М-8

Лилия Владимировна Степыкина (2024)

Алекс Оллфорд — бармен, бизнесмен, музыкант. Жизнь Алекса Оллфорда напоминает панк-мьюзикл: вечеринки, бары, внимание дам, много денег и приключений в родном Петербурге. Оллфорд решает кардинально изменить свою жизнь, когда на пороге его жизни появляется харизматичная дьяволица леди Ди, в которую он влюбляется. Она предлагает ему переехать жить в Ад, яркий город-мегаполис, и пойти на сделку : смерть на земле, ради райской жизни в Аду. Алекс принимает предложение и соглашается на авантюру ради любимой девушки.

Глава 11. Апрель

Апрель выдался призрачным, тягучим и с нотками испепеления.

Казалось бы, полно хороших новостей! Вик Сид прошла курс Одьяволения, устроилась в Hellbucks и сняла квартиру в Душном районе. Миша почти одьяволился (на его восстановление понадобилось больше времени, чем предполагали врачи). Ди открыла новый филиал своей юрконторы. Я с удовольствием летел на работу социализироваться и радовать гостей авторскими коктейлями под патронажем Феникс.

Но Алекс не был бы Алексом без скрываемых эмоций и воспоминаний, верно?

Маленький ножичек переживаний царапал мои нервы. Объективно говоря, жизнь наконец-таки налаживалась. Череда болезненных потерь позади. Я обрастал новыми знакомыми и верными друзьями. Я растил и нежно оберегал цветы чувств.

Зачем я достал ножичек из потаенного шкафа сознания? Ох… Сердце встревоженно застучало. Что если всё, что мне дорого, в одно мгновение пропадёт?

Я вновь проснусь в прошлой весне в гетто. Один. Проведу будничный ритуал сбора на работу. Без особых эмоций отработаю смену. Вернусь домой. Бесконечный день сурка с полным отсутствием искры и смысла.

Квартира — тюрьма со всеми благами цивилизации. Ты же так долго на них пахал. Что-то японское панно начала двадцатого века не особо радует. Гитары не радуют. Закрыт на материальный карантин. Страшно.

В городе бесчисленное множество знакомых. На что они мне? Массовка для самообмана. Город сердца — красивая старофондная коробка. Ненужная и захламленная.

Ладно, тихо, Санёк. Из существования, превращающегося в исписанную бумагу, ты благополучно сбежал. Осталось отучить мысли от возвращений в эту темноту.

Что еще тревожит? До сих пор жалею, что не рассказал Паше о своей смерти.

Честно, как есть. Струсил и сморозил что-то про преследование. За мной скоро придут. Паша посчитал, что у меня мания преследования и посоветовал сходить к психологу.

Узнай он настоящую причину смерти, поверил бы? Неизвестно. Паша рациональнее меня. Он никогда не верил в существование потустороннего. С удовольствием читал детективы, смотрел ужастики. Призраки, дьяволы и иные миры — допущение создателя. Искусство всего лишь искусство. О, друг…

Боязнь не успеть — основополагающий страх моей психики.

Полгода до Одьяволения мне постоянно снился один и тот же сон про дорогу в Новое. Путь предполагал три пересадки.

Во время первой я сталкивался с семейным несчастьем. В зале ожидания семейные пары разыгрывали сцены ревности и нелюбви.

Вторая пересадка дарила работу, убивающую потенциал. Я наблюдал нудный процесс работы какой-нибудь букмекерской конторы.

На третьей пересадке оживали детские страхи и школьные издевательства.

Я боялся не успеть на поезд к Новому. Меня заставляли досматривать бытовые ужастики, и на последних минутах влетел в вагон. В конце сна я уезжал в медно-красный закат, чувствуя, что меня ждут. Выдох. Облегчение. Подъём.

Сон — наглядное проявление страха не успеть прожить свою жизнь. Свою, не чью-то другую, невыдуманную. Жить без переживаний за конечность ценных душ и радостей, без оглядки в никуда. С уверенностью внутри.

Возможно, сейчас я близок к Новому из сна. Мне бы щепотку спокойствия и веры. Ты можешь, Саша. Раньше мог, и сможешь сейчас.

Я отложил нож мыслей и проснулся. Очередной сон во сне. Приснится же такое. Надеюсь, Феникс не причастна к увиденному. Ай, плевать.

Апрель хитро улыбался и пепелопадил.