Невинная для грешника

Лина Манило, 2020

Марк Орлов – завидный холостяк, мажор и мечта любой девушки. Красивый, богатый, наглый. Его жизнь – сказка, семья – предмет для зависти. Журналисты охотятся за ним, а родители распланировали будущее на годы вперёд. Я же обычная девушка, дочь горничной. У меня нет знаменитой фамилии, а деньги приходится зарабатывать тяжёлым трудом. Мы из разных миров, у нас нет ничего общего, но мы встретились, и я совершила самую главную ошибку в жизни: влюбилась и даже поверила, что это взаимно. Но оказалось, что в его идеальной жизни нет для меня места. Потому что Марк… он женится на другой. Такой же идеальной богатой наследнице.

Глава 6 Марта

Кое-как придерживаю на плечах одноразовый халат, который мне выдали в регистратуре, бегу по коридору, ищу Веронику Матвеевну Леснину — лечащего врача мамы. Мысли в голове тяжёлые настолько, что больно шеей крутить. Потому смотрю строго вперёд и чуть было не пропускаю нужный кабинет.

Мне необходим врач и её ответы. Не может ведь человеку стать плохо просто так? Может быть, маму расстроил кто-то?

Порывисто стучусь и, не дожидаясь ответа, тяну дверь на себя, открываю и вхожу внутрь маленького кабинета. Окно распахнуто настежь, в него врывается вечерняя свежесть, колышет занавеску, напротив него стол, справа полки, слева диван, на котором сидит полноватая короткостриженная женщина в голубом медицинском комбинезоне и пьёт кофе из большого стакана с логотипом Старбакса.

Смотрит на меня, вопросительно заломив красиво очерченную тёмную бровь, а я поясняю, кто я такая, и Вероника Матвеевна кивает, однимаясь на ноги.

Стаканчик отправляется в мусорное ведро, Вероника Матвеевна берёт со стола тонкую тетрадку, на лицевой стороне которой написано “Одинцова Иванна Станиславовна”.

Только в этот момент на меня сваливается осознание: всё это всерьёз.

— Гипертонический криз, скорая успела вовремя, — успокаивает меня Вероника Матвеевна, и несколько минут рассказывает, чем чревато такое состояние пациента, от чего именно спасли маму, что могло последовать, не сработай её коллеги оперативно. — Хорошо, что она в автобусе ехала, другие пассажиры вызвали бригаду, всё удачно получилось. Упала бы где-то на улице, не факт, что кто-то остановился и оказал помощь. Что вы стоите? Присаживайтесь.

Я спохватываюсь, что действительно всё время стояла в дверях, перепуганная. Но напряжение постепенно стало отпускать — после слов Вероники Матвеевны всё кажется не таким страшным.

— Как она сейчас?

— Состояние стабилизировали, но пока ещё она очень слаба, нельзя допустить повторение. Иначе инсульт более чем вероятен.

Инсульт, господи.

— Ей же всего пятьдесят, — говорю, еле ворочая одеревенелым языком.

— К сожалению, болезни в последнее время очень помолодели. У нас тут лежит в мужском отделении пациент, ему всего двадцать два года. Высокий, сильный парень, жить бы и радоваться. Но инсульт, — разводит руками и присаживается за стол. — Даже у младенцев он случается, так что… но мы сделаем всё, от нас зависящее, чтобы Иванна Станиславовна поправилась и не столкнулась с такими тяжёлыми последствиями.

Мне страшно всё это слушать. Потому что моя мама совсем недавно чуть не умерла, а меня не было рядом, я ничем не могла ей помочь. От этого так жутко.

После предательства и смерти отца, мы с мамой остались вдвоём с кучей долгов и проблем на шее. Прошло четыре года и нам никак не удаётся выпутаться из сетей.

Я поняла лишь одно: кроме друг друга, нам не на кого положиться. И вот так потерять маму… страшно и больно. Невероятно. Она этого не заслужила, она хороший человек.

Но слова врача вселяют надежду. Ещё поборемся, да?

