Заметки позавчерашней девчонки, или Привет, 90-е!

Инга Ефимова (2024)

Почему мы, люди, склонны идеализировать прошлое? Почему все, как один, твердят, что раньше было лучше? Все просто — там, в прошлом, мы просто были молодыми…Обычный провинциальный городок, средняя школа, юность, первая любовь, кроссовки «Абидас», дискотека… В общем, книга для тех и о тех, чья юность пришлась на лихие и бешеные 90-е… Все совпадения с реальными событиями и людьми случайны.

Глава 1

Глава 1

С днем рождения, Юрка!

По воскресеньям в моей семье принято есть блинчики. Прямо с утра. Поэтому уже в половине девятого меня разбудил легкий шлепок по лбу и бодрый голосок:

— Мааам, хочу блины.

— Не оригинально, ты всегда хочешь блины.

— Мааам, ты же обещала.

— Еще полчаса и будут тебе блины.

— Полчаса? Серьезно? Ну, хоть компьютер-то можно?

Любителю блинов только пять лет. Он любит маму, папу, брата, блины и компьютер. Блины и компьютер он любит больше всего.

— Можно, но недолго, а мне еще полчаса, хорошо?

Проблема решена. Можно еще поспать, но сна, к моему великому неудовольствию, ни в одном глазу. Обреченно шлепаю на кухню. Все как всегда: литр молока, два яйца, мука, соль, сахар, разрыхлитель. Разрыхлитель — вещь хорошая, но кто-нибудь знает, сколько его нужно всыпать, чтоб не переборщить? Я таких людей не встречала, ну или они меня.

Прислушиваюсь. Где-то в глубине квартиры идет активный спор с Алисой, снова на чем-то не сошлись. Заглядываю в детскую: старший спит крепким сном богатыря, сопит, нога как обычно поверх одеяла, рука под подушкой, видимо, охраняет величайшую ценность — телефон. Наверняка, полночи переписывался с Леркой. Младший увлечен, ему не до меня. Муж, конечно же, даже не заметил моего отсутствия. Обидно даже. Кофе? А почему нет?

Размазав по сковороде первый будущий ком ( а как без этого?), уютно усаживаюсь в свой любимый уголок с чашкой растворимого сладкого кофе. Через пятнадцать секунд соскребаю традиционный ком, чищу сковороду, наливаю новую порцию теста, жду. Увлекательное, знаете ли занятие, наблюдать за блином, кулинарный дзен просто, с трепетом, аккуратно цепляю лопаткой блинок, переворачиваю, хвалю себя за ловкость. Внезапно мое самолюбование прерывает бодрый голос неизвестной мне певички иностранного происхождения — телефон. Возмущенно про себя голосом младшего:"Серьезно? Кому я понадобилась в воскресенье в девять утра?"

С дисплея мне очаровательно улыбается миловидная блондинка. Элка. Элла Романова. Элла Колосова. Элла чья-то там еще. За Элкиной личной жизнью я устала следить еще лет десять назад. Бессмысленное занятие. Хобби у Элки такое — раз в три года менять фамилию и цвет волос. Элла — моя одноклассница, можно сказать, даже подруга. Подруга, которая просто так никогда не звонит. Хотя, что греха таить, я тоже не звоню ей. Максимум сообщение в соцсетях, дважды в год, в праздники, не чаще.

— Алло? — как-то неуверенно выходит из меня.

— Привет…

Удивительное дело, за двадцать лет, пролетевших после школы, в Элке изменилось буквально все, кроме голоса и манеры говорить. Тягучая плавная речь Романовой меня всегда слегка раздражала, казалось, что Эллочка уже разговаривает с тобой, а сама еще размышляет, стоит ли тебе доверять информацию.

— Я, кажется, рано, да? У тебя же там около десяти?

— Девять, но я уже в строю.

— Как ты, как дети? — Элла всегда задает этот вопрос, хотя едва ли помнит имена моих сыновей.

— Все отлично. Все здоровы и счастливы, — бодро рапортую в ответ, теряясь в догадках относительно цели звонка.

— Я же по делу звоню.

Ну наконец-то! Хватит уже тянуть кота! Но я сама вежливость:

— Что-то случилось, Эллочка?

В трубке глубокий театральный вздох.

— У Юрки Слободина беда — скончалась мама, — то ли вздох, то ли всхлип.

— Тетя Надя? — выдавливаю вопрос, как будто у Юрки несколько мам.

— Угу. Ванька Федотов объявил сбор денег, поручил мне, сам-то он, знаешь же, занят сейчас.

Знаю, угу. Наш Ванька вечно чем-нибудь занят. Он занятой родился. Ему не до нас, он специалист в перепоручении дел.

— А что с тетей Надей-то случилось?

— Ой, это долгая история, она давно болела, не спрашивай, чем, я не знаю, но болела давно. И вот, — снова тяжкий вздох.

— Ясно. Деньги тебе по номеру?

— Угу, только подпишись. Для отчетности. Мне чужого не надо, ты же знаешь. А отчитаться необходимо, ну чтобы никто не подумал.

— Не переживай, я подпишусь и ничего не подумаю. Как Юрка, ты давно его видела?

— Юрка? Вроде, нормально. Все по вахтам начальствует. Говорят, себе квартиру купил, а тете Наде дачу.

Эллка вздохнула, а потом снова напомнила:

— Переведешь деньги, не забудь подписаться.

— Хорошо.

— Ну все, целую.

— Пока, Эл.

Новость, о которой мне в своей обычной вялой манере сообщила Элка, не то чтобы выбила меня из колеи, но оставила неприятный осадок. Тетя Надя… Даже не верилось, что этой всегда суетливой, немного грубоватой тетки с вечной химией на коротких пепельно-русых волосах больше нет. Это даже не страшно, а, скорее, странно. Вот так — раз — и, как-то внезапно, выпала часть моей далекой юности. Именно выпала, как монета из дырявого кармана, выпала и куда-то закатилась.

