Дважды коронован

Владимир Колычев

Вот уже несколько лет Спартак Никонов контролирует один из подмосковных рынков. Бригада у него сплоченная, проверенная, большие деньги поднимает. Братва уважает и боится Спартака – как московская, так и залетная. Сам он не беспредельничает и другим косяков не спускает, уважая и соблюдая понятия. Вот-вот его коронуют, несмотря на то что за плечами у Спартака нет ни одной ходки. Но в один миг жизнь круто меняется. Подполковник милиции оскорбляет жену Спартака, а такого бригадир не прощает никому. Мент в реанимации, а Спартак в КПЗ. Здесь Никонов пока никто, и ему надо ставить себя с нуля, чтобы выжить, заново подняться – и короноваться уже по-настоящему...

Глава 4

Машина легко летела по ночному шоссе. Яркие фары разгоняли темноту, мягкие подвески уверенно гасили неровности дороги. Скорости переключаются автоматически, не надо постоянно дергать рычагом — крути руль, жми на газ, и все дела.

Тартарынь осталась позади, впереди — Москва и казачья вольница. А рядом, только руку протяни, сидела красавица Рита. Фурман чувствовал себя так, словно за спиной у него выросли крылья.

Водить машину он научился в ПТУ, которое так и не закончил. Специализация у него была что надо — водитель категории «С», «D» и «Е». Тогда ему казалось, что это его призвание. Ведь «фурманами» в старину называли извозчиков на фуре, большой конной повозке. Вот и гонял бы он фуры по большим дорогам. Но не судьба…

Ни прав у него нет, ни паспорта. В ментовке отметился, справку сдал, но документы получить не успел. Ничего, от Москвы до Тартарыни всего-то шестьсот километров; ночь на машине, и уже на месте. Как-нибудь съездит в родные края, заберет паспорт. Он же не в розыске. В отличие от Риты…

А пока все складывается отлично — деньги в багажнике, ствол под рукой, девка клевая под боком, настроение на высоте.

Но все испортил Горемыка.

— Слышь, братан, пусть к тебе Косой сядет, а Ритку сюда давай. Тесно здесь, а она худенькая.

Не трудно понять, что хотел Горемыка. Ритка, она сладкая, теплая, упругая, жаться с ней на заднем сиденье — одно удовольствие. Иначе он сам бы вперед попросился, ан нет, Косого продвигает, хитрозадый потому что и рукоблудый…

— Что, очень тесно? — не снижая скорости, спросил Фурман.

— Ну да, не развернуться.

— А с Риткой легче будет?

— Ну, в тесноте, да не в обиде…

— А ты, Моток, как думаешь?

— Я не знаю, — замялся парень.

Он понимал, что Фурман прибрал Риту к рукам. Неплохо бы, конечно, прижаться боком к чужой собственности, но бригадиру это не понравится. А Фурман для него авторитет, ссориться с ним не резон.

— А ты, Косой, что думаешь?

— Если вперед, я не против…

— А с Риткой позажиматься?

— Ну, если можно…

— Нельзя.

— Почему нельзя? Она что, твоя жена? — возмутился Горемыка.

— Сейчас узнаем… Согласна ли ты, Маргарита Батьковна, взять в мужья Юрия Сергеевича Фурмана?

— Согласна, — недолго думая, ответила Рита.

— Вопросы еще есть?

Но Горемыка не унимался:

— Тесно здесь.

— Ты, браток, не знаешь, что такое автозак. Пассажиров как селедки в бочке, а еще духота, дышать нечем. И сзади кто-то тычется…

— Мы же не в автозаке…

— Логично. Мы дело сделали, банк сорвали. Теперь мы — белые люди и должны жить в комфорте. А для комфорта четыре рыла нужно, а не пять. Пять — это тесно. Так я говорю?

— Ну, так.

— Но ты же потерпишь. Ты же не сахарный, не растаешь, да?

— А если сахарный?

Фурман притормозил, съехал на обочину и остановил машину.

Часть оружия они оставили в доме, но пять автоматов и кучу пистолетов забрали с собой. Фурман велел сгрузить оружие и патроны в багажник, но не смог удержаться от искушения оставить один ствол при себе. Не думал, что «беретта» понадобится так скоро.