— Я написала список нужных препаратов, — Вероника Матвеевна переходит от лирики к сути вопроса и протягивает мне рецепт, заверенный печатью. — В соседнем терапевтическом корпусе есть отличная аптека, купите всё по списку. Как принесёте, сразу лечение и начнём.

Я благодарю Веронику Матвеевну, она скупо улыбается в ответ. Иду к выходу, но вдруг врач останавливает меня:

— Марта Артёмовна, вот сумка вашей мамы. В палате не рискнули оставлять.

Я забираю простенькую чёрную сумку из кожзама, машинально проверяю, всё ли содержимое на месте. Вроде бы всё в порядке: телефон, ключи от квартиры, паспорт и кошелёк с пятьюстами рублями внутри, а больше мама ничего с собой и не носит. В заднем кармашке нащупываю что-то плотное, прямоугольное и твёрдое — шоколадка. Моя любимая.

Наворачиваются слёзы на глаза. Мама несла мне шоколад, хотела порадовать, а всё вон как вышло…

Всхлипываю, отворачиваюсь и, наскоро попрощавшись, выхожу в коридор.

Ноги подкашиваются, но я заставляю себя идти вперёд. Потом прорыдаюсь, когда это всё закончится.

Чтобы отвлечься, смотрю на рецепт, но в глазах пестрит от совершенно незнакомых названий. От сердца, давления, но ведь мама всегда была здоровой и в нашем доме из всех препаратов была разве что Но-шпа и Диклофенак. А теперь…

Одно понимаю: маме нужна помощь, а мне нужны деньги. Только где их взять? Потому что я совершенно не верю, что моих жалких четырёх тысяч хватит, чтобы покрыть все расходы.

Как там говорят? Нужно решать проблемы по мере их поступления. Отличные слова, полностью с ними согласна.

Аккуратно сворачиваю рецепт и решаю, что одна минутка ничего не изменит. Я хочу увидеть её, мне это необходимо. Дверь оказывается приоткрытой. Оглядываюсь по сторонам, словно преступление совершаю, и просачиваюсь внутрь палаты.

Мама спит, накрытая по грудь тонкой сероватой простынёй. Волосы выбились из всегда тугого пучка, разметались по плечам, потускнели, спутались. Посеревшая кожа, бледные губы, поверхностное и неравномерное дыхание.

Я знаю и понимаю, что шутки кончились и самое время становиться взрослой, потому бодро бегу в аптеку.

Бежать-то я бегу, только моих денег хватает разве что на треть нужного из списка.

— Хорошо, я позже зайду, сейчас просто деньги забыла, — делаю хорошую мину при плохой игре, а провизор смотрит на меня с нескрываемым сочувствием.

Она всё понимает, и от этого мне становится ещё тошнотворнее.

К горлу подступает истерика, и я давлю её в себе. В последний раз смотрю на горящий множеством лампочек аптечный киоск и выхожу из здания терапевтического отделения.

Нужно возвращаться, что-то нужно делать. Где-то взять деньги, но в голове самая настоящая каша и ни одной идеи. Набрать Тане? Кому-то из сокурсников? С миру по нитке, да?

Но когда доходит до дела, никто не отзывается. Лишь Таня присылает сообщение, в котором всего несколько слов. Она сейчас так счастлива, что просто не может оторваться — Виталика, наверное, всё-таки добилась или просто веселится в компании, а я…

Это жизнь. Мои проблемы — только мои проблемы.

Да и чем мне помогут студенты, разъехавшиеся кто куда, если деньги мне нужны здесь и сейчас?

Но вдруг в маминой сумке оживает телефон, и я без зазрения совести достаю его.

А на дисплее три коротких слова:

Орлова Анфиса Игоревна.

От неожиданности я чуть было не роняю телефон на асфальт. Пока мамин древний аппарат разрывается, смотрю в небо, спрашиваю у звезд: уж не провидение ли послало мне сейчас эту женщину?

Хороший ли это знак?

— Иванночка, добрый вечер, — разливается в динамике голос Анфисы Игоревны. — Надеюсь, не помешала наслаждаться выходным?

