Подарок от Призрака. детектив

Владимир Петровский

Поиски пропавшего делового партнера неожиданно перерастают в расследование международного масштаба. Роман будет интересен любителям конного спорта и остросюжетных детективов.

5

Узнать телефон Микова было делом техники и дружеских связей. Набрал номер сразу, на всякий случай. Повезло: тот оказался дома. Капитан постарался, наговорил всего побольше. Просил приехать на Пушкинскую в восемь. Ну, не приедет — тогда придется к нему домой заявиться, чего капитан очень не любил, причем все годы работы. Либо к себе, либо на нейтральной территории. Ну, на работе еще можно. Но у незнакомого человека дома он терялся и упускал нить разговора. Устав бороться с этим явлением, Елагин отнес его к личным слабостям и старался по вопросам следствия ни к кому домой не ходить.

Потом он зашел в Левин офис, так, на всякий случай, просто поблизости оказался. Того все еще не было, а секретарша снова тянула резину, строила глазки, наговорила всяких подковырок, прежде чем созналась, что Лева не звонил. Елагин даже не разозлился. Уникальная дама, отдельное явление.

А выйдя из офиса, замер нутром. Хотя тут же взял себя в руки, и даже посмотрел в другую сторону. Дело в том, что прямо на него, по тому же тротуару, шел человек в красной бейсболке, с которым говорил Мамтеев там, на ипподроме. Капитан, правда, видел его тогда издалека и лица не разобрал, но ошибиться сейчас не мог. Походка, сложение… никогда на память не жаловался. Он, точно он.

Елагин, еще раз боковым зрением ухватив яркую бейсболку, неторопливо направился прочь. Ветер дул удобный, куда надо. Сунув в рот сигарету и вытащив спички, Коля повернулся в ту сторону, где только что видел человека в бейсболке, прикрывая спиной коробок от ветра, и безуспешно чиркнул несколько раз, ломая спички и наблюдая за улицей.

Красной бейсболки не было. Пропала. Куда?.. Снял?.. Вряд ли. Несколько прохожих поблизости не похожи на него. Были тут, конечно, всякие подъезды и даже подворотня чуть дальше, но это если только бегом, да и то постараться надо. Значит, офис. В это не верилось, однако и во все остальное тоже. Только в Левин офис мог зайти этот тип, больше некуда. И, еще раз окинув улицу взглядом, капитан поспешил обратно.

Но ничего не узнал. Проверил все, даже в туалет зашел. Нет, никто не заходил. Ни секретарша, ни еще двое сотрудников, сидевшие в соседней комнате за компьютерами — никто ничего не видел. Ругаясь про себя, он снова вышел на улицу. Теперь уж никаких бейсболок видно не было. Упустил, подумал капитан. Или нет?.. Его не покидало ощущение, что тут что-то не так. Как будто чего-то он недопонял или недосмотрел вот только сейчас. Недоувидел. Может, проходной двор какой-нибудь?.. За подъездной дверью. Запросто может быть.

Елагин медленно пошел по улице в сторону, где видел человека в бейсболке. Прошел один подъезд, другой. Куда-то ведь он делся?.. Капитан слегка нажал на ручку двери. Та уступила. Быстро глянув по сторонам — рядом никого — он толкнул ее, и с обычным видом, будто домой направляется, вошел внутрь.

Все дальнейшее промелькнуло клубком причудливых видений, быстро и независимо от воли капитана менявших друг друга. Прохлада и гулкая тишина темного подъезда, и тут же тяжелый тупой удар по голове. Грязный пол, куда-то тащат. Потом вкус водки. Елагин морщился, кривился, пытаясь увернуться, но водка лилась отовсюду, текла за ворот, наполняла рот и приходилось глотать, чтобы не захлебнуться. Потом снова провал.

Затем он открыл глаза на грязном асфальте, прямо щекой на нем лежал. Это было отвратительно и больно, потому что его волокли по этому асфальту, и он глаза закрыл. Затем был газон, мягкий и прохладный. Вот это другое дело, подумал Елагин и тут же, постепенно, к нему стало возвращаться соображение. Он покосился куда получалось. Поднял голову. И сразу увидел идущих к нему двух людей. Ноги их увидел. А лежал он на траве, рядом с клумбой, посреди аккуратного зеленого газона. Во дворе, заставленном по периметру машинами. В самом его центре.

И шли к нему — даже уже подошли, вот они, тут — два молодых милиционера.

