Жабья царевна

Екатерина Шитова (2024)

Иринушка бросила нежеланного ребенка в лесу, чтобы в родной деревне ее не заклеймили позором. После этого она начала новую жизнь: вышла замуж за достойного мужчину, родила дочь. Все эти годы она жила без угрызений совести, как будто ничего страшного не сделала. Но брошенное в лесу дитя не сгинуло бесследно, оно превратилось в нежить — темную, нечистую, страшную сущность. Все это время нежить росла и крепла, обитая на болоте. А теперь она жаждет лишь одного — мести. Сможет ли Иринушка спасти себя и свою семью от жуткого зла, которое она сама же и породила?

Глава 10

Было еще совсем темно, когда Иринушка подошла к дому Матрены и Якова Афанасьича. Она тихонько постучала в дверь и отошла от нее на пару шагов. В последний раз ведьма была не в духе, разозлилась непонятно из-за чего и прогнала их с Василисой, запретив им впредь являться к ней. Но теперь Иринушке некуда было деваться. Ей нужна была помощь или хотя бы совет той, которая видит и чует больше, чем обычные люди.

Подышав на озябшие руки, Иринушка подошла к двери и постучала еще раз. За дверью послышались лёгкие, торопливые шаги, засов, тяжело сдвигаясь, скрипнул, дверь распахнулась, и перед Иринушкой предстала красивая молодая девушка. Густая русая коса ее была уложена вокруг головы, как корона. Она кивнула в знак приветствия, и у Иринушки по спине прошел озноб.

— Здравствуйте… Мне бы увидеть Матрену, — растерянно проговорила женщина, обхватывая себя руками.

— Милости прошу, проходите, я ее позову! — тонким, приятным голосом ответила девушка и запустила Иринушку в дом.

Иринушка оказалась в доме, но по-прежнему дрожала. Перед глазами стояло личико новорожденной внучки, и она никак не могла унять волнение, то и дело вздыхая. Еще и тут как будто было зябко. Печи, наверное, еще не затопили…

— Опять ты, бабонька? — вдруг услышала она вместо приветствия и вздрогнула от неожиданности, — Чего тебе опять здесь понадобилось?

Матрена встала посреди кухни, окинула недовольным взглядом поникшую женщину и снисходительно кивнула. Иринушка не могла не заметить, как красива ведьма, будто годы ее не вперед идут, а вспять. Ни седого волоска в темной косе, ни единой морщинки на лице. Она, по сравнению с Матреной, казалась совсем старой.

— Лесана! — окликнула ведьма молоденькую девушку, — Иди пока скотине корм задай! Чего встала?

Девушка еще раз доброжелательно посмотрела на Иринушку, потом на Матрену — дерзко, с вызовом, слегка поклонилась и вышла.

— Помощница? — шепотом спросила Иринушка.

— Кабы там! Невестка! Из самого Северного леса пожаловала! Степушку моего заблудшего вывела из леса, да с ним и осталась. Мнит о себе Бог знает что! Никакого уважения. Но сын любит ее без памяти. Вот, к свадьбе готовимся, — недовольно проговорила Матрена.

— Вот как! — удивилась Иринушка и поспешно добавила, — Поздравляю! Красивая девица. Пусть в молодой семье будет мир да лад!

Матрена в ответ только хмыкнула недовольно, потом поставила на печь котелок и, отодвинув в сторону льняную шторку, взяла из буфета две глиняные чашки.

— Чаем напою, коли пришла. А пока я травы завариваю, ты рассказывай, с чем на этот раз пожаловала.

И Иринушка, теребя каемку, нашитую на подол платья, без лишних предисловий рассказала Матрене в спину все, что так долго скрывала и камнем носила на душе — как тайно родила первую, нежеланную дочь, как унесла ее той же ночью к Зеленому озеру, как оставила ее там, в траве на высоком берегу на верную смерть… Рассказала, как потом эта загубленная девочка мерещилась ей — мертвая, гнилая, страшная, не давала спокойно жить.

