Пётр – внук Петра. Исторический роман

Ирина Павлычева

Гремит на всю российскую столицу грандиозный праздник – помолвка юного императора Петра II с дочерью светлейшего князя Меншикова. Неужели многоопытный помощник Петра I не слышит в ударах литавр гром, что рокочет над его головой? Неужели не понимает, что эта помолвка может отправить его в изгнание?

ГДАВА VI

Петр быстро сел за свой стол и попытался наскоро привести в порядок бумаги, что переворошила Елизавета, затем принять сосредоточенный, рабочий вид, но чувствовал, у него плохо получается. Он ловил себя на том, что ежесекундно с опаской поглядывает на дверь и досадовал на себя.

Вскоре скрипнул порог, но вошел отнюдь не тот, кого ожидал монарх, — а Иван Долгорукий.

— Ваше Величество, вы позволите? — по форме обратился он.

— Иван, прекрати, ты прекрасно знаешь, что я тебе всегда рад, подойди.

Иван послушно приблизился.

— Сейчас сюда придет Меншиков, — зашептал Петр. — Пока говори, что у тебя, а лишь он явится, делай вид, что просто наблюдаешь, как я занимаюсь. Ну говори!

— Государь, к вам приходила депутация от петербургских каменщиков. На строительстве Петербурга они нажили большие деньги. И вот приветствуя твое восхождение на трон, движимые, как они говорят, благодарностью, а как я думаю, надеждой на будущее, преподнесли тебе на роскошном блюде девять тысяч червонцев. Я решил не отрывать тебя от занятий и принял их сам, — громогласно отчеканил камергер.

— И правильно, — одобрил монарх приглушенно.

— Что прикажешь с ними делать, государь? Отнести светлейшему?

Петр на минуту задумался.

— Нет, ну его! Знаешь, у меня сейчас сестра была, Наталья Алексеевна. И ушла, кажется, расстроенная. Понимаешь, Иван, мнит, что я её мало люблю, а я её очень люблю! Правда—правда! Вот я и думаю, блюдо оставь, а девять тысяч червонцев отнеси—ка ей от меня в подарок. Как, по—твоему, она довольна будет? — продолжал вести беседу пониженным голосом император.

— А то нет! — не усомнился Долгорукий.

— Ну, иди тогда, князь Иван, немедленно отнеси ей, она здесь должна быть, у княжон. Иди, пока Меншиков не объявился. — шипел Петр.

— Позвольте один вопрос, ваше величество?

— Господи, пожалуй, спрашивай!

— Как ваше здоровье ныне? — поинтересовался камергер.

— Вечно тебе надо дурить, Иван, — добродушно пожурил Петр, — ты ведь видишь, я здоров.

— И горло не болит? — уточнил князь.

— Полно тебе, какое горло, пустомеля! — проворчал юный царь, — что ты несешь? Что за фантазии!

— Помилуйте, ваше величество, какие фантазии? У вас совсем голоса нет. Вы то хрипеть, то шипеть изволите, а то и вовсе одними губами разговариваете. Меня и охватила тревога по поводу вашего самочувствия…

— Изволь прекратить свои шуточки, — слегка впрочем хохотнув, пристрожил Петр. — Я тебе сказал: сюда направляется светлейший, не хочу его в досаду вводить.

— Стоит ли только он такого повышенного вашего беспокойства, государь?

— Я поразмыслю над сим. А вам, князь, велю немедля выполнить мое распоряжение, — скомандовал Петр, поняв, что иначе Иван допрыгается до того, что и сам получит разнос от Меншикова, и его поставит в неловкое положение.

— Слушаю, ваше величество! — отрапортовал тот и военным шагом, громко затопал к двери.

«Поди, вразуми его», — проворчал про себя Петр, не без удовольствия, однако, наблюдая за очередной незатейливой проделкой своего камергера.

Наконец, Иван удалился, и Петр, снова приняв вид прилежного ученика, продолжил разбирать погром на столе, поглядывая на дверь в ожидании Меншикова.

Вскорости дверь распахнулась, но вошел совсем не Александр Данилович, а Наталья Алексеевна, очень оживленная. За ней с небольшим отставанием вбежала и Елизавета.

— Наташа! Ты довольна? Хороши червонцы, да? — обрадованный веселым видом сестры, и истолковав его по—своему, встретил ее вопросом Петр.

Не дав Наталье заговорить, Елизавета выпалила:

— Государь! Мы твое повеление выполнили. Изволь принять работу!

