Римская сага. Далёкие степи хунну

Игорь Евтишенков

Мечты о возвращении в Рим, которые были так реальны в Парфии, стали казаться несбыточными, потому что часть римлян продали предводителю хунну. Их новый вождь решил построить на реке Талас настоящий город-столицу. За хорошую работу он обещает Лацию свободу, однако на этот раз сделать это не получилось уже не по его воле. Опасность приходит с той стороны, откуда её никто не ждал, и римляне во главе с Лацием снова вынуждены вступить в неравный бой с сильным и опасным противником.

ГЛАВА IV. ПЕРВЫЙ ГОД НА СТОЙБИЩЕ ХУННУ

Через три дня вождь хунну и его сын покинули стоянку. Павел Домициан узнал, что они ускакали на запад. А римлянам по-прежнему надо было идти на восток. Через десять дней вереница растянувшихся на несколько миль людей и повозок вышла к широкой и бурной реке. Впереди виднелись острые крыши странных круглых палаток разной высоты. Всадники встрепенулись, стали улыбаться и что-то кричать, указывая в ту сторону. Даже Лаций слышал, как они повторяли слово «хурээ». Так хунну называли свои кочевья.

Это место располагалось вдали от широких дорог, торговых путей и даже приграничных городов других народов. Римлян оставили на большой площадке между рекой и палатками. Павел Домициан любил всё узнавать первым, поэтому сразу же стал искать человека, который рассказал бы ему об этом месте. Для этого ему нужен был поводырь. Почти все римляне уже ушли к реке, поэтому рядом никого, кроме Лация, не оказалось. Да и тот замешкался, помогая Атилле и Саэт. Он нехотя согласился уделить слепому другу немного времени. Взобравшись на груду камней, Лаций стал громко рассказывать, что видит, чтобы стоявший внизу Павел Домициан хорошо слышал его слова и не переспрашивал:

— Много палаток. Сверху идёт дым. У них там костры внутри. Все палатки тёмные. Нет… вон вижу светлую в середине. Большую. А дальше ещё одна. Наверное, она даже больше, чем первая. Воинов не вижу. Люди ходят между палатками. Странно. Кажется, там коровы с большими рогами. Их много. Но они далеко. Здесь, около палаток, верблюды и, наверное, ослы. Да, ослы, точно. А вот та, большая палатка, похоже, стоит на повозках. Что ещё тебе рассказать?

Павел Домициан расспрашивал, какого цвета дым, чувствует ли Лаций запахи, которые оттуда доносятся, есть ли там дети, какой формы палатки, из чего они сделаны, что носят люди и ещё много всего, что потом можно было рассказать вечером другим товарищам.

Первую ночь они так и провели под открытым небом, причём им даже не дали развести костры, и сердца римлян снова наполнились страхом. Однако утром оказалось, что о них просто забыли. Сопровождавшие всадники были так рады возвращению в свои родные шатры, которые они называли «гэры», что всю ночь праздновали возвращение. Римляне к ним не приближались, боясь непредсказуемого поведения. Дикие варвары были очень жестокими и казались им ещё хуже парфян. Однако утром всё изменилось. Как позже выяснилось, великий вождь хунну Чжи Чжи ускакал со своим сыном к правителю соседних земель, которые назывались Кангюй, а вместо себя оставил одного из помощников. Но тот тоже забыл о римлянах и прислал своего слугу только через день. Среди женщин кто-то понимал язык кочевников, и они перевели, что слуга ищет большого раба по имени Лацца. Все сразу догадались, что это был Лаций. Когда его нашли, важный кочевник в халате уже проявлял признаки нетерпения.

— Великий кутлуг¹⁰ Ногусэ передаёт тебе слова своего господина лули-князя Тай Сина. Он говорит, что великий шанью́́й Чжи Чжи Суань сказал, чтобы лули-князь Тай Син показал вам место для жизни. И теперь великий кутлуг Ногусэ говорит тебе, что вы должны жить здесь. Это — его главное слово.

— Что? Подожди… Я совсем ничего не понимаю, — замотал головой Лаций. — Павел, ты хоть что-нибудь понял? — он повернул голову в сторону замершего в неподвижной позе друга, но тот поджал губы и отрицательно покачал головой. — А ты? — обратился Лаций к стоявшему с другой стороны Атилле. Но тот тоже с недоумением пожал плечами. Кочевник заметил, что его не понимают, и заорал на женщину, которая от страха присела на корточки и закрыла голову руками. Все вокруг заволновались и отошли немного назад. — Подожди! — протянул руку Лаций. — Дай мне спросить её. Всего несколько слов…

Женщина испуганным голосом перевела его слова. Варвар одёрнул зелёный халат, на котором были заметны потёртости и дыры, и что-то недовольно пробурчал.