— Несколько часов назад дочь моя, Василиса, родила дитя, — хриплым голосом закончила она, — И это рожденное дитя — одно лицо с той девочкой, которую я загубила. Похожа на нее, как две капли воды! Что же мне делать, Матрена? Как же мне жить-то сейчас?

Проговорив это высоким, полным отчаяния голосом, женщина вновь закрыла лицо руками и отчаянно разрыдалась.

— Вот это дел ты наворотила, голубушка… — нараспев протянула Матрена, скривив красивые губы в недоброй улыбке, — Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь в том, что женщина — самое любящее и при этом самое безжалостное создание. Даже дикий зверь не так жесток, он бережет от опасности своих детенышей. Ты дала жизнь и тут же отняла ее. А потом решила, что тебе это так просто сойдет с рук. Да ты этим самым поступком прокляла себя и весь свой женский род! Вот так-то.

С каждым словом голос Матрены звучал жестче и громче. Последние слова она страшно выкрикнула Иринушке в ухо, стоя прямо над ней. А та плакала от запоздалого раскаяния и бессильной ярости на саму себя.

— И что же мне теперь делать? Как избавиться от проклятья? — спросила она сквозь слезы.

— Никак! — холодно и безучастно ответила ведьма, и тут же добавила, — Ты сама виновата! Дочь твоя страдает, а внучку еще больше страданий ждет. Если, конечно, она не помрет в ближайшие недели или месяцы. Тьма над ней с момента рождения повисла. И все из-за тебя!

Иринушка уронила голову на стол и завыла.

— Помоги, Матренушка! Хоть чем-нибудь помоги мне, защити невинное дитя! Душу из меня вынь, но помоги!

Матрена выпила залпом остывший чай из глиняной чашки и вышла из кухни. Ее долго не было, и Иринушка уже решила, что она и вовсе не вернется больше. Но Матрена вернулась. Сунув ей в руки смотанную из тряпок и сухих трав куколку, она торопливо заговорила:

— На, положи эту мамку-берегиню в колыбель. Она сбережет того, кто за нее держится. А ты отдай внучке всю ту любовь, которую должна была отдать той загубленной девочке. Все. Больше ничем помочь не смогу. Ступай.

Выйдя на улицу, Иринушка почувствовала облегчение. Может, от того, что наконец-то выговорилась, разделив свою тяжесть с другим человеком. А может, от того, что держала в руке обережную куколку, в силу которой верила больше, чем в силу молитвы.

***

Новорожденную назвали Иулианой, но родители и вся родня стали звать ее ласково Уленькой. Девочка была улыбчивой, спокойной, совсем не крикливой. Василиса, вскоре после родов вернувшаяся к домашним обязанностям, успевала переделать все дела, пока Уленька сладко спала в колыбели. Обережная кукла всегда лежала при ней. Василиса сначала рассмеялась, когда мать положила ее рядом с девочкой, но решила не спорить. Вреда от куклы нет, и ладно. Мать в последнее время вообще вела себя странно, заходила к ним редко, ссылаясь на плохое здоровье. А вот свекровь часто приходила водиться с маленькой внучкой.

Игнат в дочери души не чаял. Едва приходил с работы, тут же брал ее на руки, качал и пел ей песни. Девочка улыбалась отцу беззубым ртом, что приводило молодого отца в еще больший восторг.

— Не держи долго, не приучай к рукам, а то она потом кричать начнет, — строго говорила свекровь.

— Да не могу я ее не держать, маменька! Будь на то моя воля, я бы круглые сутки ее качал! — смеясь, отвечал Игнат.

Василиса улыбалась, глядя, как муж возится с малышкой. С каждым днем сердце ее все сильнее наполнялось теплом и любовью к мужу, будто раньше оно было заледеневшим, а теперь оттаяло. Она не хотела возвращаться к тому разговору, который начал Игнат в день, когда Уленька появилась на свет. Игнат больше ничего не говорил ей о другой женщине, и она решила, что он образумился.

