Римская сага. Далёкие степи хунну

Игорь Евтишенков

Мечты о возвращении в Рим, которые были так реальны в Парфии, стали казаться несбыточными, потому что часть римлян продали предводителю хунну. Их новый вождь решил построить на реке Талас настоящий город-столицу. За хорошую работу он обещает Лацию свободу, однако на этот раз сделать это не получилось уже не по его воле. Опасность приходит с той стороны, откуда её никто не ждал, и римляне во главе с Лацием снова вынуждены вступить в неравный бой с сильным и опасным противником.

ГЛАВА III. БОРЬБА С ЛЮТЫМ ВРАГОМ

Римляне встретили Лация молча. На их лицах был написан немой вопрос. Все ждали его ответа. Люди уже были научены горьким опытом и предпочитали не выражать свои чувства слишком громко. Атилла первым бросился навстречу, отбросив в сторону большую ветку. С ней он собирался бежать на помощь своему другу. Он крепко обнял Лация и удивился его усталому внешнему виду, хотя у того на теле не было ни единой царапины.

— Ногу веткой пробил. Не хотели давать кожу для сандалий, — усмехнулся Лаций. Но все вокруг продолжали задавать вопросы, и ему пришлось рассказать что произошло на самом деле. Саэт сидела рядом, прикрыв лицо рукой, и слушала, не поднимая глаз. Но Лаций, в отличие от Павла Домициана, всегда старался говорить только о самом главном и очень коротко. И хотя ему всегда было приятно внимание друзей, но он не любил, как слепой певец, приукрашивать события, чтобы его слушали подольше.

Когда друзья разошлись, Павел подошёл к нему и, найдя на ощупь руку, крепко сжал своими ладонями.

— Я благодарю богов, что ты остался жив, — сказал он. — Ты не представляешь, как я волновался… Но Марс тебя не покинул. Он услышал мои слова. Я сложу о тебе песню!..

— Благодарю тебя, Цэкус, но лучше не надо, — похлопал его по плечу Лаций с улыбкой, чувствуя, что постепенно приходит в себя. — Ты, как родная мать. Всех окружаешь своей заботой. Тебя только кто побережёт?

— Ты и побережёшь! — назидательно заметил слепой певец. — Скажи, нож там остался? — осторожно спросил он.

— Ты шутишь? Конечно. Ты что, думаешь, мне предложили его забрать с собой? — искренне удивился Лаций.

— Нет, ну вдруг…

— Ты что! Я до сих пор не верю, что они отпустили меня живым… с этим куском кожи. А ты о ноже спрашиваешь!

— Хороший был нож, — как бы не слыша его, пробормотал слепой. — Острый…

— Ты где спишь? — решил сменить тему Лаций. Тело снова зачесалось — оставшиеся в одежде вши к вечеру кусались почему-то больнее. — Надо ещё огонь разжечь.

Но оказалось, что всё уже давно было готово — лапник уложен вокруг огня, а у скалы сложена куча веток и палок, чтобы подкидывать ночью. Лацию не спалось, и он долго сидел у огня, поворачиваясь к нему то одним боком, то другим. Боги лишили его последней защиты — ножа. Но оставили жизнь. Это был явный знак. Знак свыше. Только что он означал? На что указывали боги? Этого он пока не понимал и, отламывая края веток, тупо бросал в костер. Зелёные иголки трещали и дымились, не поддаваясь огню, но потом занимались ярким пламенем и хорошо горели. Лаций отломил ветку побольше и бросил в середину костра. Над ней поднялся столб белого дыма. Неожиданно налетевший порыв ветра прижал густое белое облако к земле и накрыл им спящие тела. Лаций закашлялся. Из глаз потекли слезы. Дым был едким и горьким, как те мягкие зелёные отростки, которые они жевали, чтобы спасти зубы. Пришлось встать на ноги, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Вокруг было тихо. Даже на стоянке кочевников внизу. Спать не хотелось, хотя солнце уже коснулось края горизонта. Почти все римляне вокруг спали, измученные тяжелыми переходами. Однако Лаций не мог заснуть не только из-за волнения, но еще из-за вшей. Сегодня они обозлились на него и кусались сильнее обычного. По всему телу. Как будто мстили за что-то. «Может быть, этот едкий дым их задушит?» — подумал он. Павел Домициан, с которым он обычно советовался, уже спал, рядом с ним лежали Саэт и Атилла. Бросать одежду в огонь было глупо. Держать над костром — невозможно. Лаций бросил новую ветку. Широкий густой лапник накрыл пламя, и сквозь него стал просачиваться едкий дым. Его вдруг осенило, он быстро надел шапку на палку и положил на дымящиеся ветки. Белый дым окутал его с ног до головы, заставив на время отойти от костра. Когда огонь стал лизать края веток, грозя перекинуться на старую кожу, он схватил палку и бросил шапку на землю. Из неё шёл дым, как будто она тоже горела. Подождав немного, Лаций поднял старую кожу и поднёс к глазам. Он вывернул её и долго присматривался. Но вшей нигде не было видно. Радостно хмыкнув, он подошёл к Атилле и растолкал его, несмотря на то, что тот упорно сопротивлялся.

