Сага о предпринимателе

Ирина Сотникова, 2018

Основная тема «Саги» – женщина и бизнес. Что делать, если против тебя покупатели, конкуренты и налоговая? Как сохранить себя в бурном море коммерции и не отчаяться? Где найти точки опоры, которые принесут не только уверенность в себе, но и радость? Об этом – книга Ирины Сотниковой, в которой она исследует каждый рабочий день, не жалея себя и не приукрашивая действительность. Чтобы достичь результата, приходится постоянно побеждать. Ей это удается, потому что главное сражение героини книги – с собой.

Да здравствует спекулянт! Жестокость как смысл бытия…

…31 мая 2013 года, пятница.

Недавно одна знакомая, прочитав мои записи о бизнесе, сказала: «Очень интересно, но мне кажется, что в настоящем бизнесе все намного жестче и бесчеловечнее. Ты описываешь его слишком красиво и романтично».

И я задумалась о жесткости и бесчеловечности как одной из сторон жизни.

И снова память услужливо, словно преданный архивариус, расстилает передо мной свитки событий недавних и более давних лет.

Открываю свои записи. Прошлый год, такая же пятница, но 18 мая, по-летнему жарко. «Сегодня день депортации крымских татар. Везде стоят патрули. Удивляюсь каждый раз, когда выезжаю на работу и обнаруживаю какой-нибудь «день». Особенно день депортации. Опыт предыдущих лет показал, что мои знакомые доктора — крымские татары — в этот исторический «день» больше беспокоятся о качественном обслуживании своих пациентов, а не о соблюдении исторических приличий. Страсти давно утихли, деловые работающие люди быстро разобрались, что любая демонстрация — это потеря прибыли. Сегодня никто из работающих демонстраций не хочет, если, конечно, их участие не оплачивается».

В тот день моя машина мчалась по пустой трассе среди гор, а я вспоминала, как в Крым приехали татары, как они сразу почувствовали себя хозяевами, вернувшимися в дом, где проживание других людей посчитали незаконным. Я тогда часто гуляла с годовалой дочкой по улице, мамочек было много, и одна вновь прибывшая из Узбекистана молодая татарка — вся в золоте и дорогой одежде, с пухленьким чернявым мальчиком, сказала мне тогда тихо, спокойно, как-то буднично и потому страшно: «Ничего, мы скоро вас, славян, отсюда выгоним. Это наша земля». Сказала, будто гвоздь вбила.

Ее красивое холеное лицо с зачесанной назад копной черных волос было в этот момент бесстрастным, ее уверенность испугала меня так, что этот страх нахлынул холодной волной на сердце, и оно сжалось. Я тогда ничего не ответили, молча дошла со своей колясочкой до конца улицы, потом свернула домой…

Жизнь в обществе течет по своим законам, и, что бы ни вещали отдельные амбициозные лидеры крымских татар, их уверенность в быстром воплощении своих планов оказалась недолгой. За какие-то пять лет приезжие татары ассимилировались, обросли бизнесом, русскими и украинскими друзьями. А еще через пять лет выяснилось, что Крым — не только татарская земля, не они здесь хозяева. До них многие приходили и уходили, снова возвращались. Места здесь хватает всем, было бы желание жить и работать.

Я вспомнила свою покойную мать, у которой прабабушка была крымской татаркой из Бахчисарая. Ее тогда вывезли после очередного набега на Бахчисарай в Запорожскую Сечь наложницей, там крестили, выдали замуж. Потом перебрались в Полтаву, откуда родом моя мать. Смешно, но тогда получается, что я по материнской линии — крымчанка в Бог знает каком поколении! И даже с татарскими кровями.

И снова возвращаюсь к разговору с подругой о жесткости бизнеса. Ищу эту жесткость в прошедших событиях и понимаю, что каждый бизнесмен обладал в свое время жесткостью, чтобы отвоевать свою территорию.