И вот однажды, уложив дочь пораньше спать, Василиса достала из сундука ажурную шаль, накинула ее поверх сорочки, расплела косу, пощипала щеки для румянца и взглянула на себя в зеркало. Убедившись в том, что она, по-прежнему, свежа и красива, Василиса села к окну и стала поджидать мужа. Когда Игнат, наконец, пришел, весь заметенный снегом, который с самого утра накрывал деревню плотной пеленой, Василиса усадила его за стол, накормила горячим картофельным супом с клецками, а после ужина обняла его за шею и уселась к нему на колени.

— Ты чего это, Василиса? — удивленно спросил Игнат.

Она ничего не ответила и поцеловала его в губы. Сначала поцелуй был робкий и неумелый, но потом она почувствовала, как где-то в животе вспыхнуло, разгорелось пламя, и жар от него потек по венам, ударил в голову, точно хмель. Василиса осмелела, обхватила обеими руками шею мужа, провела пальцами по рыжим кудрям. Она закрыла глаза от удовольствия и чуть не упала от неожиданности, когда Игнат оттолкнул ее от себя.

— Не люблю я тебя, Василиса! — глухо произнес он, — есть у меня другая возлюбленная. Не хочу тебя больше обманывать. Прости…

Лицо Василисы потемнело, губы скривились. Было не понятно, то ли она собралась ругаться, то ли плакать. Но она не сделала ни того, ни другого, лишь тихо прошептала, отвернувшись:

— Так значит, и тебя отняла сестрица…

Игнат не расслышал ее слов, а она и не хотела, чтобы он слышал их.

Тем же вечером, дождавшись, когда муж уснет, Василиса оделась и со всех ног побежала к родительскому дому. Ей нужно было успеть, пока дочка не проснулась и не закричала, требуя внимания. При мысли о ребенке грудь Василисы налилась теплом — это пришло молоко, нижняя сорочка вмиг стала мокрой.

В родительском доме было темно, мать с отцом спали, и она разбудила их громким стуком в окно.

— Кого еще принесло на ночь глядя? — недовольно пробубнил Василий, выглядывая из-за занавески и пытаясь рассмотреть в темноте, кто стоит у окна.

Узнав Василису, он удивленно заморгал, потом наскоро оделся и вышел открыть дверь.

— Дочка? Чего ты так поздно явилась? Случилось что? — испуганно спросил он.

Василиса обняла отца и с улыбкой проговорила:

— Батя, ничего не случилось, ты иди ложись, у меня к маменьке срочное дело. Дай нам с ней поговорить с глазу на глаз!

Василий ушел в дом, растерянно оглядываясь на дочь, а спустя минуту в сени с таким же удивленным и испуганным видом вышла Иринушка.

— Василисушка? — спросила она, протягивая к дочери руки, чтобы обняться.

Но Василиса руки ее отвела в сторону и проговорила резким голосом:

— Отдай мне жабью кожу, мама.

Иринушка вмиг побледнела, вытаращила глаза и испуганно оглянулась на дверь — не подслушивает ли их разговор Василий. Хоть и говорят, что мужчины не любопытны, но это не так, и им, бывает, хочется выведать чужие тайны.

— Не дам! Нет у меня твоей кожи, — шепотом ответила Иринушка.

— Мама! Мне нужна она!

Взгляд Василисы стал до того темен и тяжел, что у Иринушки сдавило грудь.

— Говорю же, я ее в землю зарыла. Она сгнила давным-давно.

Василиса в сердцах стукнула кулаком по стене, в глазах ее сверкнули слезы. Она схватилась рукой за стену и проговорила, страшно округлив глаза:

— Значит, скоро придет беда. Жди.

— Да чего ждать-то? — испуганно воскликнула Иринушка в спину уходящей дочери.

Василиса ничего не ответила, ушла, а Иринушка так и осталась стоять в холодных сенях, пока Василий не вышел и не увел ее обратно в дом.

***

Прошла зима, и деревня зажурчала ручьями, зазвенела капелями. Синее небо раскинулось над миром звенящим куполом, и не осталось больше нигде серости и уныния — все утекло с вешними водами. Дочка Василисы и Игната подрастала, радуя всю родню милой улыбкой и ясным взглядом. Темноволосая Уленька была вся в мать — сходство это замечала вся родня, видел его и Игнат, вот только он видел в дочери не жену, а ту, другую Василису, свою возлюбленную.