— Он разрешил. Говорит, спрашивай, — прошептала женщина.

— Ты скажи мне, кто эти все князья? Что они говорят? Ты сама понимаешь? — спокойно произнёс Лаций.

— Не совсем, — ответила она.

— Ладно, скажи, кто такой этот шанью́́й? Или его спроси, — вздохнул Лаций.

— Шаньюй — это у них значит величайший, — протараторила женщина. — Тот, кто правит ими всеми.

— А-а, наверное, тот, с рыжей бородой и бешеными глазами. Я, кажется, его помню.

— Это самый главный царь у них, — добавила она тихо. Лаций улыбнулся и кивнул.

— Хорошо. Я понял, что шанью́́й Чжи Чжи величайший. Дальше кто идёт? Кто у них просто великий?

Она уже немного пришла в себя и задала кочевнику вопрос. Тот стал объяснять:

— Шаньюй — главный. Дальше идут старшие в своём роду. Это — род Си, Лань, Сиббу и Хуань. За ними — мудрые князья, лули-князья, великие полководцы, главные управляющие и великие начальники. Так он их называет. Прости, я не знаю эти слова. Им подчиняются левые старшие вожди, которым подчиняются правые младшие вожди, а они потом приказывают кутлугам. Кутлуги — это важные люди.

— Понятно, что ничего не понятно! Всё одинаково… как везде, — пробурчал Лаций. — Все главные и никого рядом нет… А ты кто?.. Ты к каким великим принадлежишь?

— Я — великий кутлуг Ногусэ, мой господин — лули-князь Тай Син.

— Подожди, — перебил его Лаций. — Это я уже слышал. Твои великие князья очень добры, что прислали тебя сюда. Но скажи, что они просили передать? Где нам жить?

— Вам надо жить здесь. Прямо здесь, на нашей земле. Это — великая честь, — напыщенно произнёс кочевник. Лаций даже опешил от такого ответа. Он стал задавать вопросы, стараясь выяснить, как им есть, пить, как добраться до леса, есть ли кожаные мешки для воды, но кочевник в зелёном халате упрямо твердил, что шанью́́й Чжи Чжи уехал в столицу Битяль, а там живёт би¹¹ Соэтжай Кары́н из рода Уы́н, который уже давно правит народом Кангюя, который попросил великого вождя хунну Чжи Чжи взять в жёны его дочь. Поэтому там будет свадьба.

— О боги! Я запутался. Но что делать нам? Нам? Как нам быть? У них там свадьба, а нам как жить? — не выдержал стоявший рядом Атилла.

— Не говори ему эти слова! — попросил Лаций женщину. — Пусть дальше рассказывает. Скажи, что мы очень удивлены и рады его слышать.

— У меня тоже голова кругом идёт. Так много у них этих царей и правителей… — добавил Павел Домициан. Лаций ничего не ответил, понимая, что надо дослушать до конца. Прошло довольно много времени, пока напыщенный кутлуг, наконец, не перешёл к римлянам. Уставшие слушатели давно опустились на землю.

— Всех рабов раздадут нашим людям. Это — люди лули-князя Тай Сина. Это — его хурээ, — кочевник показал на палатки. — Тут живёт племя Сюйбу. Здесь все люди племени великого Чжи Чжи. Они будут брать вас в свои гэры. Там вы будете работать до возвращения великого шаньюя.

— Что? Что он говорит? — заволновались римляне, не расслышав его слов из-за мгновенно поднявшегося шума. — Куда брать? Где работать? А где нам жить?

— Тише! — Лацию пришлось встать, чтобы они его увидели. Особенно долго не могли успокоиться женщины. Но они тоже вскоре замолчали, увидев, что он ждёт только их. — Уже легче. Всех людей разберут по этим палаткам. Понятно? Тут живёт одно племя. У него есть свой вождь. В его племени мы будем жить до возвращения их главного царя. Короче, будем жить у этих варваров.

Дальше кочевник рассказал, что племя Сюйбу будет стоять здесь до весны. Это означало, что Чжи Чжи вернётся, скорей всего, только к весне. Что будет дальше, этот мелкий придворный не знал. Лацию он приказал следовать за ним к большой палатке. Это был гэр его начальника по имени Тай Син. После долгих расспросов и уговоров кочевник согласился взять туда Атиллу и беременную Саэт. Павла Домициана он брать отказался наотрез, даже не став слушать, как тот поёт. В палатке Тай Сина кутлуг сообщил Лацию, что надо готовиться к постройке дворца и его господин дать римлянам всё, что они для этого попросят. Но пока просить ничего не пришлось, кроме еды и воды. Основную работу всё равно можно было начинать только весной.

