Самая долгая ночь. Часть 1

Дэйли Скай (2024)

После прорыва зараженных в Форт-Коллинсе Ева пытается начать новую жизнь в Дарвене, надеясь забыть все, через что прошла месяц назад. Погибшие люди, бесконечный риск, чувство вины, укус зараженного, нападение мародеров, предательство, сотрудничество с ненавистным Инспектором, история с которым привела к совместному утру в отеле, почти свершившаяся смерть самой Евы — все это должно было остаться далеко позади. Но шрамы и ночные кошмары — не единственное, что не дает ей засыпать по ночам. И вскоре причина ее бессонницы сама появится перед ней воплоти. Решительно настроенный Аарон приезжает в Дарвен с одной целью: увидеть Еву. Но он не знает, что за ним по пятам следует человек, который всей душой желает ему смерти. И все же таинственный мститель — не главная проблема, ведь самое страшное уже находится гораздо ближе, чем мог представить каждый из них.

Глава 1. Аарон

Месяц назад

По пути в Центральный город внутри меня так пусто, что там мог бы уместиться весь этот чертов грузовик, а может, и не один.

Чем дальше мы отъезжаем от горящего Форт-Коллинса, тем более мрачным я становлюсь и без конца думаю о том, как там Ева, как ей будет на новом месте, как ей будет… без меня. А как мне будет без нее? И первая сотня километров от Форт-Коллинса показывает, что… довольно хреново.

Это странно, ведь мы почти не знаем друг друга. Но, вопреки логике, хочу отмотать время назад и вернуться обратно в изолированный город, где за два с половиной дня моя жизнь была перевернута с ног на голову — или впервые после смерти жены встала на место. И все благодаря Еве Мартин.

На въезде в Центральный город нас с отрядом встречает военный конвой и сопровождает на базу для допросов, которые продолжатся две бесконечно длинные недели.

Нас не выпускают за пределы военной части, пока идет расследование. Каждый вечер после очередного допроса, где я повторяю одну и ту же историю о прорыве зараженных, я прихожу в свою временную комнату, падаю на кровать и отключаюсь. От составления отчетов постепенно вытекают глаза, но я делаю все, чтобы мои показания совпадали с рассказами военных, которые были в Форт-Коллинсе и согласились поддержать легенду о начале прорыва. Раньше я никогда не врал начальству, но Командованию не следует знать, что катастрофа началась раньше заявленного мной времени. Если бы я признался им еще в Форт-Коллинсе, город был бы уничтожен и мы с Евой, Нейтом и военными не смогли бы спасти других выживших.

Несмотря на смертельную усталость, я каждый день заново проживаю те несколько дней в Форт-Коллинсе. Я пишу о том, как начался прорыв уже после выхода на связь с Командованием, но помню, как было на самом деле: как Ева пыталась убить меня на площади, но Фрэнк помешал ей; как потом я направился за ней в участок и мы встретились на заброшенном заводе, но оказались заперты в огромном холодильнике — и еще многое до того, как попали на радиостанцию, где я отчитался перед начальством.

Угрозы Евы и попытка врезать мне. Нежелание сотрудничать. Ее нервный смех и вопрос, пропитанный болью: почему она застряла там именно со мной? Дробовик у моего носа. Битва с зараженными в школе. Объемная куртка с яркими нашивками. Ненависть ко всему, что я делаю и говорю.

Я рассказываю, что Фрэнк погиб от укуса, и перед моими глазами возникает чертов флагшток и привязанный к нему Донован без капли раскаяния во взгляде. Никто на базе, кроме меня, не в курсе, что сделал Фрэнк и сколько жизней разрушил ради своих амбиций. Для них он навсегда останется героически павшим сержант-майором, но едва ли он заслужил подобные почести.

После возвращения на базу мне казалось, что он вот-вот выйдет из-за угла, хлопнет меня по плечу и скажет: «Все эти бюрократы с их отчетами — хрень собачья». Вот только Фрэнк никогда не был тем другом, который мог искренне поддержать меня в тяжелый момент. Вся его мнимая забота о моем благополучии была игрой ради укрепления его позиций в управлении. Все, что когда-либо делал Фрэнк Донован, так или иначе вело к чьей-то смерти, но закончилось его собственной.