Кофе давно остыл. Раскаленная сковорода чадила противным горячим угаром. Рыжий кот настойчиво бодал мои ноги, требуя внимания. Уже машинально допекая блины, я вспомнила, как когда-то в далеком девяносто шестом Юркина мама умудрилась устроить сыну день рождения. В то время действительно, чтобы собрать на праздник десяток прожорливых шалопаев, нужно было экономить не один месяц. Семья Юрки ничем не отличалась от большинства других семей нашего крохотного городишки в середине девяностых. Но Юрке повезло родиться в сентябре. Везение заключалось в том, что именно в конце сентября у каждой среднестатистической российской семьи, имеющей дачу или огород, наступало самое сытое время. Картошки, морковки, кабачков — завались. Поэтому наш именинник, надо сказать, находился в самом выгодном положении: тетя Надя была отменным кулинаром и по профессии, и по призванию. Капустный и яблочный пироги тети Нади были не просто пирогами, а истинно произведениями кулинарно — художественного искусства. Огромные, румяные, они были не просто едой, они были верхом кулинарной эстетики. Только представьте: огромный пласт нежнейшего теста, разрисованный экзотическими цветами, птицами, завитками, листьями… Эх, не было в то время соцсетей, иначе бы даже годы спустя фото с того дня рождения Юрки могли бы поспорить с фотографиями некоторых современных любителей делать фотографии своих завтраков — ужинов.

Юрка однозначно был в самом выгодном на тот момент положении: во-первых, день рождения у него, во-вторых, родился он в благополучном на то время сентябре, заполненном морковкой-картошкой, в-третьих, Юрка вполне обоснованно мог, и даже должен был, ожидать подарков… И вот тут-то как раз и была самая соль мероприятия — что дарить? Даже не так: где взять деньги на подарок Юрке? Сентябрь — это не только самый продуктовый месяц, но еще и самый затратный. Все наши родители в сентябре правдами-неправдами закупали своим ученикам весь китайский ширпотреб, который хоть сколько-то мог быть приравнян к школьной форме и был красиво разложен на прилавках единственного городского рынка. Кроссовки"Abibas", синтетические разноцветные спортивные костюмы, на которых, как ни странно, название известной фирмы было жирно выбито прямо на груди без замены букв и с почти настоящим логотипом, туфли на здоровенных каблуках и платформе, в которых приходилось потом ходить всю осень, а потом с апреля до нового учебного года, чередуя их с потрепанными клеенчатыми знаменитыми абибасовскими кроссовками. Все это закупалось с обязательным условием — беречь и носить максимально аккуратно. Легко сказать. Нет, ну если по совести, то из знаменитого лоснящегося костюма можно было только вырасти. Единственный ущерб, который можно было нанести этому чуду текстильной промышленности — прожечь его неосторожно упавшим с сигареты угольком. Но и в этом случае на месте падения уголька образовывалось плотное колечко из проженной ткани и все. Если не попасться на глаза директору или мамке, можно смело носить костюм, хоть добрый десяток лет. И носили. Сначала это было модно. Эти самые костюмы были двух типов: на одних были яркие широкие желто-красно-зеленые полосы на темно-синем фоне, это был кокетливый девичий вариант, на других полоски были потоньше, а цвета поскромнее, поэтому, такие костюмы считались мужскими. О них мечтали все подростки, поэтому сначала их покупали самые состоятельные родители, ну или родители попроще, но за какие-нибудь серьезные достижения, хорошую учебу, например. А потом в костюмы облачились все. У кого нет групповой фотографии середины 90-х, на которой нет ни одного человека в знаменитом Адидасе? Вот-вот. А рядом со спортсменами-адидасовцами непременно пара-тройка модников в свитере с надписью"Boys", и эти модники по половой принадлежности обычно герлс. Вот такая вот мода. Без изысков. Модными были все.

На покупку всего вышеперечисленного уходил почти весь скудный бюджет обычной семьи. Все Юркины друзья были выходцами из таких обычных семей. Проще говоря, у всех было полно морковки и пусто в кошельках. Ну не дарить же в самом деле морковку?

В понедельник после второго урока на самой длинной перемене Юрка собрал в кружок всех своих более или менее близких друзей:

— Романова, слышь, иди сюда, сколько тебя можно ждать?

Эллочка неторопливо вплыла в кабинет биологии, медленно разложила учебники и тетради на парте, и только потом откликнулась:

— Я что, обязана бежать по первому зову? Щас… — Элка уселась за парту с

абсолютно равнодушным видом.

Все знали, что Юрка давно, еще с третьего класса влюблен в Эллу. Элла тоже об этом знала и делала вид, что ей абсолютно безразлично, хотя ей, конечно же, очень льстило Юркино внимание. Элка заметно злилась, если Юрка общался с другими девчонками, она всегда ревностно наблюдала за тем, как Юрка, договариваясь списать геометрию, улыбается Кате Абрамовой. Вот и сейчас, Элла, навострив уши, очень старательно изображала безразличие.

— Элка, хорош выеживаться, тут важное дело, — наша общая с Элкой подруга Женька Фролова вытащила Элку и подтянула в круг, возглавляемый

Юркой.

Юрка почему-то с совершенно серьезным лицом, как будто не на день рождения приглашает(все уже все поняли), а собирается покаяться в грехах, как-то неуверенно начал:

— Короче, дело такое: у меня в субботу днюха, ну, в общем, всех, кто сейчас

здесь, я приглашаю к себе к четырем без опозданий.

— Будем, братан, все придем, — пообещал за нас лучший Юркин друг Леха

Белов.