Передернув затвор, он резко повернулся лицом к Горемыке и приставил ствол к его щеке. Даже в темноте было видно, как вытянулось лицо у бедолаги.

— Если ты сахарный, на кой хрен ты нам такой сдался?

— Э-э… Ты чего?

— Сам же сказал, что пятеро — это много. Сейчас от твоего сахарного тела избавимся, и нас будет четверо. Молитвы какие-нибудь знаешь?

Знал Горемыка молитвы или нет, но одно ему было известно точно: Фурман слов на ветер не бросает и ему убить человека ничего не стоит.

— Пощади!

Именно этого Фурман и добивался. Теперь Горемыка словно объезженная лошадь, брыкаться больше не станет. Какое-то время…

— Еще раз дернешь копытом — убью. Ты меня понял?

— Да, — униженно закивал парень.

— Вот и ладушки! — Фурман спрятал пистолет, снова выехал с обочины на дорогу и, не оборачиваясь, спросил: — Как там, сахарный, тесно тебе или нет?

— Нормально, — подавленно буркнул Горемыка.

— Нормально все, — повторил за ним Моток. — Одна проблема — тачку в розыск могут подать.

— Сечешь фишку, молодца, — кивнул Фурман. — Но до утра вряд ли хватятся. А до утра мы… — Он посмотрел на часы. — Еще километров сто пройдем. Половина четвертого, считай, уже утро. В июне светает рано, небо уже розовеет в ожидании рассвета. А может, и краснеет от стыда за людей…

— А дальше?

— И дальше пойдем. Чего нам бояться?

— А если менты? У тебя ни прав, ни доверенности.

— Вот я и говорю, чего ментов бояться с такой тачкой? Тут такая моща! Ни одна падла ментовская не догонит. А если что, стволы в багажнике. Или трусишь?

— Не хотелось бы связываться. Но, если что, стрелять я умею. Хотя, конечно, лучше без этого…

— Лучше без этого, — кивнул Фурман.

Неблагодарное это дело, воевать с ментами. И необязательное. Но если вдруг что, отстреливаться он будет до последнего патрона. И Моток не подведет. В этом парне Фурман был уверен, а в остальных — нет. Косой и Горемыка казались ему больше балластом, чем реальной силой. Но тот же воздушный шар без балласта в воздух подниматься не станет…

Они проехали еще километров восемьдесят, пока не наткнулись на знак, предупреждающий о ментовском посте. Пост этот миновали через небольшой городок, где в киоске мимоходом купили атлас автомобильных дорог. Дальше уже ехали проселками, избегая встреч с ментами, и на гаишников ни разу не напоролись.

К ночи добрались до Москвы, но в город соваться не решились. Фурман очень устал, поэтому велел располагаться на ночлег.

— Мы с Риткой в машине, а вы охраняйте, — зевая, усмехнулся он.

Из дома Трюфеля они забрали несколько одеял, но тогда никто не думал, что они могут пригодиться в дороге. Не до того было. Одеяла взяли, чтобы накрыть ими оружие и саквояж с деньгами. Слабенькая ширма, но все лучше, чем ничего.

На этих одеялах и устроились пацаны, хотя могли обойтись и без них. Погода теплая, сухая, трава в лесу мягкая, земля не студеная. Но главное, Фурман разрешил распечатать две бутылки трофейного виски. С такой радостью хоть на снегу спать можно. И закуска была, в магазине по пути купили, — сыр, колбаса, маринованные огурцы.

Накрыли поляну, раскидали виски по пластиковым стаканчикам.

— Это у нас такая свадьба, — по-хозяйски обнимая Риту, развязно произнес Фурман. — Мы же теперь муж и жена. Или нет?

Она кивнула, соглашаясь, но ничего не сказала. Настроение паршивое, выражение лица такое, что, казалось, вот-вот расплачется. И еще ее колотила внутренняя дрожь. И вряд ли от возбуждения…

— Выпей! Полегчает!

Рита выпила с жадностью, едва закусив кусочком колбасы. Видно, забыться хочет. Но ее можно понять.

Фурман и сам не заметил, как опустела одна бутылка, затем вторая. Хорошо, в багажнике была еще и водка из того же магазина, где продавалась закуска. Но водку Рита пить не стала. Тогда Фурман повел ее в машину.