Иногда я вспоминаю и Нейта, которому собираюсь позвонить сразу, как получу доступ к телефону. Хочу узнать, как они с Евой устроились, как теперь протекает их жизнь, не нужна ли им помощь и… не звонили ли они мне, ведь я оставил свой номер.

Пока идет расследование, все звонки на наши телефоны переадресовываются на базу — это делается для того, чтобы близкие могли узнать, все ли с нами в порядке. Такие разговоры, конечно, прослушиваются и записываются из соображений безопасности и длятся строго определенное время. И все же… если бы Ева позвонила — мне бы сообщили. Но за две недели меня ждал лишь один ответ: «Вам никто не звонил».

В итоге изучение всех факторов прорыва зараженных в Форт-Коллинсе завершается в нашу пользу. Меня и военных хвалят за то, что при подобном масштабе катастрофы удалось спасти большинство жителей и отправить их в другие города. Но полковник Гилмор, заместитель руководителя корпуса Инспекторов, заметно опечален потерей Донована. Сомневаюсь, что он знал, какие дела за его спиной проворачивал Фрэнк, и намеренно не касаюсь этой темы на допросах. Существенных доказательств у меня все равно нет, а обличающая запись уехала в другой город вместе с Евой.

Но мне и не нужно развенчивать «культ личности» Донована — любые вопросы могут принести еще больше проблем. Поэтому я решаю похоронить эту историю на задворках своей памяти и на руинах сгоревшего Форт-Коллинса, ведь именно я поспособствовал смерти Фрэнка. Главное — «доблестный майор» получил свое, остальное уже не важно.

Когда нас, наконец, отпускают и дают два дня отдыха, я возвращаюсь в свою полупустую квартиру и вновь чувствую безграничное одиночество, в котором тонул первые полгода после смерти жены.

Голос Фрэнка словно ждал момента, чтобы напомнить о себе:

«…И я… не убивал ее. Просто приоткрыл задвижку и впустил зараженного».

Ублюдок.

Пнув стул, на котором любил сидеть Донован, прохожу в спальню и первым делом вижу фотографию Лоры на прикроватной тумбе.

— Тебе не сойдет это с рук!

— Уже сошло.

Фрэнк пытался «очистить» мое окружение от всех, кто был мне близок, и начал с моей жены, которая и познакомила нас в прошлом. Какой же бездушной сволочью надо быть, чтобы пожертвовать той, к кому относился как к своей младшей сестре? Вряд ли я когда-нибудь смогу понять эту подлость. Да и не хочу пытаться. Пошел он.

Проходит два дня, но я не спешу возвращаться на прежнюю службу. Пока я день за днем писал отчеты и отвечал на бесконечный поток однотипных вопросов, то все больше понимал, что не смогу опять работать «в поле». Казалось бы, мне дадут нового лидера команды зачистки — и здравствуй, продолжение «туров» по США. Но от одной мысли, что придется колесить по стране и вычищать ряды оставшегося в живых человечества от критично зараженных, хочется лезть на стену.

К должности Инспектора меня привел Фрэнк — это был его чертов план от начала и до конца. Он убеждал меня в том, насколько важен мой дар чувствовать зараженных и вся наша работа в целом, но только ради того, чтобы самому подняться в «пищевой цепочке». После двух лет под его крылом я понятия не имею, чего хочу сам. Но теперь у меня появилась возможность разобраться в этом своими силами — без лживой помощи и отравляющего влияния моего «дорогого друга».

На третий день я прибываю на базу и прошу Гилмора дать мне другую должность и остаться на полгода в Центральном городе. Объясняю это тем, что тяжело переживаю смерть друга и временно испытываю сложности в определении заражения. Поэтому мне нужен отдых от поездок и время, чтобы восстановиться. Полковник, конечно, не в восторге, но в итоге дает согласие. Правда, сокращает срок реабилитации до трех месяцев. И на том спасибо.

Меня переводят на должность тренера, и моей временной работой становятся занятия по спортивной и боевой подготовке у новичков, прибывающих на базу для дальнейшей службы в группах зачистки и военной обороны.

Пока я полностью занят в дневное время, мне удается уворачиваться от мыслей о Еве. Но по вечерам, когда возвращаюсь в квартиру, воспоминания тут же транслируют все, что мы с ней пережили за те два с половиной дня.

