением прибыть по указанному адресу. Гамаш приезжает в заброшенный дом и выясняет, что назначен душеприказчиком в завещании незнакомой женщины, которая работала уборщицей и при этом называла себя баронессой. Сумасшедшая? Почему при взрослых наследниках она выбрала исполнителями своей последней воли троих незнакомых людей? Вскоре после оглашения завещания заброшенный дом рушится, и под обломками находят тело одного из наследников. «Мотив вполне основательный. Убийства совершаются и за двадцать долларов. А тут речь идет о миллионах». Значит, титул и баснословные деньги – вовсе не выдумка? Тем временем в нотариальном архиве найдено другое завещание, датированное 1885 годом, и вопросов становится еще больше… Впервые на русском!

Глава пятая

Гамаш, выходя из кухни в столовую, остановился у дверного косяка, чтобы рассмотреть отметки.

Наклонившись, он смог разглядеть рядом с линиями процарапанные имена.

Энтони, три года, четыре, пять и так далее до самого косяка.

Кэролайн, три года, четыре, пять…

Потом Гуго. Но здесь линии были плотнее. Словно кольца старого дуба, который не торопится расти. Или уже очень вырос.

Гуго отставал от брата и сестры, когда они были в таком же возрасте. Но неожиданно рядом с его именем у каждой слабой линии был стикер. Лошадка. Собачка. Мишка. И если маленький Гуго не отличался ростом, то вот такое отличие у него все же имелось.

Арман заглянул в кухню, в которой почти ничего не осталось, потом в пустую столовую с обоями в потеках воды.

«Что здесь случилось?» — спрашивал он себя.

Что такого случилось в жизни мадам Баумгартнер? Почему она была вынуждена выбирать незнакомых людей на роль душеприказчиков? Куда делись Энтони, Кэролайн и Гуго?

— Крыша протекает, — сказал Бенедикт, проведя большой рукой по пятну на обоях в столовой. — Влага просачивается по стенам. Все гниет. Жаль. Посмотрите на эти полы.

Они посмотрели. Старая сосна. Покоробленная.

Бенедикт пошел дальше, осматривая комнату, вглядываясь в потолок.

Он расстегнул молнию своей зимней куртки, под которой оказался свитер, отчасти ворсистый, отчасти плотно вязанный, а примерно треть выглядела так, будто ее изготовили из стальной стружки.

Мирна не могла поверить, что человек может чувствовать себя удобно в таком свитере, но было вполне вероятно, что изготовила эту вещь его подружка.

Вероятно, он любит ее. Сильно любит. А она любит его. Все, что она создала, предназначалось ему. То, что ее творения выглядели ужасно, ничуть не умаляло ее заботы. Правда, не исключалось, что она делала их такими специально. Не только для того, чтобы он выглядел идиотом, но и чтобы причинить ему физическую боль: свитер из стальной стружки наверняка царапал и натирал молодую плоть под ним.

Она либо сильно любила Бенедикта, либо презирала его. Сильно.

А он либо не видел этого, либо ему нравилась боль, оскорбления — есть люди, которым приятны такие вещи.

— Ну, так вы хотите быть исполнителем завещания? — спросила Мирна.

— А что я должен буду делать? — спросил Бенедикт. — Что мы все должны будем делать?

— Если завещание простое, то немногое, — сказал Арман. — Смотреть, чтобы платились налоги и оплачивались счета, чтобы завещанное доставалось тому, кто назван в завещании. Потом продажа собственности. С этим помогает нотариус. Душеприказчиками обычно становятся члены семьи и друзья. Люди, которым доверял завещатель.

Трое переглянулись. Никто из них не находился в родстве с Бертой Баумгартнер, никто не был ее другом. И все же они оказались здесь.

Арман осмотрел влажные стены — не осталось ли на них старых фотографий, потом пол — не упали ли они туда. Что-нибудь такое, что сказало бы им, кто такая Берта Баумгартнер. Но он так ничего и не увидел. Только неясные отметки на дверном косяке. И лошадка, собачка, мишка.

— Звучит не так уж страшно, — сказал Бенедикт.

— Это в случае, если завещание простое, — сказал Арман. — Если нет, то на это может уйти много времени. Очень.

— Ну несколько дней, да? — спросил Бенедикт. Не получив ответа, он добавил: — Недели? Месяцы?

— Годы, — сказал Арман. — На исполнение некоторых завещаний уходят годы, в особенности если между наследниками возникают споры.

— А такие споры — дело нередкое, — сказала Мирна. Она развернулась на триста шестьдесят градусов. — Причина тому в жадности. Но похоже, они уже вывезли отсюда все, что можно. И я не могу себе представить, чтобы для дележа осталось что-то ценное.