Конец 90-х, развал Советского Союза. Когда в бывшем СССР вдруг разрешили частную торговлю, легализовав так называемых «спекулянтов», моя мать одна из первых ринулась в бизнес — со всей своей широкой душой и нерастраченными силами. Она была предпринимателем от Бога — легко договаривалась, легко зарабатывала и также легко тратила. Деньги у нее не задерживались, накоплений не делала.

Сначала она занялась пошивом платьев из люрексовой ткани. Нашла моряков, которые нелегально завозили заветные рулоны, сама сделала лекала, кроила, шила, продавала. Как ни странно, этот замысловатый бизнес пошел, хоть и не был поначалу прибыльным. Платья тогда продавались по 140-180 гривен (при зарплате 80-120 гривен), то есть очень дорого. Прибыль была 20-30 гривен. Мало кто соблазнялся, но платья так блестели! И, хоть раз неделю или в несколько дней, но находились дамы, жаждущие красоты.

Со временем покупателей становилось все больше, такие платья вошли в моду. Появились и конкуренты. Соответственно больше надо было шить. Вся прибыль уходила на покупку новых рулонов люрекса — чем больше рулонов, тем меньше цена. И поскольку я, как и моя мать, умела шить, она быстро приспособила меня и моего мужа к своему предприятию.

Именно тогда, двадцать пять лет назад, я впервые столкнулась с основами частного предпринимательства: клиенты, затраты, прибыль, рэкет. Я стала учиться продавать и, как ни странно, мне это понравилось.

Прошло время, и бизнес моей матери стал процветать. Помню безумно красивый богемский сервиз из молочного тонюсенького фарфора — мою первую роскошную вещь. Помню туго закручивающуюся, удушающую меня спираль самого бизнеса — как кольца удава. Больше платьев — меньше времени. Меньше времени — меньше сна, отдыха и развлечений, меньше семейного быта.

Очень хорошо помню, как в те годы сформировалось четкое разделение на людей, которые очень хотели жить по-старому, когда им кто-то платил зарплату, и людей, которые эту зарплату отвоевывали сами — у рэкета, у налоговой, у немногочисленных покупателей, у бандитов, периодически, устраивавших «чёс» по торговым точкам, у конкурентов. Спекулянты, как их тогда называли, стали авангардом, который исследовал новую экономическую территорию в развалившейся стране, их за это презирали.

Если говорить о жесткости, я помню, как приходилось каждый день подсчитывать расход и приход в кассе и ругаться с реализатором, у которого не сходился дебет с кредитом.

Я помню избитого рэкетирами дедка, который продавал капусту и попытался «качать права», потрясая перед двумя обкуренными юнцами боевыми наградами.

Помню пустой рынок в прибрежной Николаевке, куда мы с мужем привезли в воскресный базарный день свои блестящие платья и не продали ни одного, потому что там, в деревне, таких платьев еще не видели.

Помню свою маленькую дочь, которая игралась на ковре кусочками люрексовых платьев и ниток, когда я, одурев от напряжения, сидела за швейной машинкой, стараясь подготовить партию к продаже. У меня не было времени с ней играть, и она придумала себе друга, которого назвала «Сика». Он ее и спасал от одиночества, которое детям категорически противопоказано.

Не покидало тягучее ощущение пустоты и бессмысленности, в которой вязнешь, как в желе. И уже не было сил сопротивляться. Жестко? Очень. И еще — трагично.

Те годы были похожи на какое-то адское варево, в котором действительно было крайне сложно выжить, не искалечив душу. Они прошли…

Наступило время юридических предприятий, лицензий, больших оборотов и финансовых афер. Я, успев родить второго ребенка и получив высшее образование, не стала исключением из правил. Правду говорят, что первый печальный опыт не пугает. Я попробовала снова. Моя новая история вышла несколько странная, но такая типичная для того времени!

Правда, закончиться она могла уже в другом месте, не столь отдаленном…