Ева приходит ко мне во снах — чаще всего с дробовиком или чем-то недовольная. Но иногда она улыбается, касается моего плеча, целует или сидит рядом со мной на кровати — особенно в те моменты, когда мне особенно тяжело осознавать, что мы находимся на большом расстоянии друг от друга. Не представляю, как она живет на новом месте, — знаю только, что ее, как и остальных выживших, доставили в промежуточное поселение, затем распределили и отправили дальше.

Но в один из дней, не выдержав, решаю убедиться, что с ней и Нейтом все в порядке. Сделав пару звонков, выясняю, что теперь их домом стал Дарвен² в Небраске, а это всего в нескольких часах езды от Центрального города.

Поначалу меня тянет прослушать радиоволны Дарвена: Ева, скорее всего, опять устроилась ведущей на какую-нибудь станцию. Но… не могу. Опасаюсь, если услышу ее голос, то сразу сорвусь к ней. А ведь она мне так и не позвонила, хотя я оставил ей свой номер. С другой стороны, не знаю, на что вообще надеюсь.

А еще не знаю, готова ли она к встрече со мной, захочет ли вообще говорить, не испорчу ли я все своим появлением, а может, у нее… уже кто-нибудь появился. Одно дело, когда мы были в одной связке и пытались выжить в экстремальных условиях, и совсем другое — когда всех «отпустило» и появилось время обдумать все, через что мы прошли. И постепенно даже меня начинают одолевать сомнения: а имею ли я право быть с ней из-за нашего непростого прошлого? Именно я ответственен за смерть ее брата. Я отдал приказ на его устранение, ведь на тот момент все показатели говорили: Лиам Мартин критично заражен. Счет шел на секунды. И тогда, год назад, я принял единственно верное решение.

Эти мысли не отпускают меня вместе с образом связанного горящего Фрэнка, который почти так же часто, как и Ева, появляется в моих снах, выкрикивая: «Где бы ты сейчас был, если бы не я?!»

Но иногда приходит и Лора. В этом карнавале безумия и ночных кошмаров она для меня как островок спокойствия. Несмотря на горечь потери, я постепенно прихожу в себя и впервые после смерти Лоры с теплом реагирую на сны и мысли о ней. После Форт-Коллинса я больше не ношу с собой ее кольцо — теперь оно лежит рядом с нашей фотографией. С одной стороны, опасаюсь опять его где-нибудь потерять, с другой — после того, как я узнал правду о ее смерти, мне стало немного легче и я перестал держаться за воспоминания о Лоре, как за спасательный круг.

Иногда я думаю, что перешел все моральные границы, когда вынес приговор Фрэнку и бросил его в беспомощном состоянии умирать в Форт-Коллинсе. Возможно, Донована следовало привезти на базу для официального суда. Но Фрэнк был таким скользким ублюдком, что не оставил мне другого выхода. Если бы я позволил ему покинуть Форт-Коллинс, Донован закончил бы свою месть и убил Еву, а заодно и Нейта, и всех, кто попался бы на его пути.

События в Форт-Коллинсе не только открыли мне глаза на страшную правду, но и что-то изменили внутри меня. Я все чаще общаюсь с людьми, завожу новые знакомства, хожу на собрания и активнее включаюсь в рабочий процесс. Но на окружающих женщин по-прежнему смотрю как на сослуживцев, не более. После смерти Лоры я не замечал внимания в свою сторону или не хотел замечать — не хотел выбираться из состояния полного бесчувствия, потому что не видел в этом смысла. Но теперь причина моей «слепоты» — Ева Мартин. И я все еще жду, что она вот-вот позвонит.

Но проходит день, другой… Мой телефон оживает в основном по рабочим вопросам, вызывая тоску вперемешку с раздражением на того, чей голос раздается в динамике.

Спустя полторы недели после выхода на новую работу я начинаю беспокоиться: может, с Евой и Нейтом что-нибудь случилось? Но чем больше думаю об этом, тем чаще вижу во снах прорыв зараженных. Я раз за разом лечу на всех парах в Дарвен, но не успеваю вовремя спасти Еву. И каждый ночной кошмар неизменно заканчивается ее смертью на моих руках.