— Погоди, минуточку, Лиза, — попросила Наталья. — Ты про какие червонцы говоришь, Петруша?

— Про те, что тебе Иван принес.

— Я ни Ивана, ни червонцев не видела.

— Как так? Я велел ему немедля отнести! — недоумевал Петр. — Где этот Иван?! Эй, кто там! Позвать ко мне Долгорукого, срочно! Я, Наташа, тебе в подарок девять тысяч червонцев послал. Хотел, чтобы ты поскорее порадовалась, а он где—то разгуливает!

— Мне? Целых девять тысяч? Спасибо. Вот спасибо, братец! Такой подарок, и так неожиданно! — неподдельно обрадовалась сестра.

— Погоди благодарить, ведь подарок—то до тебя не дошел, — не ожидая такой бурной благодарности, смутился брат.

— Всё равно мне радостно, что ты подумал обо мне, — проговорила Наталья и бросилась целовать Петра.

— Нет, вы на них поглядите! Целый день целуются, а дело стоит. Ваше Величество, сделай милость, выслушай наш план, — делано проворчала тетушка.

— Да, Петруша, наш план, — поддержала Наталья.

Их прервал голос Ивана Долгорукого:

— Вы звали, Ваше Величество?

— Где ты, негодный, ходишь? Почему до сих пор великой княжне мой подарок не вручил?!

— Не вел казнить, нету больше подарка, — с отчаяньем в голосе проговорил камергер.

— Прекрати, Иван, что ты еще выдумал?

— Я ничего не выдумал, государь, — скорбно утверждал тот.

— Говори толком.

— Понес я червонцы, как ты, государь, велел, к великой княжне. В дверях сталкиваюсь со светлейшим.

Тут Иван пустился изображать в лицах, что ему всегда удавалось на славу:

— Он мне: «Опять без дела, Иван?» Я: «Как раз наоборот, Ваша Светлость, исполняю поручение Императора.» Он: “ Какое, позволь узнать?» — «Несу подарок Императора Великой Княжне.» — «Что за подарок?» — Объясняю. А он: «Император молод и не умеет распоряжаться деньгами, отнеси их мне.» — Я стою и не знаю, что мне делать. А он: “ Что ты стоишь?! Неси червонцы ко мне, я тебе приказываю!!!» — Я и отнес… Пока… Хотел тебе доложить, да тут ты и сам меня позвал.

— Что же, наконец, такое?! На что же похоже! Я уже не могу своим добром распоряжаться?! Подарок сестре сделать! Нет, будь моя воля, я бы его далеко куда—нибудь упрятал, — не на шутку возмутился император.

— А разве у тебя нет своей воли, Государь? По—моему есть. Он только слуга твоему деду был и тебе только слуга, — вдруг высказалась Елизавета.

— Да, Петичка, когда была жива бабушка — другое дело, а теперь ведь ты сам — император. Сердце мое мается смотреть, как он мудрит тобою. Конечно, ты ещё не взрослый, — подхватила Наталья.

Но Петр ее перебил:

— Да взрослый я уже, взрослый,.. — закричал он, глядя на Елизавету.

Сестра, пропустив его восклицание мимо ушей, продолжала:

— Конечно, ты должен учиться и умных людей слушать…

— Но умных! — вставила Елизавета. — А Меншиков, как я погляжу, теперь из ума выживать стал. Или он воображает, что он сам — император, а не ты?

— Правильно, ах, как ты права, Лиза! Я говорила тебе, Петя, и повторяю; не верю я больше, что он нас любит и для нас старается. Мне не червонцев жаль, мне досадно, что он смеет твои, императора, приказания отменять. Ты говоришь: «нет у меня воли», а ты скажи: есть у меня воля, — и будет. Только на дурное её не клади. А Меншиков — нам обидчик, — завершила Наталья Алексеевна.

У обеих великих княжон были серьезные основания иметь зуб на светлейшего. У Елизаветы он отнял, или, как она мысленно выражалась: «сослал в Гольштинию» родную обожаемую сестру. А от Натальи «оторвал» брата.

Высказавшись, они начали было жалеть о том, что сорвалось у них с языка. С Петром сделалось что—то невообразимое. Он весь побагровел и даже затрясся от гнева. Более того в какое—то мгновенье по лицу у него пробежали судороги, на подобии тех, что бывали у его деда, Петра Великого, когда тот негодовал. Даже Иван посерьезнел. Все трое напряженно и с трепетом глядели на императора, не зная, чем разрешится эта сцена, и что им предпринять.