Хорошо, подумал Елагин, не придя еще в себя. Свои. Они подхватили его под руки, поставили на ноги. Капитан заметил вдруг, что рубашка его расстегнута и перепачкана грязью, а ботинки вообще не его, похоже, что с помойки, и облит он какой-то дрянью… а может, в луже вывалян. Он потянулся к голове, в которой тяжело пульсировала боль, но милиционеры встряхнули его, отчего он даже замычал и чуть не потерял сознание. Боль была теперь нестерпимой.

— Стой, — сказал тот, что справа. — Не спи.

— Да я… — начал было капитан, подбирая слова, но тот, что слева, перебил:

— Зачем окно-то разбил?.. Платить ведь придется.

Мысли давались сейчас тяжело, поэтому Коля замолчал и посмотрел сначала на одного, потом на другого. И поймал себя на том, что выглядит точно как классический алкаш. Бесполезно даже объяснять. Вид говорил сам за себя. И водкой разило наповал, даже сам чувствовал. Раньше запер бы такого отсыпаться в укромном месте, а бормотание не стал бы и слушать.

Пока его вели через двор, он успел только порадоваться, что документы с собой не взял. Не хватало еще такой славы. Бывший спился, все понятно… Но кто же это сделал, думал капитан, приходя в себя с каждым шагом. И зачем?.. Хорошо, что вообще не пристукнули. Однако, раз так, то он что-то нашел, нашел… Правда, сам не знает, что… но — нашел.

— Эй, ребята, — сказал он, вспомнив, что здесь, в двух шагах, Левин офис. — Вы меня не волоките так, позорно ведь. Я сам пойду.

— Проснулся?.. — спросил милиционер справа, продолжая крепко держать его под руку.

— Да ну пусти же ты, вот ведь!.. — Капитан попробовал вырваться, но его снова тряхнули, отчего он сморщился и зашипел. — Зарраза…

— Щас зубы почистим, раз проснулся, — сказал кто-то из них. — Если рот еще раз откроешь.

— Да ладно тебе!.. Вы бы лучше… — начал еще раз Елагин, не в силах так вот сразу сдаться.

— И уши тоже, — перебил его второй. — Если не слышишь.

В общем-то, на милиционеров он не сердился: те делали свою работу. Видно, позвонил кто-то, сказал, что алкаш во дворе буянит, окно разбил. Ну, они приехали. Все нормально. Эх, знать бы, кто позвонил, подумал капитан. Вот тогда бы он быстро понял, что тут такое творится.

Он сидел в «УАЗике», позорно запертый. Никогда еще так не ездил. В кузове таких «УАЗов» — было: стрелять, на захват, еще в молодости. Но не запертым же. Обидно даже.

Привезли. Куда — не понял поначалу, очень уж голова болела, и от удара, и, видимо, от водки. Кто их знает, сколько проглотить пришлось. Выбравшись из машины, морщась и хромая, капитан огляделся. Ага, вот куда. Вытрезвитель. Этого еще не хватало. Первой мыслью было объяснить, что он не пьяный, что все это не так, но после пары шагов его так повело, что чуть не упал. Кто его знает, какой дрянью накачали, подумал Елагин сквозь мутную пелену в сознании. Был бы пьяный — точно полез бы объясняться. Но он был трезв, и понимал, что ничего не докажет, только насторожит работников. Сам, сам же прекрасно все это знал, как бывает. Только с другой стороны, с той, милицейской.

Вот как отливаются алкашеские слезки, подумал капитан, и вдруг буквально остолбенел. Сквозь приоткрытую воротину он увидел Левину секретаршу. Она стояла там, на улице, и, жестикулируя, объясняла что-то милиционеру. Тот стоял к Елагину спиной, а секретарша — лицом. В следующий момент воротина скрыла ее, но капитан заметил, с каким упорством она говорила. Будто настаивала на чем-то, или доказывала.

Вывод был один: это ее работа. Хотя поверить давалось с трудом. Затем капитан оказался в большом зале, заставленном койками с клеенкой вместо простыни, а потом и на койке. После этого от него отстали, и он, только коснувшись тощей подушки, вырубился, будто ток отключили.

Сколько лежал — неизвестно. Очнулся на спине, поперек койки. Свесился до пола, чуть пополам не сломался. За окном было светло. То ли этот день, то ли другой уже. А может, вообще пять минут прошло. Лежал он в одних трусах, босиком. Так не сбежишь.

Решив встать, капитан заглянул под койку в поисках тапочек и покачал головой. Когда-то смеялся над такими рассказами. Ох, отливаются чьи-то слезки, подумал он и зашлепал к двери. Она была заперта. Капитан постучал, огляделся. Половина коек свободна, на остальных лежат, валяются… Он снова постучал, уже сильнее. Никакой реакции. Он замолотил кулаком по двери, крикнул:

— Откройте!..