— Дай поспать! Мы устали, — недовольно ответил старый друг, показывая на Саэт и намекая, что не хочет будить её. Но Лаций не обращал на это внимания.

— Помоги мне! Давай, быстрей! Потом падай и спи, сколько хочешь, — тихо, но твёрдо потребовал он, теребя друга за плечо. — Давай, давай. Что ты стал таким ленивым!

Кода Атилла узнал, что Лацию надо сплести несколько небольших корзин, он опешил.

— Ты куда собрался? Здесь нет ни оливок, ни яблок, ни слив… Я хочу спать… Да что случилось? — на широком небритом лице друга отразилось раздражение.

— Хочу согреть одежду дымом, — не отрываясь от кучи хвороста, из которого он вытаскивал тонкие длинные ветки, ответил Лаций. — Давай, бери. Не надо настоящую корзину. Сделай с большими дырками. Лишь бы из неё ничего не выпало. Я не знаю, как их плести. Помоги! Что стоишь, как Геркулес на охоте?

Вскоре первая корзина была готова. Ветки в некоторых местах треснули, но не сломались. Лаций сбросил с себя длинную рубаху и штаны, завернувшись в старый кусок ткани, который когда-то был плащом.

— А как ты их между ног уберёшь? На костёр верхом сядешь? — с усмешкой спросил Атилла. Он видел, как Лаций задумался и недовольно нахмурился.

— Ты раньше не мог сказать? — недовольно буркнул он и стал чесать под мышками.

— Вот-вот, и там тоже, — добавил Кроний. — Надо сок лимона или глину, чтобы прилепить туда. Они застрянут и смоешь потом.

— Ты шутишь? Где мне взять глину? — возмутился Лаций. — Не могу терпеть! Это звери какие-то!

— Тогда резать, — со знающим видом заключил Атилла и улыбнулся, потому что на лице друга отразились все эмоции, которые тот переживал в этот момент.

— Что резать? — лёгкое облачко пара вырвалось у него изо рта и сразу же растаяло.

— Волосы, что ещё! — хитро улыбаясь, ответил Атилла и бросил ему вторую корзину. — Слушай, но они же всё равно потом от других к тебе перепрыгнут. Зачем всё это?

— Не перепрыгнут. Ты тоже сейчас всё снимешь и туда положишь!

— Нет, только не это, мне холодно! Я не хочу. Мне и так спокойно. Меня почти не кусают.

Но спорить с Лацием было бесполезно. И вскоре одежда Атиллы вместе с высокими сапогами перекочевала во вторую корзину. Горячий дым действительно помог избавиться от проклятых тварей в одежде, но Атилла оказался прав — на следующий день они невообразимым образом появились снова, хотя Лаций старался ни к кому не приближаться. Однако он не сдавался. Поэтому две корзины кочевали за ним с места на место, и каждый вечер наполнялись серыми тряпками, которые он, несмотря на усмешки товарищей и их жён, держал над дымным костром, изгоняя назойливых вшей. Павел Домициан поддерживал его, но даже он не мог объяснить, почему во время ужасных переходов в пустыне у них на коже не было этих тварей.

— Может, они холод любят? — задумчиво изрёк он. — Или тебя?

— Нет, они обиделись, что он голову побрил, — с трудом сдерживая смех, добавил Атилла, и Лацию ничего не оставалось, как терпеть их насмешки и продолжать каждый вечер загружать корзины своей одеждой. По крайней мере, ночью он спал спокойно, и только наступившие холода заставляли его иногда просыпаться и жаться ближе к огню.