Сиденья раскладывались легко, вот бы и с Ритой было бы так же просто. Но девушка отказалась раздеваться.

— Ты что, не поняла? Брачная ночь у нас.

— Принеси одеяло, мне холодно.

Рита лежала на боку, спиной к нему, сжавшись в комок. Мелкая дрожь продолжала изнутри сотрясать ее, даже виски не помогло.

— Я тебя сам согрею.

Сначала он завел машину, потом прижался к ней и, запустив руку под джемпер, нащупал упругую выпуклость.

— Может, потом? — жалобным тоном спросила она.

— Когда потом? Вдруг тебя завтра повяжут или, еще хуже, убьют?

— Не говори так.

— Я вообще молчу.

Он молчал, стягивая с нее джинсы, а она не сопротивлялась. Джемпер стаскивать не решился: не согрелась она еще, но трусики снял, осторожно уложил девушку на спину и вдруг понял, что ничего не сможет… Это был какой-то кошмар!

— Не, если не хочешь, я не буду, — откатываясь в сторону, выдавил из себя Юра. — Да и спать охота… — Он выключил двигатель, прижался к Рите и действительно заснул.

* * *

Фурман знал, что есть девушки красивей, чем Рита. И одну такую он видел сейчас перед собой. На него смотрела изумительная красавица с длинными, до плеч, светлыми волосами. Безупречно накрашенные глаза, матовая, без единого изъяна кожа, вишневого цвета губы — большие, четко очерченные, чувственные и наверняка сладкие на вкус. Платье не самое короткое, и декольте неглубокое, но как соблазнительно оно облегает изящную, точеную фигурку! Эта грудь, эти бедра…

Фурман потрясенно смотрел на Риту. Этой красавицей была она. Перекрасила волосы, укоротила их, уложила в прическу, новый макияж, элегантное платье… Он засомневался, что смог бы узнать ее в толпе, во всяком случае, с первого взгляда.

Но Рита сейчас не в толпе, она в квартире, которую снял расторопный Моток. Три комнаты, кухня, все удобства, мебель — для маленькой бригады полное раздолье. Репчино — городок небольшой, до Москвы рукой подать.

Хотелось бы, конечно, снять квартиру в самой Москве, поближе к центру, но там такие апартаменты стоят дорого. Да и леса там нет, куда можно уйти в случае чего. А здесь за домом начинается парковая зона, плавно переходящая в самый настоящий лес. Второй этаж — не высота, выпрыгнул из окна и убежал. Если не остановят…

К тому же квартира сдавалась вместе с гаражом, куда можно поставить машину. Правда, сейчас он пустовал, потому что не было у них «бэхи». Сгорела она, в том самом лесу, который вывел их в этот городок. Фурман решил избавиться от улики, о чем нисколько не жалел. Хорошая была у Трюфеля машина, но все-таки пятой модели, а он хотел взять «седьмую». Такая «бэха» и посолидней, и покомфортней, да и салон более просторный — пацаны на заднем сиденье тесниться не будут. Деньги у него есть, авторынок найти не проблема.

А обычный вещевой рынок совсем рядом. Там и прибарахлиться можно, а то на Горемыку и Косого смотреть больно — такие они зачуханные. Моток вполне прилично смотрится, но и ему неплохо бы сменить прикид. Так же, как и самому Фурману.

Но пока они собирались прошвырнуться по городу, Рита действовала. И, судя по ее багажу, рынок ей не нужен. И одежда есть, и косметика, и все, что нужно женщине. Но вряд ли она откажется от штуки баксов «на шпильки». И от прогулки по рынку не удержится.

— Держите меня, сейчас упаду! — глядя на нее, расплылся в улыбке Фурман.

Моток уже поменял часть долларов на рубли, купил жратвы, выпивки, на пару с Косым приготовил ужин. Не хотел Фурман начинать новую жизнь с большой пьянки, но все-таки разрешил поставить на стол водку. Сегодня можно, а завтра — ни-ни. Он уже под градусом, и пацаны навеселе.

— Держу! — взял его за плечи Горемыка.

— Не то держишь. И не то упадет, — усмехнулась Рита.