Снова огляделся — на окнах решетки, кругом такие хари… Закатали его, закатали, как в банку, с этими вот… Капитан замолотил кулаками по двери, заорал в щель:

— Да открывайте же!.. Я по ошибке тут!.. Откройте, объясню сейчас!..

Дверь неожиданно и впрямь открылась, но вместо готового обсудить все проблемы милиционера оттуда стремительно выскочил лишь чей-то кулак, очень большой, и попал капитану в нос. Тот, теряя равновесие, шагнул назад, налетел на койку и грохнулся навзничь, на какого-то панически закричавшего человека. Пока они выбирались друг из-под друга, тот продолжал кричать. Будто убивают. Видно, еще не проспался.

Оттолкнув крикуна, Елагин снова направился к двери. Но повело, шагнул в сторону, сел на койку. Снова лег на спину. И вспомнил секретаршу. Выходит, вот кто делает дела… Теперь ему смутно вспоминалось, что видел ее в окне… там, во дворе, когда вели к машине. Туда выходят окна Левиного офиса. Значит, точно, она. Только для кого старается?

Елагин задумался. Получалась такая картина: либо его очень хотят подставить в какую-то историю, либо именно сейчас… тут он даже сел не койке, до того очевидной показалась ему догадка… именно сейчас его надо держать взаперти, а потом выпустить. Значит, чего-то от него хотят. Подтвердить эту мысль он ничем не мог, но она казалась очевидной. А значит, выход один: делать то, от чего его стараются удержать, потому что это и есть самое важное.

Ничего другого придумать не удавалось. Решив не терять время, капитан снова встал, тем более, что отсюда и без того хотелось выбраться поскорей. Здоровый рефлекс уже не давал подойти к двери. Он огляделся и направился к сидевшему на ближней койке понурому голому человеку.

— Давай заорем, — сказал ему капитан. — Тогда нас выпустят.

— Нас никогда не выпустят, — меланхолически возразил человек.

— Я точно знаю, — убеждал Елагин. — Я сам… они придут, если заорать.

— Ты чего пил? — спросил человек.

— Водку, — ответил капитан, вспомнив льющуюся на лицо теплую вонючую жидкость.

Человек подавил рвотный рефлекс, осторожно вздохнул и сказал:

— Ну, давай.

И они протяжно завопили, отчего несколько человек на соседних койках подняв головы, бессмысленно уставились на них.

— Давай, давай, — уговаривал их капитан, показывая руками, чтоб присоединялись. — Кричать надо!..

Постепенно один из проснувшихся, за ним еще и еще, по очереди заглянув под койки в поисках тапочек, присоединились к хору. Теперь звучание было нешуточным. Как сильно пьяный грузинский хор. Даже красиво. Давайте, давайте, ребята, думал Елагин, сейчас заглянут, что тут у них творится. Эх, видел бы это сейчас кто из тех… из прежних сослуживцев, или хоть Лева. Вот бы фотография на память была. Капитан, косясь на орущих вокруг непроспавшихся, голых и лохматых мужчин на койках, готов был бы засмеяться, если бы силы на это нашлись.

Дверь открылась, и капитан сразу замолчал и лег. Остальные продолжали орать еще некоторое время, потом по одному затихли. Полный милиционер в накинутом белом халате прошел между коек, вглядываясь в лежащих.

— Поём? — спросил он. — Хорошо стало? Ну-ка, съешь витаминку.

И сунул в нос одному из лежащих ватку. Тот отмахивался и бормотал. В комнате запахло нашатырем. Посмотрев на него еще раз, попристальней, капитан даже пристукнул кулаком по краю койки: повезло.

— Не помогает витаминка? — огорчался тем временем полный. — Ах ты, ёксель-моксель.

Капитан продолжал смотреть на него, подняв голову. Полный подошел, сунул нашатырь. Елагин сморщился и сел на кровати.

— Ёксель-моксель, — сказал он милиционеру, улыбнулся и ткнул пальцем в его большой живот. — Попсуй-дроссель.

Тот всмотрелся и тоже сел, только на другую койку, рядом, прямо на спящего там человека. Тот замычал. Полный покосился назад и чуть подвинулся.

— Колька! — сказал он недоверчиво, вновь переводя взгляд на капитана, и помотал отрицательно головой: — Не-е… нет, не ты.

