Изъян

Дмитрий Ардшин

Бывают таланты, которые лучше зарыть и забыть. Но от судьбы не убежишь, а от себя тем более. Природа возьмет своё. И все тайное и зарытое станет явным. К тому же надо на что-то жить.

4

Наталью Алексеевну хоронили в закрытом гробу. На кладбище Малкин растерянно озирался и как будто спрашивал: «Неужели это все взаправду?»

Копачи взялись за полотенца, чтобы опустить гроб в могилу.

— Я хочу на нее взглянуть! — Вскинулся Малкин.

Его стали увещевать.

— Наташи там нет! — Ломая руки, уперся Малкин.

— Отец! — Елизавета Николаевна заплакала. Подхватил и разрыдался Саша на ее руках.

Сергей Петрович Водохлебов отвел Малкина в сторону:

— Ты прав, дружище. Ее там нет. Она уже на небесах. — Бывший сослуживец похлопал Малкина по плечу. — Тебе надо выпить.

На поминках Николай Михайлович быстро напился и отяжелел. Его лицо побагровело, а глаза помутнели, окосели и поплыли. Барабаня пальцами по столу и сопя, он мрачно уставился на Сашу, которого дочь прижимала к себе.

Внук весело посмотрел на деда и раскатисто прогромыхал кишечником. Все замерли. Придавила гробовая тишина. Всхлипнув, побледневшая Елизавета Николаевна сорвалась из-за стола и выскочила из гостиной.

Закрывшись в маленькой комнате, она заметалась от окна к двери и обратно, ожесточенно укачивая сына… Вернувшись в гостиную, она тихо села на свое место и, выпив воды из стакана, понурилась.

— Уснул? — Спросил Николай Михайлович.

Дочь кивнула.

Малкин тяжело поднялся и, пошатываясь, вышел в коридор. Вместо уборной его занесло в маленькую комнату. Он склонился над спящим на кровате внуком и уперся в него угрюмым взглядом, дыша на Сашу перегаром.

Саша поморщился, заерзал и открыл глаза. Дед и внук уставились друг на друга.

— С пробкой в глазу она стала похожа на Терминатора. — Насмешливо протрещал кишечник Саши.

Лицо Малкина исказила судорога. Нижняя челюсть отвисла и задрожала. «Омен!» — вспомнилось Николаю Михайловичу. Его трясущиеся руки с широкими растопыренными пальцами машинально потянулись к шее Саши.

— Ты чего? — Остановил встревоженный голос дочери.

Опомнившись, Николай Михайлович резко выпрямился и отшагнул от кровати:

— Надо бы его покрестить. — Брякнул он.

Саша обиженно и горько заплакал. Елизавета Николаевна схватила его и затрясла, успокаивая:

— Ты же коммунист и безбожник.

— А все-таки надо. — Подозрительно и хмуро покосился Николай Михайлович на кричащего Сашу и, покачиваясь, вышел.