Невинная для грешника

Лина Манило, 2020

Марк Орлов – завидный холостяк, мажор и мечта любой девушки. Красивый, богатый, наглый. Его жизнь – сказка, семья – предмет для зависти. Журналисты охотятся за ним, а родители распланировали будущее на годы вперёд. Я же обычная девушка, дочь горничной. У меня нет знаменитой фамилии, а деньги приходится зарабатывать тяжёлым трудом. Мы из разных миров, у нас нет ничего общего, но мы встретились, и я совершила самую главную ошибку в жизни: влюбилась и даже поверила, что это взаимно. Но оказалось, что в его идеальной жизни нет для меня места. Потому что Марк… он женится на другой. Такой же идеальной богатой наследнице.

Глава 10 Марта

Маме уже намного лучше: на щеках появился румянец, а во взгляде ясность. Когда переступаю порог её палаты, милая молодая медсестра как раз заканчивает ставить капельницу и выходит из палаты, улыбнувшись мне на прощание.

— Я вот тут яблок твоих любимых принесла, семеринку, — ставлю пакет и тяжело вздыхаю, увидев полный контейнер супа. Мама так и не поела, даже обратно на тумбочку демонстративно мою передачку поставила.

Ну почему взрослые люди, заболев, иногда себя хуже детей ведут?

Отставляю этот вопрос без ответа, поправляю на плечах халат и шуршу бахилами к койке. Стул, уже ставший родным, знакомо скрипит подо мной, а мамина ладонь тёплая, а не пугающе ледяная, как в самом начале.

— Какая же ты у меня уже взрослая, — восхищается мама и шмыгает носом. — Такая ответственная. А яблоки лучше бы сама поела, тебе нужнее витамины. И вообще, тут отлично кормят, а у меня совсем аппетита нет. Не утруждайся, хорошо? Отдыхай больше и гуляй, у тебя был тяжёлый год.

В этом вся мама, и я лишь цокаю языком, чтобы выдумывать перестала. Но вдруг она мрачнеет, качает головой, а в глазах мимолётная грусть.

— Что такое, а? О чём печалится моя королева?

Мама смеётся — её всегда забавляло это прозвище, которое я придумала для неё ещё в раннем детстве.

— Я вот разболелась, тебе камнем на шею упала, пока работать не смогу, а ты… ты же все деньги на мои лекарства потратила, да? — и это она ещё не знает, что наших-то не хватило.

Она говорит торопливо, словно боится не успеть высказать всё, что думает, а я глажу её по руке.

— Мам, я… у меня всё будет хорошо, не беспокойся. Я работу нашла.

Мама внимательно смотрит на меня, обдумывает сказанное, морщит лоб.

— Снова в закусочной? — с недовольным вздохом. — Допоздна за копейки?

— Нет, мне Анфиса Игоревна предложила на время твоей болезни поработать у них, — смеюсь. — Говорит, я надёжная. И зарплата намного выше, чем в закусочной. Отличная идея, да?

Мама вздыхает, отводит взгляд, смотрит в окно, за которым бушует лето. Ей не понравилось предложение Орловой? Вероятно, да, иначе не молчала бы так долго, не хмурилась настолько сильно. Но из-за чего? За все четыре года она ни разу не говорила ничего плохого о ком-то из своих работодателей — наоборот, всегда защищала их, если в прессе выходила очередная жёлтая статейка.

— Марта, — наконец решается, но в голосе сквозит напряжение, — пожалуйста, будь осторожнее в доме Орловых. Мелькай пореже перед глазами, занимайся работой, с персоналом не сплетничай.

— Я ведь не по этим делам, ты знаешь…

Но мама, кажется, так глубоко нырнула в свои раздумья, что не слышит меня.

— Ты очень хорошая девочка, я не такой судьбы тебе хотела.

— Мам, какой судьбы? Ты же там работаешь и довольна.

— Я там работаю, потому что твой отец козлина, — злым шёпотом. — У меня не было другого выхода. Это я, у меня уже все шансы позади. Но ты… тебе надо учиться, строить карьеру.

— Это всего лишь на время, пока ты не поправишься, — успокаиваю маму и, наклонившись ниже, звонко целую в щёку. — У меня всё будет хорошо, ни с кем я сплетничать не собираюсь, не переживай. Буду незаметной мышкой-норушкой. Почему ты так волнуешься? Не надо, тебе нельзя.