— Если получится, — Элка не могла ответить согласием сразу, не в ее манере.

— Ну, если не получится, то ладно, — почему-то сразу согласился Юрка.

— Получится, не переживай, — ответила Женька и потащила Элку за руку к их общей парте.

Всю неделю мы посвятили выборам подарков имениннику. Оказалось, что в субботу Юрка будет осчастливлен двумя плюшевыми медведями, почти новыми и абсолютно одинаковыми, толстенной энциклопедией «Жизнь моря», ультрамодной футболкой с пририсованной к ней джинсовой жилеткой, которую с барского плеча разрешила подарить Вовкина мама, тетя Галя, (Юрке, можно сказать, повезло, Вовке вещи всегда покупались навырост, и как ни старался Вовка, до этой футболки за лето так и не дорос), набор фломастеров (зачем они Юрке, так и не понял никто), пара каких-то детективов в мягкой обложке, и самое главное от Элки — туалетная вода «Кобра». О «Кобре» этой стоит сказать отдельно. Привычного нынче слова унисекс в ту пору никто не знал, а кто знал, не спешил им козырять, по крайней мере, в нашем обществе, потому как слово «секс», входящее в это понятие, резало слух своей откровенностью и смущало окружающих, тем не менее, эта душная резкая водица в зеленом флаконе пользовалась популярностью у молодежи обоих полов. «Кобра» в подарок — всегда круто. Нет, конечно, это был не единственный доступный в нашем городе парфюм. Были еще советские одеколоны саши-паши, рижские духи, и два истинно женских аромата. Но было одно жирное «но» — название этих ароматов. В плотном белом флаконе с зеленым колпачком в виде какой-то пластмассовой розы благоухала туалетная вода «Intime», а в синем флаконе, напоминающем фигуру женщины в шляпе, — «Blye woter". Эти флаконы были гораздо шикарнее «Кобры», но дарить интим и блювотер было для нас дорого и не по статусу.

В субботу вся наша компания встретилась у дома Лехи Белова. Я, Элла, Женька, как и полагается девушкам, пришли с небольшим опозданием, рассчитав время так, чтобы Леха, Ванька, Вовка Кольцов и Игорь Сергеев были уже в сборе. Мы подошли не спеша, всем видом показывая, что никуда мы не торопимся, а так, мимо проходили, но, к нашему разочарованию, у подъезда не было еще Юльки Каминской и Сашки Матвеева. Каминская и Матвеев жили в другом микрорайоне, встречались с седьмого класса, поэтому мы решили, ждать их не больше пяти минут и двинуться в путь, дорогу найдут, не маленькие. Каминская и Матвеев нас удивили — пришли порознь. Юлька пришла с букетом астр и медведем. На вопрос о Сашке неопределенно пожала плечами.

— Юль, вот ты зачем цветы приперла? Как ты их дарить собираешься?

Кольцов отщипнул от фиолетового цветка тонкий лепесток.

— Руки убрал, — Юлька перекинула букет в другую руку, — могли бы и сами

догадаться. Цветы не Юрке.

— А кому? — Леха и Ванька хором.

— Матери именинника, валенки вы сибирские. Могли бы и сами допетрить.

Между прочим, мужчины должны дарить букеты женщинам. Учитесь.

— Детям мороженое, бабе цветы, — хохотнул Ванек.

— Дурак. Дураком и помрешь, — Юлька закатила глаза и отвернулась от

Кольцова, демонстрируя всем видом, что с дураками не общается.

Кольцов хотел что-то съязвить в ответ, но не успел: из-за угла вывернул Сашка Матвеев. То, что он держал в руках, произвело на нас неизгладимое впечатление. В руках Матвеев держал здоровенную коробку, наполненную доверху сникерсами-марсами-баунти — ботончиками, реклама которых не сходила с экранов наших местами еще черно-белых телевизоров.

— Ого, Матвей, откуда такая роскошь? Ларек штоль ломанул? — вытаращив и без того большие глазищи присвистнул Леха.

— Не, батя. Пошли, ребя, потом расскажу, опаздываем.

Было заметно, что Сашка горд подарком и доволен произведенным на нас впечатлением.

До назначенного времени оставалось еще больше получаса, поэтому было решено покурить за гаражами. Курили в ту пору почти все, вернее, не курили, а пробовали курить. Я навсегда запомнила вкус «Родопи» и «Стюардессы». Противный чуть горьковатый вкус болгарских сигарет въелся мне в мозги накрепко. Почему мы курили именно эти сигареты, не знаю до сих пор. Полагаю, что они были дешевле популярного в то время «Петра 1», но что помню точно, что в мягких пачках сигареты были дешевле. Мягкие пачки — мятые сигареты. Романтика.

Сашка отсчитал каждому по мятой бело — желтой вонючей палочке, вынул из кармана пластмассовую зеленую зажигалку, украденную у кого-то из его многочисленных дядек, обнес всех нас огоньком и медленно, растягивая слова, поведал нам историю коробки батончиков.

— Батя с вагонов привез, ездили ночью с Пашкой.

— Круто, — похвалил Леха, — мои предки вот на такое никогда, батя у нас слишком

правильный.

— Хочешь жить — умей вертеться, — авторитетно изрек Сашка и закашлялся,

захлебнувшись сигаретным дымом.

