Пётр – внук Петра. Исторический роман

Ирина Павлычева

Гремит на всю российскую столицу грандиозный праздник – помолвка юного императора Петра II с дочерью светлейшего князя Меншикова. Неужели многоопытный помощник Петра I не слышит в ударах литавр гром, что рокочет над его головой? Неужели не понимает, что эта помолвка может отправить его в изгнание?

ГЛАВА II

Обосновать, согласовать и организовать переезд в свой дом императора Петра II (или Петруши, как князь мысленно называл юного царя) Меншикову удалось без помех и труда. Приближенные и родственники были слишком заняты своими переживаниями последних событий и не готовы были ни противостоять светлейшему, ни даже перечить. Очень поспособствовал двухнедельный выезд в летнюю резиденцию Петергоф. Юный царь страстно любивший, природу, охоту и приволье так увлеченно наслаждался каждым мгновение долгожданного удовольствия, что не вникал ни в какие обсуждения по поводу будущего. Ему дорого было настоящее и только им он жил. На что светлейший князь как раз и рассчитывал. Меншиков не жалел ни времени ни сил, чтобы доставить императору, как можно больше удовольствий. Ему казалось важным, чтобы юный монарх сразу после помолвки ощутил, как окрасилась, улучшилась его жизнь, чтобы в его сознании помолвка и дальнейшие любимые увеселения увязались воедино. Князь никогда не увлекался охотой, но ради большой цели шел на мелкие жертвы, — вместе с Петром он не единожды выезжал на псовую охоту. Разумеется, князь не бросал своих обязанностей и оставлял Петергоф то наведаться в собственную загородную резиденцию Ораниенбаум, то в Кронштадт для осмотра работ, вел и другие дела, но удовольствия императора эти две недели стояли для светлейшего на первом месте.

Остальное шло своим чередом. Переговоры с министром гольштинского двора Бассевичем по поводу возвращения герцога Гольштинского с женой (старшей дочерью Петра I Анной) на родину продвигались гладко и скоро. В основном потому, что со смертью императрицы, став названным тестем императора, Меншиков мог позволить себе не скупиться. Он ещё давно прикинул, что отбытие Анны с супругом станет ему в копеечку. Но проплачивать сиё мероприятие полностью из своего кармана светлейшему не хотелось. Дело терпело отлагательства, а сопротивление со многих сторон было значительным. Не желала сама Анна, ее отчаянно поддерживала Елизавета, почему—то постоянно скулили в уши императрицы наследник престола Петр и его сестра Наталья. Упирался Бассевич, сильно надеявшийся после частенько хворавшей Екатерины протолкнуть к трону Анну с ее супругом герцогом Гольштинским, сама императрица была не расположена и так далее, и так далее. Теперь картина изменилась. Анна после смерти матери пребывала в апатии, Петруша (император) отвлекся. Многим, коли Анна не взошла на престол вслед за матерью, ее судьба стала безразлична, а Бассевичу, чтобы не тянуть резину Меншиков пообещал миллион рублей сверх брачного контракта, и вопрос был решен. Миллион есть миллион.

Когда Анне сообщили о необходимости отъезда, она даже немного обрадовалась. Подсознательно она чувствовала, что перемена места поможет ей перенести утрату родителей. Елизавета отказывалась понимать сестру и требовала, чтобы та обратилась напрямую к императору, и сама была готова ходатайствовать перед ним за сестру.

— Ты же помнишь, Аннушка, — говорила она, — Он обещал нам помощь, и я уверенна сдержит свое слово.

— Не кипятись, неуемная! — вяло отвечала сестра. — Меня уговаривают. Ну проедусь я, развеюсь, да и вернусь. Нечто меня Петруша обратно не пустит.

— Не просто пустит, а за счастье почтет, — уверенно рассудила Елизавета.

— Ну вот. Бассевич и муж утверждают, что в Гольштинии сейчас требуется наше присутствие, стране нужно помочь… Дороги, новые места, меня право потянуло…

— Сходила бы лучше на богомолье, раз из дому тянет… — буркнула Елизавета, недовольная настроениями сестры. — Глядишь и от сердца бы отлегло, и ум прояснился.