Арман рядом с ней проворчал что-то про себя.

Она посмотрела на него и кивнула:

— Я знаю. Нам это может казаться чем-то нестоящим, но людям, у которых ничего нет, немного сверху может показаться целым состоянием.

Он продолжал хранить молчание.

Гамаш думал не совсем так. Завещание, собственность — за этим может крыться нечто большее, чем деньги, собственность, вещи. Если кто-то получил больше других, это может толковаться как предпочтение, оказанное ему покойным. Есть разные виды жадности. Нужды́.

И завещания иногда использовались для нанесения последнего оскорбления, последней пощечины от призрака.

— Наши труды оплатят? — спросил Бенедикт.

— Может быть, немного. Обычно это делается как услуга, — сказал Арман.

Бенедикт кивнул.

— И как мы можем узнать, простое это завещание или нет?

— Мы это можем узнать, только прочтя завещание, — сказала Мирна.

— Но мы его не можем прочесть, пока не дадим согласия, — заметил Бенедикт.

— Уловка двадцать два, — произнес Гамаш, однако лицо молодого человека не осенила искорка понимания. — Я думаю, мы должны исходить из худшего и решать, хотим ли мы возложить на себя такие обязанности.

— А если не захотим? — спросила Мирна. — Что тогда?

— Суд назначит других исполнителей.

— Но она хотела нас, — сказал Бенедикт. — Не могу понять почему. Наверное, у нее имелись какие-то основания. — Он замолчал, задумался на секунду. Они чуть ли не слышали, как вращаются шестеренки в его голове. Наконец он отрицательно покачал головой. — Нет. Ничего такого в голову не приходит. Вы ведь знаете друг друга, верно?

— Мы соседи, — сказала Мирна. — Живем в одной деревне минутах в двадцати езды отсюда.

— Я живу с подружкой в Монреале. Никогда не выезжал в эту сторону. Может быть, она имела в виду какого-то другого Бенедикта Пулио.

— Вы живете на рю Тайон в Монреале? — спросил Арман, а когда молодой человек кивнул, Гамаш продолжил: — Она имела в виду именно вас.

Бенедикт внимательно посмотрел на Армана, словно только сейчас увидел. Он поднес руку к виску, выставив указательный палец.

— Ух какой у вас шрамище! Что произошло? Несчастный случай?

Арман поднял руку и провел пальцами по затянувшемуся шраму:

— Non. Повреждение.

«И не одно», — подумала Мирна, хотя ничего не сказала.

— Это случилось некоторое время назад, — успокоил Арман молодого человека. — Сейчас я в порядке.

— Наверно, было здорово больно.

— Да. Но я думаю, другим было больнее.

«Он явно понятия не имеет, кто такой Арман», — подумала Мирна. И увидела, что Арман не собирается об этом говорить молодому человеку.

— Так или иначе, мы должны решить, — сказала она, подходя к окну. — Снегопад усилился.

— Вы правы, — сказал Арман. — Мы должны поспешить. Так мы участвуем или нет?

— Вы? — спросила у него Мирна.

Он уже принял решение. Это случилось в тот момент, когда нотариус объяснил, почему они здесь.

— Я понятия не имею, почему мадам Баумгартнер выбрала нас. Но она нас выбрала. Я не вижу причин отказываться. Я участвую. Кроме того, — он улыбнулся Мирне, — я любопытен.

— Это точно, — сказала она, потом посмотрела на Бенедикта. — Вы?

— Вы говорите, годы? — спросил Бенедикт.

— В худшем случае — да, — сказал Гамаш.

— У нас могут уйти годы, и все забесплатно, — повторил Бенедикт. — Да и черт с ним. Я участвую. Насколько плохим может это быть?

Мирна посмотрела на красивого молодого человека с отвратительной прической и в свитере из стальной стружки. «Если он смог смириться с этим, — подумала она, — то смирится и с вызывающими досаду незнакомцами, грызущимися из-за цента».

— Вы? — спросил Арман у Мирны.

— Ну, я-то всегда участвую, — с улыбкой сказала она.

И тут окна сотряслись и загремели: порыв ветра обрушился на дом. Он заскрипел, потом издал резкий треск.

Мирна почувствовала, что ее охватывает паника. Ощутила резкий вброс адреналина. В доме для них было небезопасно. Но и снаружи тоже.

А им еще предстояло возвращаться домой в Три Сосны.

— Нам нужно уезжать.

Быстро пройдя в кухню, она выглянула в окно. Свою машину ей почти не было видно: та теперь была покрыта летящим, падающим и крутящимся снегом.

— Мы участвуем, — сказала она Люсьену. — И уезжаем.

— Что? — спросил Люсьен, встав.