— Слушай, Малинин, — Елагин подался к нему и быстро проговорил: — Ты ж меня знаешь, поэтому слушай и врубись во все. Меня подставили. Я на операции, документов нет. Мне надо вылезти отсюда, быстро. Кто-то у вас тут, может, этого не хочет. Поэтому помоги, тихо, сам, никому ни слова. Ну?.. Поможешь?..

— Так… э… ёксель-моксель, — сказал Малинин.

— Ну что «моксель»?.. Ты на меня посмотри: пьяный?.. А-а!.. Говорю же, дело серьезное. Не поможешь — смотри потом… Тогда на меня не обижайся. Я злопамятный, ты ведь знаешь.

Это подействовало. Малинин словно очнулся, потер лоб и сказал:

— Ладно… раз так — ладно. Ты меня тоже пойми. Служба ведь. Как я могу?..

— Не тяни резину, время дорого. Когда меня сюда привезли?..

— Так… всех недавно. Час, может… Два.

— Дай вылезти через какой-нибудь служебный выход. Форму, что ли, принеси. Если есть. Или что угодно, надеть.

— А твои документы… одежда. А?..

— Какая одежда, — прошипел Елагин, слыша в коридоре еще чьи-то шаги. — Говорю же, принеси что-нибудь. Быстро думай, быстро делай. Как сможешь, так и выведи отсюда. Давай, пошел.

И он снова улегся, продолжая пристально смотреть на Малинина. Тот встал, направился к двери. Взяв за плечо подошедшего молодого, развернул его и вытолкал обратно в коридор. Дверь закрылась.

Оставалось ждать. Сработает, или нет — неизвестно. Малинина Елагин знал не очень хорошо, но выбирать не приходилось. Оставалось надеяться, что тот про увольнение не в курсе, а справки наводить не догадается. Капитан лежал, сжимая кулаки, и нервно вздыхал.

Когда он уже решил, что надо искать другой способ, дверь открылась и Малинин, мигнув ему, показал рукой:

— Вот ты. На выход.

Зашевелились сразу несколько человек, но он прикрикнул:

— Э, не, лежать!.. А то сейчас… витаминку.

— Да я не пьяный, — смурным голосом заговорил кто-то, пока Елагин шлепал по холодному полу к двери.

— Ну вот, ёксель-моксель, — огорчился Малинин, пропуская капитана в коридор. — А где ты тут пьяных видел?.. Тут выт-рез-ви-тель. Все трезвые, значит. Так что ложись и поспи.

Проведя Елагина каким-то узким коридором, он заставил его пролезть между разбитыми досками какой-то перегородки, потом, проведя через несколько комнат, заставленных заляпанными краской козлами, пустыми ведрами, корытами с засохшим раствором, заваленными всяким прочим строительным хламом, отодвинул лист фанеры, закрывавшей еще одну дыру в стене, и выбрался в такой же заброшенный и пустой короткий коридор, куда выходили двери еще одной комнаты. Затем, подойдя к приоткрытому окну, выходящему в тихий переулок, остановился и сунул ему свернутую в комок одежду:

— На, и поскорей… А то вы тут поштучно записаны. Как про тебя потом отчитываться?.. В сортире смыло?

Быстро одевшись во что-то более или менее по размеру, капитан хлопнул Малинина по плечу и уже полез в окно, когда краем глаза заметил вдруг в темной комнатушке справа, за приоткрытой дверью, какой-то странный предмет

— Ну!.. — торопил Малинин. — Ну!.. Давай!.. У нас тут спецвыход. Не один я им пользуюсь, даже, вон, машина кого-то из наших стоит. Быстрей, не подводи.

Капитан помедлил. Не его дело, не его… бежать надо. И доверился интуиции, подошел к двери, толкнул ногой. Там кто-то лежал. Он шагнул внутрь, нагнулся. Женщина. Осторожно ладонью повернул голову лежащей. Расправил светлые волосы, спутанные на лице, нащупал пульс на шее. Ах ты… ёксель-моксель, подумал он. А ведь думал, что это она его сюда упекла. Выходит, наоборот… увидела, поехала выручать… так, что ли?.. Нервно глотнув, повернулся к Малинину.

Тот стоял совершенно ошалевший, уставясь на него широко раскрытыми маленькими глазками.

— Понял теперь? — спросил капитан. — Я на ФСБ работаю. Если с ней что случится — лично ответишь.

— Да я… неужели, — закивал Малинин. — Я и сам так же.

— Действуй. Быстро вызывай «Скорую». Скоро приеду, будем у вас тут копать, что это все такое значит… Ну, вперед!..

Малинин побежал по коридору, а капитан, спрыгнув с подоконника на тротуар, быстро пошел прочь.