Вагоны стояли на границе между Китаем и Россией, наполненные всякой всячиной, которой Китай в голодные девяностые снабжал наш в одночасье обедневший материально и духовно народ. Близость к границе возбуждала во многих гражданах нашей необъятной родины необузданное желание урвать хоть какой-то кусок. Какой именно кусок удастся урвать, никто не знал до тех пор, пока не вскрывали вагон. Этот промысел был отнюдь не безопасным — вагоны охранялись вооруженными солдатами, у которых был приказ стрелять после первого предупреждения. Солдаты стреляли, чаще в воздух, но иногда и на поражение. Несколько раз в городе ходили слухи, что на «вагонах» ранили, а иногда и убили кого-то. К счастью, среди погибших не было ни одного знакомого мне человека. А вот тех, кто решался рискнуть собой ради баула китайского ширпотреба, коробки тушенки или мешка дешевых тапочек, было немало. В одно время почти четверть города промышляла на вагонах, правда, когда охрану усилили, большинство от идеи нажиться воровством отказалась. Забегая вперед, скажу, что Сашкин отец идею не бросил, и был одним из немногих, кому крупно повезло сколотить приличное по меркам нашего городка состояние. Он одним из первых постороил в городе коттедж и переехал туда, но не с первой своей семьей, а с молодой любовницей и новорожденной дочерью. Сашкин брат Макс навсегда рассорился с отцом, обидевшись за мать, тихую робкую женщину, а ушлый Сашка, по словам матери «весь в отца», с удовольствием пользовался тем, что отец считал себя виноватым. Надо сказать, что ушел от Сашки отец через три месяца после того дня рождения. Строительство коттеджа к тому времени уже заканчивалось, правда, разговоров о переезде Сашка не заводил, может потому, что отец и не планировал забирать туда семью, и в семье этот вопрос не обсуждали. Но о Матвеевском коттедже гудел весь город. Воровал тогда Сашкин отец уже не коробками, а вагонами. На перегонах у него уже были свои люди, и, как было модно тогда говорить, у Матвеева было «все схвачено».

Девяностые, как известно, были годами тотального дефицита и разрухи: закрывались предприятия, зарплату платили продуктами или той продукцией, которую выпускал завод или комбинат, иногда за месяц работы можно было получить мешок перловки и пять килограммов сахара. Все. Иногда зарплату выдавали одеждой или обувью, что отнюдь не считалось удачей, потому что перловку можно было съесть, заправив тем же сахаром, а вот модные сапоги модели «Алла Пугачева» сорокового размера нужно было еще втюхать кому-то. Вычурную модель с квадратным каблуком и квадратным же носом по цене двухмесячной зарплаты педагога могли позволить себе только пенсионеры, которые, к сожалению, совершенно не разбирались в моде. Можно было их, конечно, обменять на мясо или муку, на масло на худой конец, но тогда их цена значительно снижалась. Дикое время, конечно. Страшнее всего было, когда кто-то в семье умирал. Тогда даже пенсионеры, единственная прослойка населения, которая регулярно получала хоть какой-то доход в виде пенсий, не могли отложить необходимую на погребение сумму, потому что большинство было вынуждено помогать семьям своих детей. Рассказывали даже страшную историю о том, как у одной одинокой учительницы на балконе всю зиму стоял гроб с телом матери, которую не на что было хоронить. Учительница всю зиму собирала деньги, чтобы достойно похоронить единственного близкого человека. Похожую историю позже я слышала от одного из преподавателей своего университета. Не думаю, что почтенный дядька в годах стал бы беззастенчиво врать молодняку, прочувствавшему это время на своей шкуре. Да, нам досталось меньше, чем нашим родителям, мы хотя бы были молодые и легкомысленные, а вот наши мамы и папы… До сих пор, когда слышу от ровесников, как хорошо было в юности, недоумеваю. Что там было хорошего? Просто мы были молоды.

–Неправильно ты куришь, — Женька выдернула сигарету из Элкиных пальцев, вложила ее между двух, связанных травинкой палочек, — вот так кури, пальцы не будут вонять и ногти не пожелтеют.

— Ха, а вонять изо рта у тебя тоже этими ветками будет? Конспираторши, елы-палы, — хохотнул Сашка.

— Продумано, не боись, — Женька вынула из кармана пучок укропа, — зажуем и все гут.

Вообще-то, вместе сигаретами мы обычно покупали дешевую розовую жвачку со вкусом клубники или мяты, и вот такие, основательно подготовленные к операции «тайное курение» ходили в ближайшие лесопосадки. Рассаживались на поваленном кем-то молодом тополе и с видом бывалых пускали кривые кольца, выдували дым носом, учили друг друга курить взатяг.

Самой модной жвачкой в то время была розовая пластинка, обернутая в тонкую бумажку, в которой лежал вкладыш с фотографиями актеров из модного тогда французского молодежного сериала. Все девчонки тогда хотели быть похожи на актрис сериала. Некоторые даже влюблялись в актеров — великовозрастных дядек, задорно изображавших девятнадцатилетних юнцов. Сериал был глупый и откровенно пошлый. Но не смотреть его тогда было просто невозможно:в то время существовало всего два федеральных канала, плюс местное телевидение, крутившее весь день поздравительные песенки для юбиляров и именинников с субботними перерывами на индийские фильмы. Моя соседка Танька, студентка местного колледжа, однажды поссорилась со своим парнем, который звал ее в субботу вечером погулять в парке, игнорируя ее любовь к индийским фильмам. Танюха потом так и говорила всем: «Не могу я встречаться с парнем, который меня не уважат, он же знат, как я люблю индийска кино». Деревенский говор Танька любила и уважала даже больше, чем индийское кино вместе со всеми его митхунами чакраборти. Посмотреть индийскую историю про любовь, разлученных в детстве близнецов и родимые пятна, как главный способ идентификации ближайших родственников, можно было только в субботу. Современным подросткам не понять, как это — всего три канала, а у нас было вот так. Выбора не было, приходилось смотреть то, что показывали. И вот что удивительно — нравилось всем. Проще говоря, не мы выбирали кино на свой вкус, а вкушали то, что предлагалось. Иногда даже с аппетитом. Это сейчас телевизионное меню богато разнообразием, а тогда мы были не балованы. Первый канал, второй, а вместо компота какой-нибудь местный самодельный развлекательный канальчик со слабеньким сигналом, где сквозь шум и помехи типа волн и искр на экране, пробивается бодренький голос ведущей: «Коллектив Россельмашстроя пх-пххх поздравляет главного бухгалтера пх-пхпхпх Валепхпх Иванопх Копхппхву с юбилеем и дарит ей песню «Ах, какая женщина». Ах, каких женщин у нас было полгорода, потому что эту песню крутили по десять раз на дню. Сейчас таких нет. Ни песен, ни женщин.

