Заметки позавчерашней девчонки, или Привет, 90-е!

Инга Ефимова (2024)

Почему мы, люди, склонны идеализировать прошлое? Почему все, как один, твердят, что раньше было лучше? Все просто — там, в прошлом, мы просто были молодыми…Обычный провинциальный городок, средняя школа, юность, первая любовь, кроссовки «Абидас», дискотека… В общем, книга для тех и о тех, чья юность пришлась на лихие и бешеные 90-е… Все совпадения с реальными событиями и людьми случайны.

Глава 3

Вчера кто-то скинул в чат фото. Черно — белое, довольно блеклое, явно любительское, но, боже мой, невероятно ностальгическое! На этой фотографии наш 5 «А» еще до эпохи Светочки. Классным руководителем у нас тогда была пожилая, очень опытная, невероятно строгая и столь же невероятно заслуженная Нина Афанасьевна Кузнецова — учитель физики. Проучив нас два года, Нина Афанасьевна ушла на заслуженный отдых, нисколько не жалея, что расстается с нами. Мы были настолько безразличны друг другу, что даже не попрощались. В мае она нас выпроводила из школы, начертав в дневнике каждого замысловатые подписи с острыми концами, в которых смутно угадывались инициалы классной, а в сентябре просто не пришла. Перед линейкой Анна Владимировна быстро вручила нас Светочке, ну или Светочку вручила нам, и началась у нас новая жизнь. И, честно говоря, то ли с пятого по седьмой класс просто нечего вспомнить, то ли у меня этот период стерся из памяти, но я ровным счетом не помню ничего интересного из этого отрезка моей жизни, кроме, пожалуй, признания Игоря в любви одновременно мне и Ирке.

Я долго и пристально разглядывала забавные мордашки на фото, и в душе растекалось невероятно теплое чувство: неужели это мы?

Телефон снова дзинькнул. Еще фото. О! Легендарное! Наш уже десятый «А» на фоне цветущих яблонь со Светочкой перед самыми каникулами. Крохотная Светочка буквально затерялась среди могучих тел: Юрка на полторы головы выше классной, Лешка почти на две, а позади Светланы Сергеевны несокрушимой горой возвышается, да что уж лукавить, и расширяется Ванька. Мордашки уже переросли в лица: на всех почти взрослые выражения. Вот Женька старательно изображает из себя половозрелую кокетку: губки бантиком, глаза с поволокой. Рядом Элка непривычно строгая и собранная, Сергеев чуть прищурил левый глаз, видимо, добавил образу загадочности и этакой благородной небрежности. Мы с Юлькой по разные стороны от Сашки. Чего мы его так притиснули с двух сторон? Ну ладно Юлька, а мне — то это зачем? Я повнимательнее примотрелась к нашу композиции. Ага. Как я могла забыть? Секрет моего интереса к Сашке раскрыт, точнее, интерес у меня не к Матвееву, а к Юльке, а если уж совсем точно, к Юлькиным туфлям. Туфли эти были поводом для единственной в жизни нашей с Юлькой ссоры. И кстати, если приглядеться, то не такой уж и крошечной была наша Светочка. Просто она была не такая модная, как девчонки из ее десятого «А». Молодая зеленая травка, в которой утопают наши ноги примерно по лодыжку, не позволяет подробно рассмотреть детали, но те, кто хоть немного помнят моду девяностых, с легкостью представят, во что обуты самые модные девочки в девяноста седьмом. Разглядеть можно только Юлькину левую туфлю, потому что она кокетливо, согнув ножку в колене, приподняла ступню. Я знаю, хоть этого и не видно, что с другой стороны так же торчит и моя нога, очень удачно прикрытая Толькиными широченными джинсами — бананами, поэтому наша композиция выглядит не так комично, как могла бы. Спасибо, Толик тебе и тому китайскому товарищу, что сотворил это небесно-голубое чудо текстильной промышленности, которое ты, так кстати для меня, с гордостью носил в то время.

Ах, эта удивительная мода девяностых. К счастью, мы родились чуть раньше тех, кто на современном языке стал амбассадором лосин. К тому времени, когда я только начала ощущать неистребимую потребность быть модной, эра синтетических розноцветных полуколготок канула в Лету. Нет, лосины, конечно, поносить мы успели, лет в одиннадцать. Носить их было принято, как вздумается. Самые скромные и юные носили лосины вместе с платьями. Я, например, помню, что хотела лосины сумасшедше — салатового цвета, но, когда мне удалось склонить маму к этой модной, но совершенно непрактичной покупке, мне прямо на рынке пришлось согласиться на черные, которые, вроде, и были модным атрибутом гардероба, но не вызывали такого волнения и трепета в душе, как те же зеленые, фиолетовые, или уж на худой конец, синие. С одной стороны, заполучив лосины, я чувствовала себя счастливой обладательницей модной обновки, с другой сожалела, что мои новые черные лосины не будут так удачно гармонировать с коричневой футболкой с шикарным капюшоном, которая мне так удачно совсем недавно перепала от старшего двоюродного брата. Ну не тот эффект, согласитесь…