— Пойдем! — побагровел от злости Фурман, взял ее за локоток, отвел в комнату, закрыл за собой дверь и зашипел: — Ты что себе позволяешь?

— Что? — с вызовом спросила она.

— На что ты намекаешь?

— На что?

— Ты знаешь, на что?

— Не знаю…

— Еще раз, и в глаз! Будешь ходить с фонарем! Поняла?

— Поняла.

— Раздевайся!

— А сможешь?

Рита понимала, насколько он опасен, но все-таки бросила камень в его огород. А он влепил ей за это пощечину. От всей души. Но не сильно, чтобы не испортить красоту.

Она затравленно посмотрела на него, медленно и покорно расстегнула «молнию» на платье, стянула его через голову. Движения заторможенные, механические, никакой чувственности в них. И от нее самой веяло не теплом, а холодом. Глядя на девушку, Фурман понял, что у него опять ничего не выйдет.

— Костюм спортивный надень, — упавшим голосом проговорил он. И отвернулся, чтобы не видеть усмешки на ее лице.

— Надену.

— Волосы сама стригла?

— Сама.

— Где научилась?

— Я в парикмахерской работала, женским мастером, — набросив на себя халат, объяснила Рита.

— Да? Я думал, фотомоделью.

— Желания не было.

— А толпу обслужить есть желание?

— Что?! — дрогнувшим голосом спросила она.

— Толпу обслужишь! — Фурман резко повернулся к Рите. — Сначала Моток. Потом Косой, Горемыка.

— Мы же договорились… — запаниковала Рита.

— А не хочу я с тобой! Не нравлюсь я тебе! Другую найду! А ты с пацанами. Хочешь — по очереди, хочешь — сразу!

— Я никак не хочу.

— А со мной?

— Э-э… Хочу.

— Докажи!

— Вообще-то ты мне нравишься, — пересиливая себя, улыбнулась она, приблизилась к Фурману, рукой обвила его шею и губами коснулась его уха. — У тебя волосы плохо растут. Хочешь, я тебя постригу? И массаж сделаю. Я умею.

— Хочу.

— Тогда иди в душ. И хорошо вымой голову.

И еще она попросила его принести чего-нибудь выпить и закусить. Пообещала накрыть стол в их спальне.

Свое обещание Рита выполнила. Когда Фурман вернулся, свет в спальне был выключен, но горела свеча на журнальном столике, рядом с бутылкой вина, и кровать расправлена. Она при нем скинула халат, оставшись в одной шелковой комбинации на голое тело. Выглядела Рита чертовски сексуально, и еще от нее головокружительно пахло хорошим парфюмом. Фурман разволновался так, что крепленое вино показалось ему компотом.

— Что сначала, стрижка или массаж? — игриво спросила она и взяла в руки ножницы.

— Массаж. — И Фурман послушно лег на живот.

Рита села на него, руками нежно коснулась шеи. Движения мягкие, ласкающие. И голос такой завораживающий.

— Сначала спину, потом живот. Я знаю, все будет хорошо… И у тебя будет хорошо… И у меня… Мы поделим деньги, выгоним всех и уедем с тобой за границу. Купим домик, будем жить. Откроем небольшую парикмахерскую…

— Можно и большую, — поддержал он.

Да, с такой девушкой хоть на край земли. Только денег надо побольше намолотить. Хотя бы пару миллионов. Опыт есть, Москва богатая, одного лоха распотрошить, другого… А потом и за границу можно свалить. Вместе с Ритой. А пацанов побоку. Денег им дать, чуть-чуть, и пусть живут, как и с кем хотят. А он будет тащиться от жизни с Ритой в обнимку. И никаких больше осечек.

— Чем больше, тем лучше…

— Ты извини меня. Ну, за то, что ударил…

— Я сама виновата.

— Я больше не буду. И это, не собирался я тебя на толпу… Просто хотел, чтобы ты Мотка постригла. И этих болванов тоже.

— Завтра, все завтра. А сегодня только с то…

Дальше Фурман уже ничего не слышал. Веки его вдруг отяжелели, сознание стало тонуть в вязкой медовой дреме. Видно, водка и женские ласки — вещи несовместимые. И усыпляющие. Но ничего, он сделает выводы. Завтра. А сейчас спать, спать…