У меня так ни разу и не получилось познакомиться с этой женщиной лично, но десятки раз видела её в выпусках новостей, в гостях на разных ток-шоу. Анфиса Орлова плотно занимается благотворительностью, курирует детский дом и интернат для слабовидящих. Она и внешне идеальная: всегда в светлом, красивая причёска и макияж, а об умении держаться с ледяным спокойствием и отражать любые нападки журналистов можно слагать легенды. Кажется, ничто эту женщину не может выбить из колеи и я… честно признаться, в глубине души мне хочется быть похожей на неё.

— Это Марта, здравствуйте! Мама… — я стараюсь не расплакаться вновь. Этой женщине вряд ли нужны мои сопли. — Она не может подойти. Она… в больнице. И на работу выйти в воскресенье не сможет.

В трубке воцаряется пауза, а я так крепко прижимаю к щеке телефонную трубку, что наверняка на коже останется прямоугольный отпечаток. Но лицо словно онемело, я даже губ не чувствую, просто шевелю ими.

— Что-то случилось? Почему в больнице? — мне, наверное, хочется верить, что Орловой на мою маму не наплевать, потому что явно слышу в её голосе тревогу.

— У неё гипертонический криз, — сообщаю торопливо и смотрю на дорогу, где в это время суток почти нет машин. Редкие вспышки фар рассекают темноту, автомобили проносятся мимо, внутри наверняка счастливые люди спешат в свои уютные дома.

Во всяком случае, мне хочется так думать.

— Детка, ты в порядке? — этот вопрос звучит для меня неожиданно, я на мгновение теряюсь, а Анфиса Игоревна продолжает, будто в её голове уже лет десять живёт чёткий план: — Марта, ты сейчас в больнице?

Её голос звучит деловито, вопросы чётко, а пауз между словами нет.

— Да, я в аптеку ходила, сейчас обратно в кардиологию возвращаюсь.

Прикусываю язык и прижимаю к себе небольшой пакет с лекарствами, на плече висят аж две сумки, глаза печёт от недавних рыданий, и я сейчас больше похожа на беженца-переселенца.

— Марта, я знаю о вашей ситуации, — понизив голос до доверительного шёпота, сообщает Анфиса Игоревна.

— О… о какой ситуации? — я не знаю, что именно она имеет в виду, и боюсь что-нибудь ляпнуть.

Мама гордая, ей бы было неприятно.

— Марта, — вздыхает моя собеседница вроде бы как немного раздражённо. — О кредитах знаю. Это не та тема, которую бы мне хотелось поднимать в телефонной беседе. Но я в курсе, куда уходит большая часть зарплаты Иванны… а ещё неплохо осведомлена, насколько дорогая нынешняя медицина. Ну, если умирать не собираешься, — Анфиса Игоревна тяжело вздыхает и добавляет то, от чего у меня голова кругом идёт. То ли от радости, то ли от удивления: — У тебя мамина банковская карта с собой? Если нет, то скинь номер своей.

— Вы что?! Нет-нет, неудобно! — вскрикиваю так громко, что проходящая мимо женщина испуганно косится в мою сторону.

Я даже пакет из рук выпускаю, присаживаюсь и несколько секунд, пыхтя и сопя, собираю рассыпавшиеся разноцветные коробочки. Руки дрожат, и собрать всё получается не сразу.

— Марта, отложи вспышку гордости до более удобного случая, — стальным тоном говорит Анфиса Игоревна. — А сейчас просто ответь на мой вопрос. Считай это… премией за многолетнюю работу. И бога ради, я знаю твою маму! Пусть не переживает, место за ней сохранится.

Наверное, мне должно быть стыдно, но почему-то испытываю облегчение, с души со свистом летит в пропасть огромный камень. Хочется улыбаться, а в голове стучит одна-единственная мысль: “Я куплю для мамы все лекарства, ей помогут, она поправится. Теперь уж точно”.

Когда через несколько минут сообщение из банка высвечивается на экране, я будто бы на крыльях лечу обратно, а милая провизор улыбается мне, складывая оставшуюся часть списка в огромный пакет с логотипом аптеки.

Всё будет хорошо. Теперь уже точно.

В этот момент меня захлёстывает слишком большая радость, иначе бы я обязательно вспомнила известную цитату.

Бойтесь данайцев, дары приносящих.