Я уже десять раз пожалела, что рассказала ей о предложении Орловой. Не надо было, потом бы, когда мама окончательно поправилась, всё выложила. Ох уж, язык мой без костей!

— И на Марка Романовича не заглядывайся! — говорит грозно, включает менторский тон. — Я знаю, он красивый парень, богатый, настоящий принц, но он обидит тебя. Поверь мне, обидит. Они богатые люди, для них такие, как мы, просто люди-функции, а ты очень хорошенькая, он может обратить на тебя внимание…

— Мама, не надо, — прерываю словесный поток взмахом руки. — Зачем я Марку? У него наверняка самые красивые девушки вокруг, богатые, ровня ему. Я там буду всего месяц от силы, ничего мне никто не сделает.

Краска приливает к лицу, и кожу начинает покалывать. Улыбаюсь насилу, хочу казаться беззаботной, но мама всё видит.

— Просто будь осторожнее, — просит, а я чувствую, что задыхаюсь от стыда и неловкости. — Там не только Марк — угроза. Ещё… ай, ладно!

— Мама, не пугай меня, я и так чуть живая от волнения, — прошу, потому что мне очень неприятен этот разговор. И намёки мамы неприятны.

— Ты очень наивна, веришь в добро. Людям свойственно пользоваться такими как ты.

Я впервые готова поругаться с мамой, и меня останавливает лишь то, что она сильно больна и скандал может не пережить. От нотаций тяжело на душе, и тон мамы, выражение лица — пугают. Будто бы мама знает больше, чем готова мне сказать, только от намёков и недомолвок ещё хуже. Уж лучше бы молчала.

Неприятное предчувствие покалывает под ребром, а на часах девять — самое время отправляться к Орловым в особняк.

Я слетаю вниз по ступенькам, мечтая скорее оказаться на улице. После разговора с мамой идея работать у Орловых мне кажется очень плохой — мама явно что-то не договаривает.

Но и отказаться не могу — мне действительно нужны деньги. Нам нужны деньги.

***

Из автобуса я буквально выпрыгиваю и минут пятнадцать иду по широкой дороге к въезду в посёлок. Там, на пункте охраны, меня ждёт временный пропуск, оставленный Орловой.

Нахожу будку, улыбаюсь незнакомому охраннику, показываю паспорт. Мои документы смотрят внимательно, сверяют с базой данных и наконец-то дверь отъезжает в сторону, впуская внутрь.

Вот была ведь уже здесь, а всё равно каждый раз восхищённо ахаю, когда вижу красоту, царящую по ту сторону высокого забора.

Аккуратно подстриженные газоны, мощёные дорожки, подъездные площадки, красивые дома, утопающие в цветах, увитые лозами дикого винограда, плетущимися розами, детские площадки и много-много зелени.

Как на картинке. Чувствую себя попаданкой в какой-то американский сериал.

Оборачиваюсь, энергично машу охраннику, он вяло кивает в ответ, а я иду вперёд. До дома Орловых почти двадцать минут медленным шагом, и мне не хочется торопиться — хочется наслаждаться окружающими видами, покоем, благоуханием, дышать полной грудью.

Но как не пытаюсь абстрагироваться, слова мамы никак не выходят из головы, и я глушу плохие мысли музыкой, которая прямиком из наушников попадает в мозг. Вот так, вот так славно. Привычно и безопасно.

Если бы не громкие тяжёлые басы, разрывающие барабанные перепонки, отдающиеся вибрацией в груди, я бы конечно же услышала рёв мотора за спиной. Но я иду по обочине, подпеваю, а когда порыв ветра чуть не сносит с ног и поднимает юбку, громко вскрикиваю и отпрыгиваю в сторону.

— Ты бы завязывала с музыкой своей, ничего ж не слышишь и пугаешься.

Марк.

В кожаной куртке, немного растрёпанный, он улыбается мне, держась обеими руками за ручки мотоцикла.

Я никогда раньше не видела настолько огромных железных монстров, таких чёрных, с лоснящимися боками — не мотоцикл, настоящий конь! Только что копытами не бьёт.

Я делаю шаг назад, хватаюсь пальцами за лямки рюкзака и жалею, что не надела защитный костюм, потому что моя юбка вдруг кажется слишком короткой, а голые загорелые ноги враз покрываются колкими мурашками.