Возле Юркиного подъезда решили разделиться, чтобы не заваливать толпой, а главное, дарить подарки по мере возрастания ценности: книги Юрка не любил, поэтому первыми шли Женька и Леха, потом было решено дарить игрушки, то есть, моя и Юлькина очередь, и так далее до самой последней и важной гостьи и ее лучшего, по мнению девчонок, подарка — Эллочки с «Коброй».

В течение следующих десяти минут мы по очереди втискивались в тесное пространство Слободинской прихожей. Торжественно вручали принесенные с собой дары, которые Юрка немного смущенно принимал. Наши с Юлькой одинаковые медведи были приняты с широкой улыбкой, словно только их Юрка и ждал. Когда дошла очередь до Элки, мы, уже рассевшиеся на широком, застеленном колючим пледом, диване, дружно высунулись в прихожую. Увидев нас, Элка скорчила недовольную гримасу, а Юрка, галантно поклонившись, принял последний подарок. Эффект от получения и вручения «Кобры» смазали наши любопытные физиономии. Юрка, мельком глянув на нас, осознал, что подколов ему не избежать, и обреченно поплелся вслед за своей любимой Элкой в большую комнату к гостям, нетерпеливо ожидавшим угощения.

Дядя Коля, Юркин отец, внес в комнату огромное блюдо с горячим ароматным пирогом. Глядя на это чудо, я вдруг осознала значение эпитета «румяный» оносительно выпечки. Остальные, как мне кажется, тоже. Следом в комнату вошла тетя Надя с двумя графинами морса.

— Чего это вы, как шпионы парами заходили? — подмигнул нам дядя Коля. Он, балагур и выдумщик, видимо, наблюдая за нами в окно, придумал свою версию событий.

— Удовольствие Юрке хотели растянуть, — выдала Женька, — чтобы он подольше подарки получал.

— Охотно верю, — хохотнул Юркин отец, — а вот и самое главное, — он ловко вынул из-за дивана бутылку с темно-красной жидкостью, — сегодня всем по капельке можно.

Конечно, к началу десятого класса среди нас, пожалуй, только Элка не пробовала алкоголя, и то только потому, что ее страшно мутило от одного запаха спиртного, остальные успели распробовать на вкус популярную в то время «Сангрию», а кое-кто даже и «Рояла» успел пригубить. Были среди нас, чего уж греха таить, и те, кто даже гордился своими алкогольными подвигами. В восьмом классе нам пришлось тащить пьяную, блюющую Женьку домой после того, как она от обиды на своего бывшего парня, с котором провстречалась аж три недели, выпила на школьной дискотеке две стопки дрянного плохо разведенного спирта без закуски залпом. После той дискотеки Женьку госпитализировали с отравлением, нас, тащивших ее домой, заставили писать объяснительные, вызвали родителей, а потом на два месяца отменили все дискотеки в школе. Правда, запрет действовал ровно три недели до того момента, пока несколько старшеклассников не сходили на дискотеку в соседнюю школу и подрались, «уронили честь школы», как заявила наша директриса.Тут же было принято решение устраивать свои дискотеки, а не шляться по соседям, попутно получая синяки и шишки. Но Женьке и почему-то Ваньке запрет на посещение дискотек не отменили. Хотя, когда Женька прокралась в школьный холл пятничным вечером, все сделали вид, что то ли не заметили, то ли вообще не признали. Весь вечер Женя просидела на подоконнике, стараясь не светиться, а уже через неделю лихо отплясывала в центре зала, подпевая с сибирским акцентом темнокожему вокалисту всего два слова из знаменитой тогда песни: яяяяя, коко джамбо…

— Ого, это все нам, — попытался пошутить Лешка.

Честно говоря, мы все немного обалдели от такой щедрости: никто из родителей нам еще не предлагал вина. А после истории с Женькиным алкоголизмом под подозрение были мы все, нас систематически обнюхивали дома и грозили страшными карами в случае выявления пристрастия к зеленому змию.

— Под моим присмотром и без фанатизма, — погрозил нам пальцем дядя Коля.

Само собой, пить в присутствии дяди Коли не улыбалось никому. Как-то странно в пятнадцать лет пить вино в присутствии взрослого мужика, который еще и является отцом твоего такого же пятнадцатилетнего собутыльника. Да и кто знает, что на уме дяди Коли? А вдруг это проверка на вшивость. Мы, конечно, слегка напряглись. Но, разлив вино по бокалам, дядя Коля пощекотал донышко бутылки и со словами: «Дай бог, не последняя», отбыл на кухню к тете Наде. Мы недоверчиво переглянулись. Что это за невероятная щедрость? Нас проверяют на вшивость? По лицу Юрки было видно, что он сам в некотором недоумении. Видимо, решив спасать ситуацию, Юрка поднял свой бокал и неуверенно произнес:

