Панацея. Художник должен быть голодным три раза в день

Владимир Черногорский

Сборник рассказов. Многие были номинированы на различные литературные конкурсы. Чтение – лучшее лекарство от хандры. Надеюсь, сумею вас в этом убедить.

Оргазм

Глухой ночью скрипит перо с особым вдохновением. Буквы выходят пузатые, значимые. Даже неприхотливая запятая бросается в глаза. Что, уж, говорить о знаке восклицательном. Он, словно полководец, возвышается над безукоризненной шеренгой вышколенных букв-солдатиков и не впереди — чай, не политрук какой — а непременно позади, будто отсекая пути к отступлению. Вопросительный можно ставить, можно нет, ежели текст в состоянии растеребить и принудить к размышлениям. Он вообще загадочно непрост — ловит на голый крючок. С ним, шельмецом, надобно поосторожнее — не ровен час дождетесь ответа…

— Не спишь? — Василий не заметил, как мух подкрался и заглянул через плечо, — Дай почитать что ли, вместо снотворного.

— Ехидничаешь, обидеть норовишь, от дела отвлекаешь, — кот недовольно поморщился.

…уповаю на Ваше благоразумие и понимание. С уважением, жилец Василий.

Он размашисто расписался, посыпал бумагу песочком, стряхнул, придирчиво оглядел, и устало откинулся на спинку кресла.

— Видишь ли, мой друг, челобитную сочинить не претензию накарябать. Претензия что? — тьфу, пустяк. На стихи похожа: сплошь задетое самолюбие, выпуклая гордыня, обнажена, словно кальсоны на морозе. Прошение — дело иное, тонкое. Тут важно, как подать. Ибо результат и есть оценка мук творческих. Претензия же бескорыстна, выплеск эмоций. Улавливаешь?

Дрозофил надулся.

— Ты, Базедушка, зря обижаешься. Я не против поэзии — пусть ее, тешится. Не злись. Творец одарил тебя крыльями, вот и порхаешь с одного, так сказать, цветка на другой. А мы, коты, за вами хвостом метем. Скажу честно, порой я тебе даже завидую. Так хочется взять и улететь куда-нибудь к… Короче, лишь бы подальше. Посмотри в кого я превратился? На что талант разменял? Слава Богу, родители не дОжили.

— Ты, вроде как, подкидыш… И цепь у тебя бутафорская. И звание…

Последнее предположение мух высказал на безопасном расстоянии — из глубин напольной вазы. От того фраза звучала пророчески-трибунально.

— Беда от вас, мелких тварей. Наукой доказано. Ну, вылезай, не трону, — Василий потирал руки, — Слушай. Намедни я продавил заявку на дезинфекцию подвала. Это надо было видеть! Барельеф на могиле Плевако улыбался, крест рукоплескал! Так ловко все провернул, аж, дух захватывает. Свалил вину за подтопление инофирмы, коя этажом ниже квартируется, на тараканов и окончательно добил диспетчершу показаниями сантехника. Прусаки его так напугали, что он признался в наличие двойного гражданства (оба не наши), неуплате налогов и сочувствии политэмигрантам. И это еще не все, — Василий торжественно потряс бумагой, — Уверен, моя челобитная если и не отобьет часть хозяйских расходов на замену испорченного смесителя, то, по крайней мере, заставит черствое жековское сердце екнуть от беспричинного страха. А там, глядишь…

— Я сумел разглядеть только слово «оргазм». Это к чему? — мух переместился поближе.

— Да ни к чему. Дурашка! Его миссия привлечь внимание к бумаге — это раз. Во-вторых, я там такого намутил, сам черт ногу сломит. Теперь представь себя на месте руководителя бюджетной конторы. Рыльце в пуху, печень в отказе, любовница на сносях. Тревожно? Факт. Лишние неприятности нужны? Эй, Базедушка, что с тобой?

Поздно. Дрозофил уже погрузился в образ, и выходить не собирался. С налитыми кровью глазами он склонился над рюмкой и набирал кому-то по мобильнику. Васька выгнулся, шерсть на загривке дыбом: «Чур меня, чур!» Вместо старого собутыльника, поэта-лирика-без ограничений над столом нависал чудовищных размеров клоп.

Кот бросился наутек. В коридоре, споткнувшись, растянулся и замер. Кровосос медленно приближался.

— уповаю на Ваше благоразумие и понимание, — забормотал Василий, — уповаю…

Хлесткие пощечины подобранными с пола крыльями до самой до зари выбивали вдохновение из недр ушлого прозаика.

Интересуетесь, причем здесь оргазм?

Да ни при чем. Слово приметное.