В общем, носила я эти лосины и с футболкой, и с платьем, даже под школьную юбку пялила, вещь оказалась универсальной. А вот Женьке повезло больше, она умела добиваться своего, поэтому ходила Женька самая модная — в сиреневых лосинах. Юльке вообще лосины не купили, консервативный Юлькин отец заявил, что ходить в такой вульгарщине его дочь не будет. Слова родителя нам повторяла гордо и Юлька, с завистью поглядывая на наши обтянутые синтетической красотой ноги.

Но шикарнее всех в лосинах выглядела Женькина старшая сестра Маринка. Маринке в эпоху лосин было уже шестнадцать. Она училась в местном медучилище и считалась взрослой. Кроме лосин Маринка носила бомбические начесы на крашеных в махагон или модный баклажан волосах, и ультракороткую по тем временам олимпийку фирмы «Аполло». Мы Маринке искренне завидовали: выглядеть так фантастически модно Маринка могла себе позволить лишь потому, что проживала не с родителями, точнее не с матерью и отчимом, которому было ровным счетом наплевать на Маринку, а с бабушкой, которая воспитывала девчонку с тех самых пор, как родилась Женька, очень жалела внучку и в меру сил баловала. Поэтому Маринка не ведала никаких запретов в преображении своей внешности. Маринкин образ был всегда на грани добра и зла: обтянутая снизу в лосины, к верху Маринка расширялась посредством широкой в плечах спортивной куртки. Красота, надо сказать, трудноописуемая. Правда лосины и начесы никак не повлияли на качество будущей Маринкиной жизни: она успешно окончила училище, вышло замуж, родила сына и дочь, и вполне себе счастливо живет без лосин и начесов.

Пару недель назад я на одном очень известном сайте наткнулась на пост, в котором говорилось о том, как сложно было быть модной в восьмидесятых. Комментирующие вспоминали и тушь, в которую нужно было плевать, и джинсы, которые терли кирпичами для получения эффекта модной изношенности, и крем «Балет», и даже дефицитные тени для век «Ланком», которые стоили половину зарплаты рядового инженера. Вспоминали с радостью, и даже гордились тем, как ловко накручивали волосы на нагретые над газовой горелкой гвозди, а потом заливали все это пивом или сахарной водой. В девяностые сахар стал дефицитом, а закреплять прическу пивом — кощунством. Правда, это совсем не значит, что мы ходили без кудрей, и даже совсем наоборот. Перед дискотекой в школе мы приходили на час-полтора раньше и запирались в классном кабинете, потому что нам нужно было непременно быть самыми красивыми в школе. Наш кабинет истории на время превращался в салон красоты. Первым делом мы складывали все свои сокровища в одну кучу: тюбики помады и туши, разноцветные флакончики с дезодорантами, которые очень даже неплохо сходили за духи, баночки и бутылочки с тональными средствами, лаки для волос и очень популярные тогда гели для них же разной степени фиксации (даже интересно, есть еще люди, которые пользуются этими гелями?). Но самым главным атрибутом вечера становились плойки для завивки волос, которые были только у Элки и Юльки. Поэтому Элла и Юля становились на время стилистами для всех остальных. Это значило, что как сегодня решит Эллочка, так и ляжет твоя вымытая заранее челка. Стилистом Элка была так себе, поэтому из — под ее плойки выходили только три варианта укладки челки: влево, вправо и вперед. Справедливости ради надо сказать, что иногда Романова в порыве вдохновения могла накрутить еще и подобие локонов по бокам, но на этом все. Поэтому Элка работала плойкой быстро, хоть и не очень качественно. За десять минут Эллочка успевала накрутить до нужной формы минимум пять голов. Иногда после элкиной укладки на лбу клиента оставался фирменный элкин знак — ожог легкой степени, который, к счастью, очень удачно прикрывался третьим вариантом укладки.

Другое дело — Юлька. К Юльке попасть было сложнее, часто только по блату, например, за обещание списать на контрольной, или прикрыть перед родителями, когда ну просто необходимо выбраться на час — другой за пределы родительской квартиры. «Я на часок к Наташке делать физику». Рядом сама Наташка послушно кивает головой в такт Юлькиному вранью. За углом дома Сашка на мотоцикле. А завтра по физике непременно будет твердая «пять».

За час до начала дискотеки прическу от самой Каминской могли получить только две — три счастливицы. Юлька умела крутить в разные стороны, уверенно владела инструментом, и почти не наносила травм, в отличие от Элки, от которой непременно кто-нибудь уходил с подпалиной на лбу. У Юльки такого не случалось. Юлька слыла мастером, Эллочка — подмастерьем.