— За меня, что ли…

Надо сказать, что никто в тот день не напился, и когда мы возвращались домой к десяти вечера, даже Элка, которая пригубила все же вина, чувствовали себя прекрасно. Нам досталось по половине бокала, напиток был кисловатым и легким. Хоть мы в свои пятнадцать и считали себя взрослыми, но в тот день мы как бы легально прикоснулись к настоящей, а не придуманной нами взрослости, по крайней мере, так нам тогда казалось. Не знаю, правильно ли тогда поступили Юркины родители, выставив на наш стол эту бутылку, но нашего доверия к ним явно прибавилось. Уходя через три часа гулять в ближайший парк, мы получили наказ не продолжать распитие спиртного ни в коем случае, пообещали что не будем, и не стали. Никто даже не предложил купить пива в соседнем ларьке. Распитая на десятерых бутылка, которую, конечно же передавали из рук в руки и отпивали прямо из горла, выветрилась бы из нас за те три часа, которые нам дозволено было гулять, но доверие, оказанное нам родителями Слободина, нельзя было рушить. Поэтому мы снова пошли курить за гаражи. Курить нам сегодня не запрещали. Пошарив в карманах, наши рыцари наскребли копеек, которых нам хватило ровно на пять розовых кубиков жевательной резинки. Развернув обертки, мы, смеясь, читали забавные истории из жизни двух влюбленных пупсов. Любовь — это… Что мы знали тогда о любви? Что любовь не картошка? Что от этого слова люди сходят с ума? Это, пожалуй, все. В нашей компании была только одна стабильная пара: Юлька и Сашка. Элка с Юркой были «как бы парой», но там все было сложно… Юрка был стабилен: с седьмого класса он ухаживал только за Эллой, не позволяя себе никаких вольностей с другими девчонками, а вот Эллочка, будучи особой ветреной, успела подружить и с Игорьком, самым симпатичным парнем из нашей компании, и с Димкой из одиннадцатого, и дважды с самим Юркой. Сейчас Элла была свободна и благосклонно принимала Юркины ухаживания. В день рождения Слободина мы ждали, что Элла наконец подарит Юрику очередной шанс на завоевание внимания ее величества Эллы Великолепной.. Юрка тоже ждал этого, поэтому всю прогулку старался быть поближе к объекту своего обожания. Он обсыпал Эллу листьями, пытался слегка приобнять, выразительно смотрел и заразительно смеялся. И Элла сдалась. Отстав от компании в полутемной аллее, Элла и Юрка целовались. Заметив это, парни заулюлюкали, засвистели, а девчонки начали аплодировать. Смущенный радостный Юрка взял за руку Эллу, на лице которой не читалось никаких эмоций, будто не она сейчас обнимала Юрку за шею, плотно прижимаясь к нему, и вывел ее подсвет фонаря, где вся толпа, хихикая, бросала скабрезные шуточки. Юрка, наверное, был бы для Эллы хорошим мужем, он оставался верен ей до самого выпускного, несмотря на то, что Элла постоянно выдумывала какие-то проблемы, рвала отношения, театрально страдала, заставляя Юрку страдать по-настоящему, потом снова мирилась с ним, и снова ссорилась. Элла разбила Юрке сердце через год после школы, выскочив замуж за того самого Димку, с которым дружила в девятом классе. Брак был какой-то скоропалительный и нелепый, из тех, что презрительно называли браками по залету. Элла родила самой первой в нашем классе. Оставив дочку родителям, Элла укатила с мужем в далекое Приморье, а через два года прикатила уже обратно, но с новым мужем. Дочку забрала и снова куда-то укатила. В жизни Эллы было все как-то удивительно легко. Никогда наша Элла не заморачивалась над этой жизнью, просто жила. Ей в середине нулевых досталась квартира в областном центре от двоюродной бабушки со стороны отца, там Эллочка и жила, не зная про ипотеки и кредиты на жилье. Юрка женился в тридцать три. Мы знали, что у него родился сын, а жену зовут Валя. В свою жизнь Юрка никого не пускал, из Сибири уехал сразу после окончания института и пропал на целых пятнадцать лет. Общался только с Лехой, да и то только по телефону пару раз в год. Это все сейчас, а тогда Элла сделала Юрку счастливым. Его глаза горели, он смеялся, этот день, наверно, был самым лучшим в его пятнадцатилетней жизни.

Две счастливые парочки шли чуть позади, мы же, веселые и беззаботные, валялись в листве, катались на спинах наших парней, хохотали и отпускали шуточки в сторону влюбленных. Мне нравился Игорь. Честно говоря, Игорь нравился всем, ну или почти всем, он был высокий, светловолосый с выразительными зелеными глазами. Если присмотреться, на лице Игоря можно было заметить веснушки. Когда-то в шестом классе он признался, что я ему нравлюсь, вот прямо так при всех и заявил, растопив буквально мое сердце:

— Инга, ты знаешь, что ты мне нравишься? Нет? Знай.

Мы тогда убирали листву в школьном парке, был первомайский субботник, было ветрено и зябко, но в тот момент мне вдруг стало тепло. Правда, только на минуту.

— Мне, правда, еще Ирка из седьмого «А» нравится, но в нашем классе ты.

Сказано это было не случайно, я, подобно Элке, отвергала все попытки Игоря общаться, правда, Элла из вредности и кокетства, а я от стеснения. От одной мысли, что Игорь может взять меня за руку, у меня мурашки бежали по спине. Поэтому Игорь решил, что не стоит рисковать, выставляя себя смелым дураком, лучше сразу дать понять, что я не особенная. Самое забавное, что Ирка из седьмого была соседкой Игоря и школьной звездой среднего звена, потому что давно занималась танцами и на каждом школьном празднике солировала, неизменно принося своему классу призовые места, но ни в какой связи с Игорем замечена не была. Просто было очень удобно сослаться именно на нее: и соседка, и звезда школы в одном лице. Разве можно стыдиться того, что любишь звезду?