Так началась новая жизнь римлян в далёкой степной стране. Им пришлось помогать кочевникам во всём: они следили за стадами, выделывали кожи, доили оленей, ловили рыбу, строили загоны, коптили мясо и даже охотились. Трудно было всем, поэтому разницы в отношениях почти не было. Если бы кто-то из римлян не работал, он бы просто умер от голода. Но точно так же умер бы любой хунну. Здесь Лацию впервые пришлось есть сырую рыбу и мясо, когда в горах их застала снежная буря; здесь же он попробовал странный напиток из молока кобылиц, который слегка кружил голову и вызывал лёгкую усталость.

К весне он даже выучил все слова, которые употребляли слуги в большой палатке Тай Сина, и постепенно научился общаться с ними на их несложном языке. Римляне ютились у самого выхода, но Саэт и Атилла не жаловались. Вторая, женская половина, была для всех под запретом, даже для мужчин хунну. Там жили женщины лули-князя и именно оттуда они могли бросаться разными вещами в мужчин во время ссор. Это иногда забавляло Лация и Атиллу, но не Саэт. Та вынуждена была работать и следить за маленьким ребёнком. Но ей уже начинал мешать большой живот. Атилла старался помогать, однако его весь день не было рядом, поэтому Саэт уставала так, что падала вечером на шкуры и сразу же засыпала. Они почти не общались, хотя спали рядом, и это было самое тяжёлое время их жизни.

Иногда к ним приходил Павел Домициан. Особенно часто это происходило в зимние холодные дни, когда ветры дули по несколько дней подряд и выйти наружу было невозможно. Именно тогда его пение и беззащитность привлекли внимание женщин лули-князя, и они уговорили слуг переселить слепого певца к ним в палатку, чтобы тот ублажал их своим голосом. Так они снова оказались все вместе. Мужчины хунну работали вместе с римлянами, но иногда давали им тяжёлую работу, когда надо было таскать камни или деревья из предгорий. Лация расстраивало, что он никак не мог научиться ездить верхом так же легко и умело, как хунну. Те всё время смеялись над ним, когда видели, как он пытается повторять их движения на лошади. Атилла сказал, что всё равно ничего не получится, потому что это не лошади, а большие ослы. Для Лация, как он считал, нужна была более высокая лошадь. Как у сатрапа Мурмилака, длинноногая и стройная, а не приземистая и патлатая, как у большинства хунну. Так говорил Атилла. Но стройные лошади были только у шаньюя и его знати, поэтому Лацию даже мечтать об этом не стоило. Однако он не сдавался и продолжал учиться при каждом удобном случае. К счастью, такие случаи предоставлялись постоянно, потому что следить за стадами можно было только верхом.

Охотились хунну не так часто, как парфяне, делая это, в основном, перед большими праздниками. На охоту они всегда брали с собой тех римлян, которые умели стрелять из лука или владеть копьём. Хотя по владению луком с хунну никто не мог сравниться. Они стреляли с лошадей, как парфяне, но намного точнее, чем вызывали у Лация неподдельное восхищение. И этому тоже было своё объяснение. Их дети начинали ездить верхом уже через год после того, как начинали ходить. Взрослые с радостью им помогали, и к пяти-шести годам малыши уже сами держались на спине, вцепившись в гриву маленькими ручонками и радостно разъезжая по становищу.

