Дважды коронован

Владимир Колычев

Вот уже несколько лет Спартак Никонов контролирует один из подмосковных рынков. Бригада у него сплоченная, проверенная, большие деньги поднимает. Братва уважает и боится Спартака – как московская, так и залетная. Сам он не беспредельничает и другим косяков не спускает, уважая и соблюдая понятия. Вот-вот его коронуют, несмотря на то что за плечами у Спартака нет ни одной ходки. Но в один миг жизнь круто меняется. Подполковник милиции оскорбляет жену Спартака, а такого бригадир не прощает никому. Мент в реанимации, а Спартак в КПЗ. Здесь Никонов пока никто, и ему надо ставить себя с нуля, чтобы выжить, заново подняться – и короноваться уже по-настоящему...

Глава 2

«Киндзмараули», «Саперави», «Хванчкара»… Вино из самой Грузии, из лучшего винограда, настоянное на солнце, сдобренное чистейшим горным воздухом. Джумбери смотрит на все это богатство с показным восторгом, ему сейчас не до вина. Ему бы вмазаться, по вене ударить. Да и сам Ростом не прочь ширнуться.

Баня роскошная — гранитный пол, мраморные колонны, греческие фрески на стенах. В трапезной накрыта роскошная поляна, здесь только Ростом и Джумбери. Девочки уже заказаны, ждут своего часа, но сейчас не до них. После парилки хорошо бы взбодриться, а для этого у Ростома есть морфий. Аптечный, в ампулах.

Вино принято расхваливать, подслащивать его вымыслами, легендами, замешивать на нем тосты. Но с наркотиками все по-другому. Ростом просто достал ампулу, шприцы, молча зарядил один, протянул его Джумбери, второй приготовил для себя. Не надо ничего говорить, нужно просто колоться…

Доза оживила Джумбери. Даже парилка не смогла снять бледность с его лица, а сейчас щеки его порозовели.

— Спасибо тебе, дорогой, хорошо меня встретил. Вижу, что уважаешь…

— А как ты думал, Джум! Дни считал, когда ты выйдешь. Мы же с тобой братья, должны заботиться друг о друге.

— Правда твоя, Ростом. Если не будем держаться друг друга, сожрут. Тяжелые времена настали. Но ничего, я все равно рад, что на свободе. Ты же знаешь, у меня за колючкой настоящий санаторий. А здесь опасно. Да, опасно. Но ты должен понимать, что я ничего не боюсь. Стар я уже, чтобы бояться…

Ростому недавно исполнилось сорок четыре года, а гостю было далеко за пятьдесят. Джум не просто в законе, он более влиятельный вор, к его слову прислушиваются даже славянские законники. К тому же он когда-то короновал Ростома.

— Ну, какие твои годы! Мы еще на твоем юбилее выпьем! И на одном, и на другом…

— Сейчас давай выпьем! — показал на вино Джумбери.

Ростом наполнил рог, подал его гостю, и себя не обделил. Сначала он поднял тост за Джумбери, затем за дружбу настоящих мужчин. Потом слово взял гость.

— Сидят на том свете два грузина. Один опрокидывает свой кувшин, а тот пуст. «Вот и все, — с печалью говорит он, — на земле меня уже забыли…» Так выпьем за то, чтобы наши кувшины никогда не пустовали! Чтобы нас всегда помнили!

Тост Джумбери произносил весело, но без задора. Печаль чувствовалась в его глазах. Может, какое-то предчувствие одолевает?

— Мы не на том свете, дорогой! — мотнул головой Ростом. — Мы еще сами можем о себе напомнить.

— Верно говоришь, мы еще можем… Но если вдруг что со мной, не забывай меня…

— Что на тебя нашло, Джумбери?

— Ты же знаешь, я не трус и не боюсь ничего. Но времена нынче мутные. Амирама убили, Гиви погиб, Гедемос, Арсен, Квежо, Гога… Всех и не назовешь. Отстреливают нас, конкретно отстреливают. И славяне против нас, и менты. Я смерти не боюсь, уже достаточно пожил. Но все равно душа не на месте…

— Действительно, времена мутные. Когда это было, чтобы вора безнаказанно убивали?

— Деньги. Всему виной деньги… Ладно, не будем о плохом. Ты, говорят, конкретно на Репчино завязан?

— Правильно говорят. А что такое? — насторожился Ростом.

— Еще говорят, что засиделся ты, — внимательно посмотрел на него Джумбери. — Домой, говорят, пора.

— А я и на воле как дома, так что не надо тут!..