Левка Чубаров, главный балагур класса, тут же подхватил новость и во всеуслышание заявил:

— Черникова, даже не вздумай отвечать ему взаимностью, ты Ирке не

соперница: поматросит и бросит.

— Дурак ты, Чубаров, и не лечишься, — я предпочла вступить в диалог

шепелявым Левкой, чтобы не испытывать неловкости, глядя на Игоря.

— И ты, Игорек, тоже того, — покрутил у виска Левка, — кто ж так

подкатывает? Она ж женщина! Не простит никогда!

Картавый Чубатик оказался прав, все дальнейшие годы учебы мы так ни разу и не встречались с Игорем. Мне не нравилась та легкость, с которой Игорь кружил головы девчонкам, как легко он мог гулять сегодня с одной, завтра с другой. Это потом, через несколько лет после выпуска, Игорь Сергеев скажет мне на встрече одноклассников, как мечтал меня поцеловать тогда, в школе, и как ему казалось, что я непременно откажу в более близком, чем дружеское, общении, и был, по сути, прав. Кроме гордости у меня был еще один тормоз подростковой любви — мама. Она работала в этой же школе учителем музыки. Мама искренне считала, что самое главное в жизни девушки — учеба. Она мне так и говорила, что благодаря хорошему образованию я добьюсь большего, чем, например Женька, которая уже с шестого класса меняла парней, как перчатки. Кто только не хаживал в ухажерах Евгении, однажды, она даже умудрилась встречаться сразу с тремя парнями, двое из которых учились в нашей же школе. Правда длилось все это около двух недель и едва не закончилось плачевно для нашей Женьки. Восьмиклассница Женька тогда очень рисковала своей репутацией и страшно боялась получить хороший нагоняй от родителей. Эти двое Женькиных ухажеров, что учились в нашей школе, каким-то образом узнали друг о друге, да, собственно, все знали, каким именно образом, но ничего доказать не смогли, и отличница Сахарова, которая была соседкой и приятельницей одного из незадачливых кавалеров нашей Евгении, так и не получила заслуженного пендаля от разгневанной одноклассницы. Женька пыталась подговорить класс не общаться с Сахаровой, но, как бы мы не любили и уважали Женьку, ссориться с Сахаровой, которая буквально торговала домашним заданием ради дружбы, никто не захотел, тем более, что на носу были полугодовые контрольные. Болтливая Сахарова, раскрыв Женькин секрет, даже не подозревала, к каким мукам приговаривает одноклассницу: о Женьке поползли по школе самые невероятные слухи. Ну, тут уже без подробностей, фантазия каждому подскажет, кем была Женька в этих умопомрачительных историях с эротическим оттенком. Спас Женькину пошатнувшуюся репутацию третий ухажер, который очень кстати оказался старше возлюбленной на три года и уже успешно осваивал профессию в местном ПТУ. Уж не знаю, что заставило почти взрослого парня разбираться с сопливыми восьмиклашками, может, врожденное благородство, может, правильно поданная Женькой история, но горе — сочинители эротических историй были отловлены по дороге из школы, слегка потрепаны и совсем не слегка напуганы, и на следующей дискотеке эти двое, подбадриваемые улюлюкающей толпой, публично принесли извинения Евгении. На этом история очень благополучно закончилась. И это еще повезло Женьке, что никто из учителей не задумался о происходящем настолько глубоко, чтобы выяснять, почему Евгении приносят свои публичные извинения сразу двое мальчиков из очень приличных семей. Думаю, что учителей уже порадовал тот факт, что не дерутся и не курят, а извиняются, а это значит, что воспитательный момент в нашей школе не упущен.

Пока Женька распутывала свои любовные клубки, я упорно пребывла в статусе одиночки. Но самым противным для меня был тот факт, что, невзирая на ту историю с признанием Игоря в любви ко мне и одновременно Ирке из седьмого «А», все почему-то считали, что в Сергеева по уши влюблена я, а не он в меня. К счастью, картавый Чубатик хорошо помнил, кто, когда, кому и в чем признался, поэтому иногда вспоминал тот случай и обхахатывал в очередной раз, добавляя все новые подробности. Но эффект был недолог, вскоре снова все становилось на прежние места, и снова кто-нибудь мне как бы случайно напоминал о моей безответной любви. Так было ровно до того момента, пока судьба не свела меня с одним очень популярным мальчиком из соседней школы. И только тогда, в девятом классе я вздохнула с облегчением: все как-то внезапно забыли о том, как безнадежно и безответно я люблю Сергеева.Но сейчас не об этом.

К десятому классу Игорек заметно остыл ко мне, не было больше откровенных заявлений, детских дразнилок, попыток проводить домой. Изредка, в общей компании, улучив удобный момент, Игорь подсаживался ко мне, иногда улыбался, чаще просто смотрел долго и пристально, когда был уверен, что я его не вижу. На этом все. Вот и сегодня в парке мне достался букетик опавших листьев и паук на плечо. Я сделала вид, что ужасно боюсь пауков, он смеялся и слегка обнял, будто успокаивая, я оттолкнула его. Больше он не подходил близко, но всю дорогу от парка к дому мы обменивались короткими взглядами. Трудно сказать, что мы тогда друг к другу испытывали. Была ли это первая любовь или всего лишь детская игра со своими правилами, которые менялись буквально на ходу. Например, для того, чтобы мне нравился Игорь, существовало определенное условие: он непременно должен был носить длинную челку. Точнее даже не челку, а прическу типа той, которую носил один очень симпатичный, но не очень талантливый, на мой взгляд, солист одной очень известной группы. Отсутствие великого таланта однако же совершенно не мешало ему покорять девичьи сердца одним взмахом этой самой челки. Однажды я почти на целую четверть разлюбила Сергеева: он сделал модную тогда стрижку, которая ему совершенно была не к лицу. Мне кажется, сейчас многие поняли, о чем речь. Кому пришло в голову, что красиво иметь почти лысую голову, из которой в районе лба топорщатся то ли усы моржа, то ли обувная щетка? Существует ли хоть один человек на земле, которого этот парикмахерский шедевр украсил? Я таких не знаю. Поэтому, когда Игорь постригся, я посмотрела на него, разочаровалась, фыркнула и разлюбила. Ровно до тех пор, пока Сергеев снова не оброс до привлекательного, на мой взгляд, состояния. В ту осень эта прогулка была последней. В нашем маленьком городишке произошло событие, которое еще совсем недавно невозможно было представить.