— Мы уезжаем, — сказал Арман. — И вам тоже нужно ехать. Где ваш офис?

— В Шербруке.

До Шербрука было не менее часа езды.

Они не снимали ни курток, ни ботинок, а теперь схватили варежки и шапки и бросились к задней двери.

— Постойте, — сказал Люсьен, снова садясь. — Мы должны прочесть завещание. Мадам Баумгартнер написала, что мы должны сделать это здесь.

— Мадам Баумгартнер мертва, — сказала Мирна. — А я планирую пережить этот день.

Она натянула шапочку на голову и следом за Бенедиктом вышла из дома.

— Месье, — сказал Арман, — мы уходим. Все, включая и вас.

Бенедикт и Мирна пробирались к ее машине по снегу, который местами уже доходил до колен. Молодой человек вытащил лопату из сугроба и уже начал откапывать ее машину.

Люсьен откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

— Вставайте, — сказал Арман, а когда нотариус не шелохнулся, он ухватил его под руку и поднял на ноги.

— Одевайтесь! — приказал он, и, потрясенный такой бесцеремонностью, Люсьен после короткой паузы повиновался.

Арман посмотрел на свой айфон. Сигнала не было. Метель не пропускала волны.

Он взглянул на снежную круговерть, потом на потрескивающий, скрипучий, скрюченный дом.

Они должны уходить.

Гамаш сунул бумаги в портфель, протянул его нотариусу:

— Идем.

Открыл дверь, и ветер ударил ему в лицо. У Армана перехватило дыхание. Он закрыл глаза и сморщился: снежные шарики, хлеставшие в лицо, начисто ослепили его.

Звук стихии был оглушающим.

Воющее, лупящее, яростное движение. Оно обрушилось на них, подавило собой. Мир разбушевался. И они оказались в самом эпицентре этого буйства.

Снег налипал на лицо Гамаша, и ему пришлось отвернуться. Он увидел Бенедикта, яростно борющегося со снегом лопатой: он освобождал машину Мирны из образовавшегося вокруг нее сугроба. Не успевал молодой человек очистить какой-то участок, как снег уже снова залеплял его.

Единственным небелым предметом, видимым глазу, была шапочка Бенедикта; ее длинный, в красно-белую полоску помпон казался пятном крови на снегу.

Мирна очищала лобовое стекло.

Грузовичок Бенедикта был уже весь засыпан, а машина нотариуса исчезла полностью.

Когда Арман добрался до остальных, его ботинки и рукава были полны снега, который набился и под шапочку, и за воротник.

Мирна пыталась открыть дверь машины, но ветер дул с такой силой, что она не могла этого сделать.

— Снег слишком глубок! — крикнул Арман в ухо Мирны. — Оставьте это! — Потом он подошел к Бенедикту, орудовавшему лопатой сзади, ухватил его за руку. — Даже если мы сумеем откопать всех, дороги слишком плохи. Мы должны держаться вместе. Ваш грузовичок, пожалуй, лучшее, что у нас есть.

Бенедикт посмотрел на свою машину, потом снова на Армана.

— В чем дело? — прокричал тот, чувствуя, что тут что-то неладно.

— У меня нет зимних покрышек.

— Нет зим… — Но Гамаш оборвал себя на полуслове. Когда горит дом, искать виноватых — неподходящее время. — Ладно. — Он повернулся к Мирне и Люсьену. — Моя машина немного защищена машиной Мирны, которая действует как щит. Мою нам, вероятно, удастся откопать.

— Но я должен вернуться в Шербрук, — сказал Люсьен, показывая на свою машину, которая теперь представляла собой еще один сугроб во дворе.

— И вернетесь! — прокричала Мирна. — Только не сегодня.

— Но…

— Выкапывайте, — сказала Мирна, показывая на «вольво» Армана.

— Чем?

Арман показал на портфель Люсьена.

— Нет, — сказал нотариус, прижимая портфель к себе, как плюшевого мишку.

— Отлично, — сказала Мирна.

Она выхватила портфель из его рук и принялась спихивать им снег с дверей; Бенедикт тем временем работал лопатой, а Арман оторвал деревянные планки с крыльца дома, подсунул их под задние колеса, ботинками надежно забил их подальше.

Люсьен продолжал стоять.

Наконец им удалось открыть двери. Мирна силой затолкала нотариуса на заднее сиденье, села рядом с ним.

— Вы за рулем! — прокричал Бенедикт Арману, показывая на водительское сиденье. — Я буду толкать.

— Non. Когда мы начнем двигаться, мы не должны останавливаться. Мы опять застрянем. Тот, кто толкает, останется здесь.

Бенедикт задумался.

«Бог ты мой, — подумал Арман. — Он и в самом деле думает, не остаться ли ему».

