Римская сага. Далёкие степи хунну

Игорь Евтишенков

Мечты о возвращении в Рим, которые были так реальны в Парфии, стали казаться несбыточными, потому что часть римлян продали предводителю хунну. Их новый вождь решил построить на реке Талас настоящий город-столицу. За хорошую работу он обещает Лацию свободу, однако на этот раз сделать это не получилось уже не по его воле. Опасность приходит с той стороны, откуда её никто не ждал, и римляне во главе с Лацием снова вынуждены вступить в неравный бой с сильным и опасным противником.

ГЛАВА V. ПЛАНЫ О ПОСТРОЙКЕ СТОЛИЦЫ ХУННУ

Через месяц после рождения сына Атиллы в становище вернулся великий вождь хунну Чжи Чжи. С ним прибыло огромное количество знати. Дочь правителя соседнего государства вышла замуж за предводителя хунну. Вместе с ней приехали и её многочисленные слуги. Вернулся в свой большой гэр и лули-князь Тай Син. Это был невысокого роста мужчина с суровым лицом. Казалось, что он никогда не улыбается. Залёгшие вдоль носа две глубокие складки только усиливали это впечатление. А густые, закрывающие глаза брови делали его похожим на дикого зверя. Разговаривая, он произносил слова резко и отрывисто, как будто рубил мечом воздух, и при этом всегда хмурился. Увидев римских рабов у входа в гэр, он остановился и оглянулся по сторонам, но затем молча прошёл внутрь. Для него они не отличались от шкур на земле и палок под войлоком. Несколько дней Лули-князь спал и ел, не глядя в их сторону. Казалось, даже крик маленьких детей не мог вывести его из себя, и Саэт, которая поначалу пыталась выносить детей наружу, чтобы не навлечь его гнев, была поражена, когда одна из служанок передала его слова: «Не надо выходить, дети заболеют холодом». Слуга Тай Сина, тот «великий кутлуг» Ногусэ, который первым встретил римлян в этом становище, сразу же превратился в другого человека: он стал ходить на носочках, чаще сгибаться в спине, слушался только своего господина и незамедлительно выполнял его короткие приказы.

Через две недели после возвращения его отправили за Лацием к реке. Римляне в это время доставали из запруды рыбу. Атилла придумал заманивать её туда ночью остатками еды, а утром опускать решётку и не давать уплыть обратно. Когда кутлуг появился на берегу и с важным видом приказал Лацию следовать за ним, Атилла спросил его, зачем это надо. Но тот даже не удостоил его взглядом. Это выглядело необычно, а в простой, наполненной тяжёлым трудом жизни римлян любое неожиданное событие сначала удивляло, а потом вызывало беспокойство. Все понимали, что после этого должны были наступить какие-то перемены. И они наступили.

Оказалось, что за Лацием послал не Тай Син, а сам шанью́́й Чжи Чжи. Но такой высокий и знатный человек, как лули-князь, не мог себе позволить лично поехать за рабом на речку, даже несмотря на то, что это приказал сделать его вождь. Оказавшись в огромном гэре самого главного хунну, Лаций удивился, что внутри было пусто и тихо. По кругу горели четыре костра, над которыми висели полукруглые медные крышки. Они не давали вылетавшим из огня искрам подниматься вверх. В их жилище, у Тай Сина, таких крышек не было. Лацию бросились в глаза большие куски плотной скатанной шерсти белого цвета, которую хунну называли эсгий¹². Её использовали только в гэрах важных кочевников, и по виду она напоминала такую же валяную шерсть серого цвета, которую в римской армии воины вставляли внутрь шлемов.

В середине гэра, между четырьмя кострами, сидел сам шанью́́й. Нам нём был в ярко-синий шёлковый халат. Позади него стоял Угэдэ Суань, сын вождя. Подойдя ближе, Лаций заметил сбоку ту узкоглазую невысокую девушку, с которой разговаривал во время одной из остановок по пути сюда, когда убил напавшего на него стражника. Без приветствия и лишних слов Чжи Чжи сразу сообщил ему что надо будет сделать. Видимо, он ещё не знал, что Лаций уже неплохо изучил язык хунну, поэтому его слова, как и раньше, переводила узкоглазая жена его сына.

— Ты работал на реке. Но теперь надо делать другую работу. Ты будешь строить большой хурээ для меня и моего сына. Такой, как у Мурмилака, — Чжи Чжи говорил кратко и спокойно.

— Такой же дворец? — не поняв, переспросил Лаций. Его удивление оказалось настолько искренним, что Чжи Чжи усмехнулся и стал объяснять. Хунну нужен был город. Большой город со стенами. И ещё дворец. Большой и красивый.

— Здесь, на этом месте? И как же всё это построить? Здесь нет камня… — настроение у Лация сразу испортилось. Он понимал, что вождь кочевников требует невозможного.

— Сделай пока из дерева! У тебя есть тысяча твоих людей! — недовольно произнёс Чжи Чжи. — Что, мало? — нахмурился он, увидев, как Лаций сокрушённо покачал головой. — Эй, Тай Син! — громко позвал он. Лули-князь сразу же встрепенулся и шагнул вперёд. Его слуги остались стоять у входа. — Сколько у тебя людей? Здесь, в становище. Сколько?