О той действительно чудовищной истории, которая всколыхнула наш городок в один не самый прекрасный день, а потом долго еще заставляла оглядываться и ускорять шаг в вечернее время суток всех женщин вне зависимости от возраста и комплекции, а их мужей гнала встречать припозднившихся с работы супружниц, вооружившись молотком, напомнил мне разговор с Женькой, когда мы случайно зацепились языками в чате, созданном на волне обсуждения сначала похорон тети Нади, а потом уже оставленном для общения и подготовки к возможной встрече одноклассников.

На следующий день после своего первого звонка Элка постучалась ко мне в один из многочисленных мессенджеров унылым смайликом ( то ли это был Элкин фирменный смайл, отражающий всю загадочность ее души, то ли она просто ткнула пальцем в первый попавшийся.) Дальше, без каких-либо объяснений, Элла кинула мне приглашение в группу с лаконичным названием «Мы». Попытавшись выяснить, кто такие мы, я получила короткий и емкий ответ: «Мы». Ну, мы, так мы. А что мы там делаем? И снова коротко и емко: «Надо». Нет, я конечно понимала, что скорее всего группа создана по озвученному ранее поводу, но зачем? Что мы там будем обсуждать? И зачем это обсуждать? Но Элка — есть Элка. Надо, значит, надо. Перейдя по ссылке, я попала в абсолютно пустое виртуальное пространство. Помолчала. Потом поздоровалась. Тихо. Наверно, я была первой, кто принял приглашение. Я представила, как остальные приглашенные сейчас допрашивают Элку о том, кто такие мы, и зачем мы нам нужны. Удовлетворятся короткими и совершенно логичными ответами и скоро тоже начнут здесь здороваться. Я решила не ждать, тупо таращась в экран. Ушла на кухню и занялась приготовлением ужина. Несколько раз я слышала, как дзинькнул в оставленный в зале телефон, но, превозмогая любопытство, дочистила, а потом и дожарила картошку.

Когда я взяла в руки телефон и открыла чат, там уже шла оживленная беседа. Шестьдесят четыре сообщения. Ого.

Я пробежалась глазами. Потом вернулась, и, вглядываясь в аватарки, медленно, смакуя каждую фразу, начала читать.

— Всем привет!

— Привет…

— Привет!!!

— Хеллоу!

— О, Юран, здорово!

— Здорово, как сам?

— Мальчики, как я рада вас видеть?

— А девочек?

— И девочек!(чмок-чмок губастыми смайлами)

— Так, кто тут пришел? Отзовись!

— Юрий Николаевич Слободин)))

— Ребята, это же я, Леха!

— Юрчик, привет!

— Лешка, привет! Узнали?

— Женечка!

— Ага)))

–Ой, ребята! Помню, все как вчера! (это Женька).

–Пхахах, точно, Женек, можно сказать, что мы тут все вчерашние школьники! (это Юрка)

— Так уж и вчерашние? Позавчерашние, скорее (Лешкина ложка дегтя)

— Ну ты, как всегда (снова Женька), вечно все испортишь(((

— Не испортишь, а подкорректируешь.

Море смайлов, поцелуев, картинок. Ну и мне пора обозначиться:

— Добрый день!

— Ингуленька! Привет!

— О, Инга!

Привет, привет, привет…

Позавчерашние девчонки и мальчишки… Даже как-то грустно. Но Леха, как обычно, прав.

Заглянула в список контактов: двадцать человек, почти весь класс. Судя по номерам телефонов, нас раскидало по всей России. Интересно, кто тут? Фото красоток, букетов, закатов, рассветов. Ясно, что ничего не ясно. Видимо, придется знакомиться заново. Несколько человек благоразумно подписались: Стасян, Евгения, Ирина Бабенко, Сергей Федоров, Элла. На этом все. И никакой Иры в классе у нас не было. Был Стас Бабенко. Интересно.

В личные сообщения кто-то постучался. Евгения! Приятно, если честно.

— Ингуля, привет!

— Привет!

— Инга, ты видела Стаса и Иру?

— Видела. Но не понимаю, кто такая Ира, и почему у нее фамилия Стаса?

— Ну, это же наша Ира Кучерова, которая с нами в седьмом классе училась.

Рыженькая такая? Вспомнила?

— Кучерова? Помню. Она жена Стаса?

— Да! Представляешь, я сама только что узнала. Элла сказала, что Стас

настоял, чтобы и его жену в группу приняли, типа, она училась с нами. Мы с Эллой вспоминали, а потом спросили. И знаешь что?

— Что?

— Стас сказал, что они год назад поженились! Представляешь.

— А где она была все это время?

— Не знаю, потом спрошу.

— Они же ведь уехали из города совсем после той истории.

— Ну. Это же ее сестру тогда…

— Точно. Интересно как. Теперь она жена Стаса.

— Да. А ведь тогда чуть не посадили двоюродного брата Стасика.

Странно даже. Ира Кучерова и Стас Бабенко — муж и жена. А ведь тогда, еще в середине девяностых, фамилии Кучеровых и Бабенко навсегда переплелись в памяти жителей нашего города.