— Садитесь! — приказал он.

Молодой все еще в нерешительности уставился на пожилого.

— Все получится, — сказал Гамаш. На сей раз он говорил мягче, а снег продолжал падать, и драгоценные мгновения уходили. — Садитесь.

Бенедикт протянул было руку к водительской двери, но Арман остановил его.

— Садитесь, — с улыбкой сказал он и показал на пассажирскую дверь.

Мирна во второй раз проверила, пристегнулась ли она, потом закрыла глаза и вздохнула. Глубоко. И помолилась.

Машина начала сдавать назад: Гамаш очень медленно и осторожно нажимал педаль глаза.

Автомобиль словно задумался, преодолевая уступ досок.

Колеса поднялись приблизительно на дюйм снежной массы со льдом и оказались на деревянной поверхности.

Обретя сцепление, машина двинулась. Дюйм. Шесть дюймов. Фут.

Бенедикт выдохнул. Мирна выдохнула. Нотариус пытался дышать глубоко.

Арман включил переднюю передачу и немного повернул рулевое колесо, и теперь они двигались назад к проезду, высаженному соснами.

— О merde, — сказал Бенедикт.

Мирна просунулась вперед между сиденьями и увидела то, что видел он.

Выезд блокировала снежная стена. Такая высокая, что дорогу за ней они не увидели.

— Все в порядке, — сказал Гамаш. — Это означает, что тут недавно прошел снегоуборщик. Это хорошо.

— Хорошо? — переспросил Бенедикт.

— И посмотрите, что он сделал, — сказал нотариус, обретя свой голос. Или чей-то еще. Голос звучал неестественно высоко и прерывисто. — Нам через нее не проехать.

Снегоуборщик перекрыл выезд с дорожки, создал препятствие. Невозможно было сказать, насколько оно широкое, плотное. И что там, по другую его сторону.

Но выбора у них не оставалось. Проверить можно было только одним способом.

— Держитесь, — сказал Арман и нажал педаль газа.

— Вы уверены? — сказал Бенедикт, видя, как машина приближается к барьеру.

— О черт, — сказала Мирна, вжимаясь в кресло.

А потом они врезались в стену.

Снег взорвался, налип на лобовое стекло, ослепив их, а машина резко дернулась сначала в одну, потом в другую сторону.

Потом, к ужасу Бенедикта, Арман откинулся на спинку сиденья.

— Тормозите! — вскрикнул Бенедикт.

Он потянулся было рукой к рулю, но Гамаш вцепился в его запястье такой железной хваткой, что молодой человек поморщился.

Снежный пласт отвалился с лобового стекла, и теперь они увидели лес, надвигающийся на них.

Бенедикт охнул, уперся руками в приборную панель; Арман же смотрел перед собой, ждал. А потом, когда казалось, что уже поздно, осторожно нажал тормозную педаль.

Машина замедлилась. Потом остановилась. Ее капот почти прикасался к наносу по другую сторону.

В машине стояла мертвая тишина, потом послышались долгие выдохи.

Они стояли поперек дороги, перегораживая ее. Арман быстро посмотрел в одну сторону, в другую, убедился, что других машин на дороге нет.

Только дураки выезжают в такую метель.

Раздался тихий, легкомысленный смешок.

— О черт, — вздохнула Мирна.

Арман сдал назад — поставил теперь машину носом к дому. Включив аварийку, он вышел оценить понесенный ущерб.

— Что это была за фигня? — потребовал ответа Бенедикт, который тоже вылез из машины и обошел ее с другой стороны, чтобы высказать претензии Арману. — Вы сдались. Вы нас чуть не убили.

Арман обеими руками показал на машину.

— Да! — прокричал Бенедикт. — Чистое везение.

— Не без этого.

Если бы на дороге оказалась другая машина или если бы возвращался снегоуборщик…

— Вы не знали, что делать! — прокричал Бенедикт Арману, который начал счищать снег с решетки радиатора машины. — Я же все видел.

— Похоже, то, что я сделал, и то, что видели вы, — две разные вещи. Иногда лучшее, что мы можем сделать, — это не делать ничего.

— Что это еще за дзеновская фигня?

Бенедикт сердито смотрел на Гамаша, снег крутился вокруг него, кулаки молодого человека сжимались.

— Вас никто не учил ездить по снегу? — прокричал Гамаш в метель.

— Я умею это делать лучше, чем вы.

— Тогда вы сможете преподать мне урок. Но вероятно, не сегодня.

Они вернулись в машину, Гамаш включил передний ход.

— И чтобы вы знали… — сказал он, сосредоточившись на дороге. — Я никогда не сдаюсь.

— Куда мы едем? — спросил Люсьен с заднего сиденья.

— Домой, — ответила Мирна.