Так начался долгий разговор, который несколько раз осторожно пытались перебить своими просьбами князья и другая знать, но Чжи Чжи резко их обрывал и отправлял ждать. В этот момент для него не было ничего важнее постройки города, и он хотел до конца понять, что надо сделать, чтобы этот римлянин смог его построить. В этом он был похож на Мурмилака, только решения принимал быстрее и не любил ждать.

Эта черта сразу бросилась Лацию в глаза, и потом он часто убеждался в том, что умение сосредоточиться на самом главном не раз приводило решительного и храброго предводителя хунну к победе. Через некоторое время Чжи Чжи позвал своего сына и ещё нескольких князей, потому что те вопросы, которые задавал Лаций, требовали их помощи. Так рядом с ними появился писарь с табличкой и пергаментом, что немало удивило его, потому что за полгода в поселении никто ничего не писал. Чуть позже принесли стол и большой деревянный поднос с песком. Лацию дали палочку и приказали нарисовать город на песке в большом подносе. Выглядывавший сбоку писарь старался перерисовать его наброски на пергамент в мельчайших подробностях. Оказалось, что Чжи Чжи понимает все слова Лация. Он даже несколько раз поправлял его, упрощая рисунки. Потом писарь сел рисовать большую картинку на широкой выделанной шкуре, а вождь стал считать вместе с Лацием, сколько инструментов необходимо будет привезти для постройки стен и домов. Это было непохоже на поведение предыдущих правителей парфян и их знати, но Лаций уже не удивлялся. Если это чувство можно было так назвать, то он испытывал радость от искреннего и конкретного обсуждения всех мелких деталей строительства. Когда они закончили, Чжи Чжи замолчал и, поджав губы, уставился вперёд неподвижным взглядом. Все ждали.

— У нас ничего нет! Смотри, сколько всего надо! — наконец, с горечью произнёс он, хлопнув себя по колену. — Ну что, Угэдэ, — со вздохом добавил он, повернувшись к сыну, — придётся ехать к твоему ненавистному дяде.

— Куда? — переспросил тот, не поняв отца.

— К Хуханье, — сказал вождь хунну и улыбнулся. Все вокруг сразу заволновались. Лаций видел, как знатные кочевники с удивлением переглядывались, пожимая плечами, а самые смелые что-то шептали друг другу. Было видно, что это имя не вызывает у них радости.

— Но ведь он же продался ханьцам! Его кормит Юань Ди! — не сдержался молодой Угэдэ Суань. — Продался за рис и бобы, за еду! Он стал рабом императора ханьцев!

— Не совсем, — усмехнулся шанью́́й. — Он хочет перехитрить нас. Вот и всё. Если долго сидеть на берегу реки, то можно дождаться, когда мимо тебя проплывёт труп твоего врага. Он думает, что я умру раньше, чем он, пока ханьцы будут присылать ему еду из-за большой стены. А потом он снова захочет стать правителем всех народов.

— Прости, но ты можешь попасть в засаду. Твой брат не простит тебе обиду. Его сыну не дали ханьскую жену, как твоему, — осторожно заметил Тай Син. Но Чжи Чжи поднял вверх руку, и все замолчали.

Лаций был благодарен судьбе, что в пылу спора кочевники забыли о нём и о маленькой хрупкой женщине, которая теперь стояла рядом с ним и писарем, рисующем на новой шкуре будущий город. Она тихо переводила Лацию всё, о чём они говорили, и он постепенно начинал понимать, что Чжи Чжи был не только храбрым и решительным воином, но и очень проницательным вождём.

— Мой брат выбрал еду и спокойствие. Он не может прийти на мои земли и пасти свои стада здесь. Но он тоже хочет жить. И не хочет воевать. У него был договор со старым императором Сюань Ди. Но тот умер. Теперь в империи Хань правит его сын Юань Ди. Он не станет нападать на нас в первый год своей власти. Даже если его подговорят евнухи. Пока он старается понять, кто сильнее — я или мой брат. А чтобы император понял, что я — главный вождь хунну, мы поедем к моему брату сами. Сделаем всё как надо. Пошлём с дарами тебя, Тай Син, отвезёшь ему шкуры и золото из Кангюя. А взамен попросим у него всё, что нужно нашим рабам, чтобы построить город.

— А если он не даст? — спросил кто-то из знати.

— Попросим у ханьцев. Скажем, что будем выращивать рис, как они, — рассмеялся Чжи Чжи. — И возьмём туда несколько белых рабов. Этого тоже! — он кивнул в сторону Лация. — Пусть выберут всё, что нужно. Он будет отвечать за эти палки и скребки. Берегите его, понятно?!

— Да, — закивали головами приближённые.

— А когда новый император узнает, что мы будем строить столицу, он задумается. И пошлёт к нам послов. Вот увидишь! — рыжебородый вождь снова хлопнул себя по коленям и радостно рассмеялся.

Так Лаций стал снова главным строителем, а Атилла, по его просьбе, — первым помощником. Но вначале им и ещё двум десяткам римлян пришлось отправиться на запад, вокруг длинной вереницы огромных гор, которые, казалось, подпирали небосвод и были выше самого неба. Вместе с хунну они двигались к границам страны шёлка, где им предстояло выбрать строительный инструмент.

Примечания

12

Войлок (монг.)