Я правда стараюсь, но не могу выкинуть это из головы, и как-то вечером после работы все-таки сажусь за компьютер в поисках частот Дарвена. Да, было бы проще позвонить Нейту — его номер я сохранил в телефоне после приезда в Центральный город. Но я все еще не уверен, нужно ли мое присутствие в их жизни настолько, насколько они оба нужны мне. Из-за этих мыслей чувствую себя полным идиотом, которому надо бы сосредоточиться на работе, но он почему-то думает совсем не о том.

Пока я переключаю частоты, поначалу опасаюсь, что не услышу ее, и тогда обещаю себе точно связаться с Нейтом. Но вот тишину квартиры внезапно заполняет бойкий голос Евы, и вместо радости я впадаю в ступор. Первый порыв — тут же выключить компьютер, потому что эмоции, которые я подавлял, обрушиваются на меня девятым валом. Я едва дышу и перестаю соображать. Прямо двухметровый тридцатипятилетний идиот.

Я не улавливаю смысл слов Евы, зато ярко вижу все, что произошло с нами в Форт-Коллинсе, будто это случилось всего секунду назад. Я сижу за компьютером почти не двигаясь до тех пор, пока Ева и Нейт не прекращают вещание, а потом не сплю всю ночь.

Значит, у нее все в порядке. Ева снова работает, и ее голос звучит так бодро, словно ее жизнь наконец-то вошла в нормальное русло и теперь у нее все хорошо.

Но почему тогда она мне не звонит?

Ответа у меня нет. Ни на этот вопрос, ни на то, что, черт возьми, творится со мной, когда я слышу ее и когда вспоминаю пробуждение в камере, где провел ночь с Евой, надеясь на ее выздоровление; или утро в отеле — поцелуй, нашу близость и мое осознание, что я не хочу отпускать ее.

Черт. Все-таки в коконе бесчувствия были свои преимущества.

Я продолжаю работать, но теперь каждый вечер слушаю эфир Евы. Не знаю, какого черта медлю и не еду к ней. Раньше, еще до Лоры, меня в таких делах мало что останавливало. Но с Евой Мартин все непросто — за два с половиной дня я так и не научился предугадывать ее реакцию на мои слова и поступки. Жаль, что у нас не было больше времени.

Но чем чаще я слышу ее голос, тем меньше остается сомнений. И постепенно я перестаю понимать, почему они вообще были. Последней каплей становится разговор с коллегой — Рэйчел Голберг.

Мы с ней часто ведем занятия вместе и успеваем неплохо узнать друг друга, но я по-прежнему воспринимаю ее как сослуживца, а вот она явно хочет чего-то большего. Не уверен, что замечал ее взгляды и намеки раньше, но «прозреваю», когда в один из вечеров она предлагает мне сходить куда-нибудь после работы и выпить.

Я смотрю на нее, но почти не слышу. Вместо пышной рыжей шевелюры Рэйчел вижу светлые волосы Евы, собранные в хвост, а в чисто голубых глазах коллеги мне мерещится медная кайма у зрачка.

Твою мать.

Прошло несколько дней после того, как я начал слушать эфир Евы, и примерно четыре недели после моего возвращения из Форт-Коллинса.

Месяц. Я раздумывал над нашей ситуацией с Евой целый, мать его, месяц.

Я вежливо отказываю Рэйчел и пулей лечу домой.

Черт с ним. Я хочу увидеть Еву — точка. Может, я ей не нужен, может, она уже с кем-то другим. Пусть так, но я больше не собираюсь ждать и хочу разобраться во всем лично. Однако сначала было бы неплохо узнать адрес.

Я возвращаюсь в квартиру, где в огромном пространстве до сих пор находятся только кровать, кухонный гарнитур, один стул (второй, на котором сидел Фрэнк, я выкинул к чертям собачьим), пара тумб и комод. Звучит уныло, но мне хватает.

Не снимая пальто, достаю телефон и… замираю.

Мне требуется несколько секунд, чтобы собраться с духом и приготовиться к тому, что Нейт может послать меня, как только услышит мой голос.

Но лучше так, чем полная неизвестность и ожидание чуда.

Я нахожу номер Нейта в списке контактов, нажимаю на вызов и слушаю длинные гудки.

Все. Назад дороги нет.

Примечания

2

Вымышленный город.