Марк смотрит на меня, облизывая взглядом снизу вверх, усмехается, а светлая майка чуть задралась сбоку, обнажая мышцы живота. Внушительная пряжка ремня, начищенная до блеска, горит под солнечными лучами, и я вдруг понимаю, что слишком пристально рассматриваю Марка.

— Подкрадываться нехорошо! — заявляю и на всякий случай ещё чуть дальше отхожу. Голые ноги, несмотря на летнюю жару, мёрзнут под слишком пристальным взглядом Марка, и я переступаю с пятки на носок и обратно, разгоняю кровообращение.

— А я и не подкрадывался, — пожимает плечами и легко спрыгивает с мотоцикла. — Просто ехал домой. Ты к нам?

— У нас с вашей мамой уговор, — напоминаю в первую очередь самой себе, что не должна тратить время на глупую болтовню. — Я тороплюсь.

— И снова тебя ждёт мама, — усмехается, — но на этот раз моя.

— Вот так и получается, снова мама, — пожимаю плечами, а Марк смеётся. — Я пойду, извините.

Лихо так разворачиваюсь на пятках, семеню вдоль обочины, но Марк окликает меня:

— Эй, Дюймовочка, садись, прокачу! — он явно забавляется, а я отрицательно мотаю головой, не оборачиваясь.

Лишь шаг прибавляю.

— Меня Марта зовут! — выкрикиваю. — Мар-та.

До дома Орловых ещё минут пятнадцать и я проклинаю всех и вся, что снова вот так глупо попалась Марку. Да-да, я понимаю, что мне придётся работать рядом с ним, но раз вляпалась, нужно держать лицо и сохранять вежливый нейтралитет.

Потому что между нами не может быть ничего общего.

Снова за спиной раздаётся рокот мотора, но он не оглушает. Ласкает скорее. Я не рискую больше слушать музыку, и вообще это, похоже, плохая примета, потому просто иду, пытаясь выбросить всё из головы.

У меня есть цель, и я к ней двигаюсь.

Вдруг краем глаза замечаю тёмное пятно рядом. Оно медленно движется вровень со мной, и я понимаю, что это Марк на своём огромном мотоцикле, но изо всех сил делаю вид, что мне всё нипочём.

— Какая упёртая, а, — восхищается Марк, а я так крепко ухватилась за лямки рюкзака, что искусственная кожа вот-вот рассыплется в моих руках. — Мар-та, садись. Ну что попусту ноги бить?

Я решаю не связываться. Ну, его, отстанет. Если не реагировать, он же отстанет?

Припускаю вперёд, всё ещё пытаясь сохранить спокойствие и достоинство. Нет, бежать я не буду, просто буду быстро идти.

Внезапно мотоцикл резко сдаёт влево и преграждает мне дорогу. Марк въезжает огромными колёсами на аккуратный газон, мнёт траву, взбивает комьями землю, нарушая идеальную гармонию.

Нельзя же портить красоту! Но Марку похоже на прелестный газон плевать с высокой колокольни.

Я смотрю на него, нахмурившись. Подбираю слова, чтобы послать его как можно безопаснее, потому что это ведь Марк Орлов, хозяйский сын.

Марк не злой. Он… серьёзный, что ли. С него слетела вся дурашливость, и сейчас он кажется намного взрослее.

Спрыгивает на землю, идёт ко мне, и пусть вокруг открытое пространство, мне кажется, что никуда не деться.

— Марта, просто сядь на этот чёртов мотоцикл, — понизив голос, с тихим рычанием. — Я не трону тебя, обещаю.

— Да зачем вам это? Я отлично ходить умею.

— Зачем мне это? Хороший вопрос, — наклоняет голову набок, слишком высокий, чтобы мне не нужно было запрокидывать голову, глядя на него. — Не знаю, устроит ли тебя такой ответ, но я просто хочу тебе помочь.

— Помочь? — а вот это уже что-то новенькое.

— Ага, — кивает и быстрым жестом убирает чёлку со лба. — Мне почему-то кажется, что хотя бы один друг тебе в нашем доме пригодится.

И, не говоря больше ни слова, кладёт руки на мою талию. Легко отрывает от земли и несёт к своему проклятому мотоциклу, не обращая внимания на громкие протесты и решительные попытки вырваться.