Игнат страшно тосковал по ней. Поначалу, когда Уленька только родилась, он думал, что вновь перетерпит, свыкнется, забудет о своей греховной страсти. Но не вышло. Каждый раз, как он закрывал глаза, перед ним возникал знакомый, манящий образ. Девушка убегала от него, оглядываясь и игриво улыбаясь. Она была совершенно нагая, и один лишь вид ее округлых бедер, пышной груди, прикрытой темными волосами, заставлял Игната дрожать, сгорая от страсти. Снова он мучился, томился, страдал, изнемогал от желания вновь увидеть ее.

А потом, слегка остыв, принимался думать. Кто она — эта девушка? Он ведь даже не знал этого! Он ничего не знал ни о ней, ни о ее жизни. Пытался выяснить, да только без толку — никто в деревне даже не слыхивал о такой. А уж когда Игнат решился разузнать у местных бабок-старожилок о том, живет ли кто у Зеленого озера, они на него только руками замахали и тут же прикрыв морщинистые веки, стали шептать под нос молитвы. Лишь одна старуха, баб Зина, которая с ним, маленьким, нянчилась, когда его родители работали в полях, отвела его в сторонку и шепнула:

— Знамо дело, Игнатка, у Зеленого озерца самая настоящая нежить живет! Тело-то у нее человечье, а сама она, что жаба — кожа зеленая да сплошь пупырчатая. Ты туда не ходи! А не то утащит тебя за собой нежить, погубит! Нечего тебе там делать.

У Игната от этих слов голова пошла кругом. Он пошатнулся, но вовремя схватился за низенький забор, чтоб не упасть. Получается, соврала ему Василиса о тетушке? Нежить ее вырастила? И вправду, кто из людей может выжить в таком проклятом месте, куда и люди-то не ходят? Мысли, сомнения и бесконечные вопросы терзали Игната. И тогда он решился идти к Зеленому озеру и проверить, убедиться своими глазами, что никакой избушки там нет, что Василиса обманула его.

— Будь, что будет! — так сказал он сам себе.

Василиса видела, что Игнат сам не свой. За зиму он до того иссох и похудел, что вся одежда теперь висела на нем мешком. Свекровь, приходя к ним домой, каждый раз упрекала Василису в том, что она не следит, не заботится о муже.

— Все с дитем, да с дитем! Мужик у тебя, как жердь стал, его же ветром скоро сдует! — недовольно выговаривала она.

— У меня еда всегда приготовлена, мама! — пыталась оправдаться Василиса, показывая рукой на полную кастрюлю каши или похлебки.

Но свекровь не унималась.

— Тогда, значит, не хорошо ему с тобой. Может, ругаешься много или как мужа не привечаешь! — говорила она и косилась в сторону их супружеской постели.

Василисе очень хотелось съязвить в ответ, но она молчала, закусив губу. Старших надо уважать, родителей надо почитать. Это святое, нерушимое правило, которое внушается всем детям с рождения! Поэтому Василиса глотала обидные слова свекрови, как горькую настойку, и молчала.

Ей тоже было плохо, на душе кошки скребли. Качая среди ночи маленькую Уленьку, Василиса смотрела в окно, и ей казалось, что из темноты на нее тоже кто-то смотрит. Тогда она крепче прижимала к себе дочь и отходила подальше от окна, чтобы не слышать, как в траве квакают первые проснувшиеся после зимы лягушки. Василиса чувствовала, что скоро случится то, что навсегда все изменит. Это ощущение наполняло каждый ее день тревожным ожиданием.

С Игнатом они почти не говорили. Рожденное дитя вновь склеило их семью, соединило накрепко, но новые трещины появлялись снова и снова. Сложно сохранить в доме тепло, когда сердца не горят любовью. Ни одна печь, даже самая жаркая, в этом случае, не спасет.

В один из теплых, солнечных дней Игнат, поцеловав дочку в теплую, пахнущую молоком, макушку, вышел из дома и направился к лесу. Василиса не остановила его, не бросилась следом, даже не окликнула. Она знала, куда отправился муж и знала, что он больше к ней не вернется…