— Ну не сердись, не сердись, что так дуешься—то?

— Ещё спрашиваешь! А я с кем останусь?

— Сама знаешь, что во—первых, ты тут не одна, во—вторых, окружена всеобщей любовью, а в—третьих, тебя скоро замуж выдадут, за епископа Любского (говорят, за твоим женишком нарочных послали), да с ним к нам Гольштинию и приедете.

— Крутишь, сестрица, то, мол, прокачусь, да обратно вернусь, то, нате пожалуйста, уже я в Гольштинию поехала. А насчет Любского я сильно и долго думать буду.

— Неужели против матушкиной воли пойдешь? — не на шутку поразилась Анна.

— Почему против матушкиной воли? Она ведь не указала, что думать мне нельзя, и сроков не поставила. Может быть, я много лет, а то и всю жизнь думать буду, али собираться к венцу… — вывернулась Елизавета.

Анна восхищенно смотрела на сестру. “ Эко, как ловко рассудила, и не подкопаешься. Сроки, правда, в завещании матери не указаны откладывать не запрещено… Ай, да Лиза, как свежо, ясно мыслит. И откуда у нее берется?»

— Ты дивишь меня, Лиза! — только и проговорила Анна, обняла сестру и стала целовать её в голову в знак своего восторга.

— Не подлизывайся, Аня, я не одобрю твоего решения, хоть целый год чмокай без передышки, — заявила Елизавета и с достоинством удалилась.

Елизавета необыкновенно нуждалась сейчас общение. Если по смерти отца она стремилась к уединению, то после ухода матери, совсем не могла быть одна, поэтому внезапное и непоколебимое решение сестры больно кололо ее сердце. Кроме того, сборы шли угрожающе быстрыми темпами, и можно было опасаться, что будут завершены в три—четыре дня. Дороги после весеннего таянья просохли, дождей в ближайшее время не ожидалось, спешили, чтобы захватить благоприятный период. Елизавете не хотелось на прощанье ссориться с сестрой, но короткие, робкие и, увы, безуспешные попытки отговорить Анну она не оставляла. Союзников у нее не было. Убедившись в неотвратимости отъезда сестры, и не желая расставаться с ней в размолвке, Елизавета прекратила разговоры на эту тему и даже стала помогать со сборами.

Наконец, пришел страшный день разлуки. Даже спокойная до той поры Анна разволновалась и испугалась вдруг того, чего, казалось, с желанием ждала. А уж о Елизавете и говорить не приходится. Она бы, наверное, и совсем пала духом. Но большой умелец организовывать всевозможные церемонии и праздники светлейший князь Меншиков, сам того не зная и не стремясь, облегчил прощание сестрам. Он затеял торжественный отъезд старшей дочери императора Петра I с процессиями, барабанами, пушками и даже оркестрами, несмотря на траур, и, разумеется, костюмами, нарядами, украшениями и прочей мишурой, которая отвлекла сестер и тем самым смягчила удар.

Анна отбыла. За ней переехал в дом светлейшего император. У Меншикова и это вышло просто и органично. Когда пришло время царю возвращаться в Петербург, светлейший поведал ему, что его собственный дворец еще не готов. И прилично было бы до завершения постройки, которая идет полным ходом и максимально ускоренными темпами, поселиться в доме нареченного тестя, откуда удобно будет ежедневно и в любую минуту наблюдать за работами. При бдительном надзоре строительство протянется недолго и к осени можно надеется на переезд. К тому же в летние месяцы планируется как минимум еще один выезд в Петергоф и более длительный, так что жить вне собственного дома придется совсем коротко. Юный император от одной мысли, что ему предстоит возвращаться к учебе и императорским обязанностям в Петербург в лучшее время короткого северного лета впал в апатию и не противился.

В зимнем дворце покойной императрицы Екатерины остались две великие княжны Елизавета Петровна и Наталья Алексеевна, если не считать их челяди численность, которой в связи со вступлением на престол Петра II, у обеих принцесс была сильно увеличена, если не сказать, преумножена. Елизавете, правда, было теперь пусто в доме.