— Да ты не кипиши, нормально все. Я здесь, я с тобой, никто на тебя не наедет, и по ушам не дадут…

— За что по ушам? — вспылил Ростом. — За то, что в общак хорошее лавэ сливаю? Ты скажи, кто против меня все это фуфло двигает? Может, Придони?

— Нет, Придони — большой человек. Если что и скажет, только в глаза. Не буду говорить, кто.

— Почему?

— Не скажу, и все.

— Твоя воля. Обидно, брат. Два лимона в год я с рынка снимаю! Два лимона!

— Говорят, можно и пять.

— Скажи, кто это говорит, я ему в глаза посмотрю!

— Не скажу, кто именно, но слухи идут. Ты же знаешь, я совсем недавно откинулся, много чего не знаю.

— Тот, кто бочку на меня катит, тоже ничего не знает. Со Спартака много не возьмешь.

— Спартак? Он рынок держит?

— Он. Три года назад его взял, до сих пор держит. И очень крепко.

— Почему с него много не возьмешь?

— Потому что там, на рынке, у него — темный лес. Не поймешь, кто и сколько ему отстегивает. Он скажет, что двадцать процентов мне отстегивает, а как проверишь?

— Очень просто. Ты смотрящий, ты и должен смотреть. Через тебя все должно проходить.

— Не буду же я за контролерами ходить, спрашивать, кто сколько взял! — разнервничался Ростом.

— Людей своих поставь.

— Спартаку это не понравится, психануть может. А если психанет, тогда вся лавочка накроется.

— Ты вор, а он кто такой? Психанет! — презрительно поморщился Джумбери. — Он тебя бояться должен. Как огня должен бояться! А я смотрю, ты сам его боишься.

— Не боится он меня. Он вообще никого не боится. У него бойцов полсотни. Сам на рожон не лезет, но, если что не так, особо не церемонится, сразу мочит. В девяносто третьем с чеченами схлестнулся и, пока всех не выкосил, не успокоился. Дмитровских разогнал, варшавских… В девяносто четвертом залетные были, рынок хотели взять, борзели выше крыши, так всех по весне под снегом нашли. С таганскими воевал, с балашихинскими, с подольскими конфликт серьезный был. Но ничего, как стоял на рынке, так и стоит…

— Так то таганские, а ты — вор!

— За таганскими Расписной стоит, а ты знаешь, какая это величина.

— Расписной? Ну да, ну да…

— Я и говорю, Спартак ничего не боится. Ему, кроме рынка, ничего не надо. Он в девяносто третьем бизнес конкретный отбил в Москве, так ничего себе не оставил, налево все толкнул, а деньги в рынок вложил. Принцип у него такой — чужого не надо, но и своего не отдам.

— Чужого не надо, если своего много… Наслышан я об этом рынке. Все наслышаны. Большой рынок, людей много, большие деньги крутятся… очень большие. А ты всего два лимона с него снимаешь. Хотя мог бы пять… Ну да ладно, мы с этим делом разберемся. Подъедем к Спартаку, поговорим с ним, людей подтянем, если что… Я так понял, он тебе конкретно платит, без процента. Что ж, пусть так и дальше платит, если процент не определить. Пять лимонов с него возьмем.

— Я бы не стал этого делать, — предостерегающе покачал головой Ростом.

— Так мы и не будем ничего делать. Пока не будем. Сначала посмотрим, что да как, коны к Спартаку наведем. Может, где-то что-то у него не так, может, на этом его и опустим. Ты знаешь, как такие дела делаются. Но это будет потом. А сейчас у нас проблема с «Витязем». Мне приказали эту проблему решить. Ты поможешь мне сейчас, я помогу тебе потом…

Слышал Ростом про это московское казино, знал, что крутые люди его держат. Но батумскому клану позарез нужен этот объект, поэтому, не успел Джумбери выйти на свободу, как Придони загрузил его этой проблемой.

— Ты уже как-то пытался решить вопрос? — стараясь не выдать волнения, спросил Ростом.

Не хотел он связываться с «Витязем». Зачем ему этот геморрой, если у него есть Репчино, где все тихо и спокойно. Спартак отстегивает исправно, и суммы приличные. А тут заварушкой пахнет… Потому и невесел Джумбери, что связался с этим делом. Видно, неспроста его плохое предчувствие мучает.

— Был у меня разговор с этими людьми, — неприязненно поморщился вор. — Пока они меня не очень поняли. Но ты же знаешь, я умею уговаривать. И эти никуда от меня не денутся.