Если с укладкой волос Элла и Юлька худо — бедно справлялись за час, то с макияжем было сложнее. Это сейчас в мировой паутине расплодились толпы разномастных бьюти — блогеров, пропагандирующих в массы пятьсот тысяч разных видов стрелок, растушевок и прочих секретов красоты, а тогда… Нас спасала фантазия и фото из молодежных журналов. В молодежной среде не прижились, к счастью, голубые тени и розовые оттенки помад, но прижилось многое другое. Кто, скажите мне на милость, придумал обводить губы простым карандашом? Кто-то вычитал, что обведенные простым карандашом губы выглядят выразительно и оригинально. Честно скажу, глядя на старательно обведенные карандашом губы Эллы, я завидовала: у Эллочки получалось изобразить на своем хорошеньком личике подобие сердечка на месте, где природой назначено быть ротовому отверстию. Белокурую Эллочку ничуть не портил этот странный прием доморощенных визажистов, забросивших свою бюджетную идею украшения себя в молодежные массы. Смуглая Женька, хоть и редко пользовалась этим странноватым приемом, тоже выглядела вполне органично, ну губы и губы, ничего необычного. У меня же всегда получались усы. Усы эти эти очень странно располагались анотомически — вокруг рта, но все равно это были самые что ни на есть настоящие усы, тонкие и весьма вульгарные. В общем, карандаши для черчения, ни мягкий, ни твердый, не внесли совершенно никаких плюсов в мою внешность. Признаюсь, было немного обидно: самый бюджетный способ стать красивее подошел практически всем, кроме меня.

Зато мне идеально подошла зеленая тушь, которую мне совершенно неожиданно преподнесла по случаю грядущего международного женского дня мама. Надо сказать, что мама была противницей макияжа как такового для лиц, не достигших совершеннолетия. Она так и говорила: « Голова пустая — физиономия размалеванная», намекая, видимо, на Женьку, которая потихоньку начала использовать тушь для ресниц еще в пятом классе. Где-то в недрах бабушкиного серванта Евгения откопала тот самый черный брусочек знаменитой туши «Ленинград», приволокла его в школу, затащила меня под лестницу, достала коробочку, плюнула в нее, а потом, рискуя лишиться глаз, в полумраке школьного коридора намазюкала себе что-то невнятное в районе век. Потом Женька бодрым шагом направилась к колонне, к которой с четырех сторон намертво были вмурованы зеркала, и довела красоту до совершенства, оттерев оплеванным же платком все излишки туши. Полюбовавшись результатом, Женька благосклонно предложила проделать ту же манипуляцию мне, но я вежливо отказалась: плевать в уже наплеванное, а потом окунать туда свои ресницы я не решилась, тем более, оно того не стоило, потому что всей этой красоты я с позором лишилась бы уже на втором уроке, потому что вторым уроком была музыка, которую преподавала моя мама. И если то, как внезапно похорошела Женька, мама могла бы и не заметить, то любое изменение моей внешности сразу бросилось бы ей в глаза. И не факт, что она бы дождалась конца урока, скорее всего, погнала бы меня умываться сразу же под смех моих одноклассников и комментарии Чубатика. А Женьке что? У нее мама в школе не работала. В шестом Женька уже совершенно спокойно красила губы, причем заявила, что красный цвет ей категорически не идет, поэтому губы у нее были либо бледно-сиреневые, либо синевато-перламутровые. Все оттенки розового Фролова тоже отрицала. Однажды вернувшись с родительского собрания, мама прочитала мне лекцию о том, как глупо и вульгарно выглядит девочка с макияжем. Никого в пример не приводила, но потом я слышала, как на кухне отцу мама рассказывала, что Женькину мать публично пропесочила Сявка за то, что она не следит за внешним видом и моральным образом пионерки. На что Женькина мама резонно заметила, что пионеров отменили, а макияж не показатель нравственной распущенности. Сявка пообещала нерадивой мамаше проблемы в будущем, нерадивая мамаша согласно кивнула, заметив, что ее проблемы никого, кроме нее, не касаются, на том и разошлись. Я, конечно, все подслушала, благо вовремя успела не замеченной бдительным родительским оком, проскочить в ванную, из которой прекрасно прослушивалась кухня.

Кстати, предсказания завуча не сбылись, ничего ужасного в жизни Женьки не произошло, хотя за макияж Сявка периодически гоняла Фролову вплоть до одиннадцатого класса, видимо, запомнила невозмутимое поведение Женькиной матери на собрании и затаила злобу. Думаю, тот факт, что сначала Фролова успешно окончила школу, потом техникум, а потом и университет, стал большим профессиональным разочарованием Анны Владимировны. Ничего ужасного с Женькой так и не случилось. И стоило тогда нагнетать?