Но самая большая сложность, с которой столкнулись римляне в быту, было отсутствие воды и сливных клоак. В Ктесифоне, Мерве и других городах Парфии вдоль всех улиц были выдолблены узкие, шириной в две ладони канавы, куда горожане сливали отходы и испражнялись. Это напоминало Рим и было позаимствовано у греков. Лаций это сразу понял. В пути между городами никаких стоков и клоак не было. Однако хунну всегда отгоняли лошадей и скот на несколько десятков шагов от стоянки, и именно возле животных они приказывали рабам рыть ямы, куда справляли нужду и сбрасывали отходы. В Риме были большие горшки и чаши для внутренних туалетов, но они были только у богатых граждан. Простые люди обычно ходили под забор, где пролегали городские сливные клоаки, или в специальные места возле театров и площадей, где для этого делались отдельные площадки с каменными широкими ступенями. Садясь на них, они справляли нужду и после этого шли дальше или возвращались на представление. Здесь же всё было совсем по-другому. Те хунну, которые разбрасывали отходы вокруг себя, вынуждены были часто перемещаться в другие места, но для них это было нормально. Как и ездить каждый день за водой. Поэтому когда римляне через два месяца проложили от верхнего порога реки несколько десятков разбитых пополам стволов, кочевники сначала даже не поняли, зачем это надо. Только дети всё время радостно бегали вокруг и играли корой и щепками. Они прятались за стволами, кидали друг в друга куски земли и мелкие камни и постоянно кричали. Римляне терпеливо выгребали из выдолбленных стволов траву и камни, и продолжали соединять их между собой. Наконец, однажды вечером по становищу разнёсся слух, что река течёт прямо на гэры. Почти все хунну выбежали из своих жилищ и увидели, что возле крайних островерхих жилищ действительно течёт вода. Она стекала в большую яму, из которой по вырытой дорожке убегала обратно в реку, только чуть ниже, у самого брода. Лаций попытался точно также сделать и со сливными ямами, но у него ничего не получилось, потому что хунну и их животные ходили, где хотели, и постоянно разрушали сделанные в земле стоки. К тому же близилась зима, которая должна была заморозить их сооружения. Прижилось только одно нововведение — это деревянные вёдра для воды и обмазанные глиной плетёные корзины, в которые вечером или ночью выбрасывали мелкие отходы, а также справляли нужду женщины и дети. Их выносили за гэр, в большую бочку с двумя палками. А когда она наполнялась, римляне относили её к порогам и выливали в реку. Но Лаций с Атиллой решили, что как только начнут строить город, то сразу сделают в нём клоаки и хранилища для воды.

На такой большой стоянке, как здесь, всё было разделено между родственниками, которые старались держаться вместе. Так как хунну постоянно кочевали, то к зиме они угоняли свои стада на юг. Те, кто оставался, занимались земледелием, а зимой питались тем, что успевали запасти летом, и оставшимся скотом. Причём, большие стада были только у знати, у простых воинов и оседлых кочевников было по одному—два быка, несколько лошадей и около десятка свиней и овец.

Первая зима была долгой и тяжёлой. Для Лация единственной радостью было то, что в их палатке-гэре было целых два больших котла, один из которых ему удавалось время от времени использовать для кипячения воды, чтобы помыться. Кочевники смеялись над его причудами, называя римлян «нуцгэн хунну», голые люди, потому что те брились и мылись. Однажды ему удалось даже найти старый скребок для шкур, в который была вставлена полоска из железа. Это была невероятная удача, и он несколько дней прятал его ото всех, наблюдая за кочевниками. Убедившись, что никто не ищет пропажу, он отдал его Атилле, чтобы тот наточил полоску. После этого они смогли снова спокойно бриться. Но с наступлением суровых холодов и ветров пришлось забыть о бритье, потому что борода защищала лицо.

В начале весны, с появлением на земле первых проталин и зелёных травинок, Саэт родила мальчика. Ей помогали женщины из Мерва и одна повитуха хунну. Несмотря на то, что Лаций считал их ещё большими варварами, чем парфян, он был вынужден признать, что общаться с этими кочевниками было проще и легче. Если кто-то нуждался в помощи, они сразу же делали то, что надо, а если не могли, то просто отходили в сторону.

Атилла был рад рождению сына. Он попросил Лация помочь ему принести жертву богам согласно законам Рима и получить их благословение, чтобы ребёнок рос сильным и здоровым. Он решил назвать его Зеноном. Лацию пришлось провести всю ночь в ожидании знаков на небе, но весенние ночи были ужаснее зимних из-за промозглых леденящих порывов ветра, и он вернулся в палатку ещё до полуночи, сказав, что видел на небе благоприятные знаки — несколько ярких следов от падающих звёзд. След были длинным, и это был хороший знак. По правде говоря, Лаций так сильно замёрз, что уже не помнил, видел ли эти звёзды или это были замёрзшие слёзы у него на ресницах. Но в душе он нашёл оправдание своему поступку — от такого сильного и храброго воина не мог родиться слабый и болезненный ребёнок. Поэтому он искренне поздравил друга и лёг спать с чувством выполненного долга. По словам хунну, солнце скоро должно было стать горячим, но пока приходилось греться у костров под шкурами, внутри гэров. И Лаций постепенно стал привыкать к жизни в большой палатке лули-князя, который так долго отсутствовал вместе со своим шаньюем.

Примечания

10

Кутлуг — представитель знати, богатый кочевник.

11

Хан, правитель (тюрк.)