Джумбери хотел еще что-то сказать, но вдруг за дверью простучала автоматная очередь.

Оба сразу поняли, что произошло. Но Ростом оказался и сообразительнее своего гостя, и проворнее. Он резко поднялся, опрокидывая стол, и бросился в сортир. Закрывая за собой дверь, увидел, как в трапезную вламываются люди в черном, в масках, с автоматами. Снова прогрохотала очередь. Пули наверняка достались Джумбери, но как тот падал, Ростом уже не увидел. Надо было срочно выбираться из сортира. Дверь деревянная, ее легко выбить, так что счет шел на минуты, если не на секунды.

Окно под потолком не открывалось, но Ростом не растерялся, схватил бачок для использованной бумаги и выбил им стекло. На то, чтобы вытащить из рамы осколки, времени не было; он полез так, глубоко расцарапывая себе живот. Осталось только втащить в окно ноги, когда киллеры стали стрелять через дверь. Одна пуля ранила его в голень. Но все-таки Ростом отделался малой кровью…

* * *

Новенький «шестисотый» «Мерседес», снизив скорость, свернул с дороги к больничному контрольно-пропускному пункту. Вихрастый охранник выскочил из будки и с озадаченным видом уставился на машину. Номера вроде бы неизвестные, пропуска на стекле нет, но ведь это «Мерседес»! «Шестисотый»! На таких машинах ездят только крутые, а с этой кастой лучше не связываться. Тут к первой иномарке пристроилась другая, чуть попроще, но все же очень дорогая, с тонированными стеклами.

Из раздумья охранника вывел водитель, нажав на клаксон. Парень пугливо кивнул и отпустил шнур, на котором держался шлагбаум. Путь свободен. Иного Спартак и не ожидал, слишком хорошо знал он людей, с их страхами и сомнениями.

Машина остановилась у главного корпуса. Он не стал дожидаться, когда телохранитель откроет перед ним дверь, сам выбрался из салона. Не в его это стиле — строить из себя барина. Подчиненным он спуску не дает, за провинности наказывает жестко, но никто не скажет, что Спартак зазнался, презирает своих людей.

Простаком его тоже никто не назовет. Высокий, осанистый мужчина с короткой модельной стрижкой, в безупречном строгом костюме и в черной водолазке с воротником-стойкой, туфли начищены до блеска, часы «Патек Филип» на руке. И ведет себя, как подобает солидному, представительному мужчине. Высокомерием не страдает, но держится властно, уверенно и совершенно независимо.

Дежурная медсестра даже не попыталась удержать его, когда он входил в отделение, про халат ничего не спросила, хотя его не было и в помине. А где находится Ростом, ответила сразу и без запинки.

Вор лежал в отдельной палате, но без охраны. Спартаку это не понравилось. Если на Ростома покушались, ему никак нельзя оставаться без присмотра.

Ростом вымученно улыбнулся, глядя на гостя. Видно, что состояние у него не очень и в глазах тревога.

— Что случилось, уважаемый? Почему весь в бинтах? — участливо, но без всякого благоговения спросил Спартак.

— Да вот, пуля в ноге. И живот расцарапал…

— Стреляли, говорят…

— Джума убили.

— Не знаю такого.

— Точно не знаешь? — внимательно посмотрел на него вор.

— Ты меня в чем-то подозреваешь? — возмутился Спартак.

— Да нет, не подозреваю, — замялся Ростом.

— Ты не темни, говори начистоту. Если в чем-то подозреваешь, так и скажи. Я тебе расклад по всей теме дам, и ты поймешь, что я тебе не враг. Да ты и так это понимаешь. Не для того я тебя три года прикармливал, чтобы убивать.

— Ты меня прикармливал?

— Ну, что-то в этом роде, — не смутился Спартак. — Мне проблемы с ворами не нужны, поэтому ты легко получал свое. И дальше получать будешь. И охрана у тебя будет, нельзя тебе сейчас без охраны.

— Всех ребят моих положили, падлы… — удрученно вздохнул вор. — И я знаю, кто это сделал.

Он явно ждал, что Спартак клюнет на эту замануху, но тот ничем не проявил свой интерес. Ростом получал долю в свой общак, время от времени помогал ему разруливать ситуацию, но все-таки у него свои дела, и в них лучше не лезть. Своих проблем хватает.

— Беспредел это, Спартак, — не дождавшись правильной, на его взгляд, реакции, продолжил Ростом. — Джум законным вором был, а его убили. И на меня покушались.

— Времена нынче такие, — уклончиво ответил Спартак. — Сплошной беспредел.

— Ну, времена не времена, а за вора особый спрос.

— Понятное дело.

Всем своим видом Спартак давал понять, что не собирается решать воровские проблемы. У Ростома свой клан, там свои торпеды, пусть их и выводят на цель.

— Джум на «Витязь» наехал, оттуда уши растут…

— «Витязь»? Казино? — сухо спросил Спартак.

— Да, казино.

— Был. Знаю.

Там и казино, и ночной клуб, и место отличное, в районе Садового кольца. Публика солидная, уважаемая, и деньги большие крутятся. Потому и нашла воровская коса на камень…

— Надо спросить с этих ребят, — с надеждой посмотрел на него Ростом.

— Надо. Обязательно надо. Чтобы другим неповадно было.

— Ты бы мог решить эту проблему, — осторожно посмотрел на него вор.

— Какую проблему?

— С «Витязем». Ну, с теми, кто за ними стоит.

— Что, вот так просто взять и всех их тупо сделать?

— Не тупо, а по уму. Ты можешь, я знаю.

— Ты знаешь, а я не знаю. Всех ваших раскладов не знаю. И не знаю, кто вашего Джума завалил. Ты говоришь про «Витязь», но я не уверен, что это они. Может, кто-то другой, а может, это с тобой вопрос решить хотели, откуда я знаю?

— Может, и со мной, — закусил губу вор.

— Я в ваши воровские дела не лезу и на сходах у вас не бываю. Ты, Ростом, личность уважаемая, мы с тобой душа в душу живем, но в свои дела меня не втягивай. Не воровской я человек.

— Но ты мог бы им стать. Человек ты сильный, авторитетный. На тебя можно ставку сделать. Назначим тебя положенцем, посмотрим, как себя вести будешь, а там, глядишь, и коронуем…

— Звучит, конечно, заманчиво…

Спартак прекрасно понимал, что титул вора в законе придаст ему вес в подлунном мире. «Кто репчинский рынок держит?» — «Спартак, он в законе». — «Ну, если в законе…» На этом весь разговор и закончится. А рынок этот — серьезное предприятие, покруче всяких там «Витязей», и желающих поиметь с него не уменьшается, а скорее наоборот.

— Но я на зоне ни одного дня не пробыл, какой из меня вор?

— А три года в дисбате?

— Там не зона, там армия строгого режима, — усмехнулся Спартак. — Все не то… Вор — это очень серьезно. И не сделаешь ты меня вором. «Апельсином» сделаешь, а вором — нет. «Апельсином» я быть не хочу. Не хочу, чтобы надо мной смеялись.

Ему приходилось встречать на своем веку двадцатилетнего вора в законе. Грузина, само собой. Видно, денег у него много было, потому и короновали. Но то не вор был, а одни понты. Конечно, и среди кавказских блатарей есть очень серьезные люди, но все-таки шелупони в их среде больше, чем среди славянских законников. Потому и называют скороспелых воров «апельсинами», что этот фрукт растет в Грузии, а не в России.

— Никто не будет над тобой смеяться. Спросишь за Джума, за меня, и над тобой никто не будет смеяться. Докажешь всем, что ты очень серьезный человек.

— Все это слова, Ростом. Извини, но я в эти дела лезть не стану. Да ты и без меня справишься, у тебя есть люди. И у твоих братьев есть люди. Вы обязательно что-нибудь придумаете…

Ростом понял, что не смог убедить его, но без боя сдаваться не хотел.

— У меня проблемы из-за тебя. Мои братья считают, что ты мало отстегиваешь на общак…

— Ты тоже так считаешь? — настороженно повел бровью Спартак.

— Ну, если бы я так считал, я бы тебе сказал, — замялся вор.

— Так ты и говоришь… Ставку хочешь поднять?

— Ставку можно оставить прежней. Но ты должен решить вопрос с «Витязем».

— Если я что-то должен решить, давай собирай своих. Я приеду, мы поговорим. Извини, но проблема чересчур серьезная, чтобы решать на твоем уровне. Тут сход нужен, очень серьезная постанова нужна…

— Все правильно говоришь, Спартак. Сход нужен. Будет тебе сход, — не очень уверенно сказал Ростом. И закрыл глаза, показывая, как ему плохо, и давая понять, что разговор закончен.

Действительно, ему нечего было больше сказать упрямому Спартаку, а толочь воду в ступе — дело не царское, и пустозвоном прослыть можно, а это громадный минус к авторитету.