Отношения под запретом

Ви Киланд, 2020

Роман от мастера пикантной романтической прозы Ви Киланд. Миллионы читателей, романтика, психологизм, любовь, горячий секс, отличные герои. Серия, которую выбирают поклонники жанра. «Роман на работе – табу? Если вам это доставляет удовольствие, даруйте себе индульгенцию». – Cosmopolitan (US) Айрленд хотят уволить из компании, которой она посвятила целых девять лет. Повод – ее пляжное видео, размещенное в ЗАКРЫТОМ аккаунте и непонятно как дошедшее до босса. Перед тем как забрать свои вещи, Айрленд заходит в кафе рядом с работой, где знакомится с приятным молодым человеком. Он говорит ей, что такое увольнение неправомерно и Айрленд стоит подать жалобу. Так она и поступает. А потом узнает, что ее новый знакомый – директор компании. Вот это поворот. Спасибо за помощь, конечно, но… в какие игры он играет?

Грант — 15 лет назад

Я не мог отвести от нее глаз.

Снег валил густой пеленой. Новенькая кружилась у крыльца босиком, раскрыв рот и высунув язык. Когда ей удавалось попробовать снежные хлопья, она смеялась.

Лили.

Как лилия. Нужно где-то достать этих лилий и узнать, чем они пахнут. Я не был таким дураком, чтобы верить, будто Лили будет пахнуть лилией, но отчего-то не сомневался, что ее запах будет лучшим на свете.

Я смотрел из окна во двор с болезненным, сосущим стеснением в груди. Логически под ложечкой могло заныть от горячих сэндвичей с сыром и томатного супа, которыми мама кормила нас за обедом, но я понимал, что настоящая причина в другом. Даже в четырнадцать лет я знал, что такое любовь. Еще час назад не знал, пока в дверь не позвонили, зато сейчас уже не сомневался.

Лили.

Лилия.

Лилия Гранта.

Даже звучит красиво, правда?

Грант и Лили.

Лили и Грант.

Если у нас будут дети, они тоже получат цветочные имена — Роза, Мелисса… Стоп, Мелисса — это вроде не цветок? Ну и ладно.

Разберемся.

Я буквально прилип к окну отцовского кабинета. На стекле возникло мутное пятно от моего дыхания, и я вытер влагу рукавом толстовки. Это движение привлекло внимание Лили. Она перестала кружиться, приставила к глазам ладони козырьком и вгляделась. Надо было отпрянуть от окна, чтобы она меня не заметила, но я застыл столбом, по уши очарованный этой девчонкой.

Она что-то прокричала, но я не расслышал через закрытое окно. Поэтому я отпер шпингалет и чуть отодвинул створку.

Мне пришлось откашляться, чтобы голос снова начал повиноваться.

— Ты что-то сказала?

— Да! Я спрашиваю, ты что, подглядывать любишь?

Черт, только этого недоставало! Теперь она точно сочтет меня с приветом. Сначала я пулей вылетел из комнаты, когда моя мать знакомила Лили с нами, а теперь новенькая застала меня за таким занятием. Надо остаться хладнокровным и не подавать виду, что я смутился.

— Нет, — заорал я в ответ. — Мне просто интересно, когда ты отморозишь пальцы на ногах, они почернеют и отвалятся? Ты что, не смотрела «Послезавтра»?

Лили помотала головой.

— Я никогда не ходила в кино.

Я вытаращил глаза.

— В кино не ходила?

— Не-а. Моя мать не любит кино и телевизор. Она говорит, телевидение зомбирует.

— А вот если бы посмотрела «Послезавтра», ты бы обулась.

Она улыбнулась, и мое сердце перестало биться нормально — оно будто сделало мгновенное сальто в тот момент, когда сверкнули ее жемчужные зубы. Я потер грудь слева, хотя там вовсе не болело.

Глядя на Лили, я крикнул:

— Эй, сделай так еще раз!

— Что сделать?

— Улыбнись!

Ошибки не было — сердце вновь начало вытворять непонятные штуки.

Лили огляделась.

— Ты слышал?

— Что?

— Звон бубенцов.

Неужели мы оба фантазеры?

— Да нет, все тихо.

Она пожала плечами.

— Вдруг это Санта проехал? Говорят, что вы, богачи, верите в Санта-Клауса лет до тридцати, будто он вам подарки на Новый год приносит!

Вдруг на крыльце загорелся свет, и я услышал мамин голос:

— Лили? Что ты тут делаешь? Скорее в дом, простудишься!

— Да, миссис Лексингтон. Я просто вышла посмотреть на снежные хлопья. Я еще никогда не видела снега.

— О Господи… Иди скорее в тепло. Нужно тебя одеть. У Кейт найдутся лыжный костюм и ботинки, которые придутся как раз впору… И шапка.

Лили подняла голову и еще раз улыбнулась мне.

Сердце у меня замерло в третий раз.

Черт… Ну кто мог знать, что любовь способна принести столько боли?

* * *

На следующее утро я нигде не мог ее найти. В первый день мама обычно отправляла новеньких со мной на автобусе, а потом я провожал их в кабинет, где мама, закончив все формальности, уже говорила со школьным психологом.

Я насыпал хлопьев в тарелку и достал молоко из холодильника, но когда ставил пакет обратно, из-за двери в гараж послышался гулкий удар. Отправив в рот ложку «Голден грэмс», я с тарелкой в руке пошел посмотреть, что там происходит.

Открыв дверь, я чуть не поперхнулся.

— Что ты делаешь?

Лили посерьезнела, будто искренне смутившись моему вопросу.

— Рисую. Ты не видел, как люди рисуют?

— Больше похоже, что ты себя раскрашиваешь.

Лили стояла перед мольбертом, густо покрытая разноцветными каплями. На ней была длинная футболка, прикрывавшая задницу (правда, там же и заканчивавшаяся), и я не мог отвести взгляда от ее ног, где было меньше краски, чем на верхней половине туловища. Ноги были удивительно длинными и гладкими — я еще не видел такой длинноногой девчонки. Мне вдруг захотелось подхватить Лили на руки и проверить, сможет ли она скрестить ноги за моей спиной.

Я спохватился, только когда она сказала:

— У тебя капает.

Я вытаращил глаза.

— Чего?!

Она улыбнулась и кивнула на мою тарелку. Оказывается, я держал ее криво, и молоко капало мне на обувь.

— Блин, — я поспешил выровнять тарелку.

Лили засмеялась. Господи, какая красивая девчонка! Длинные черные волосы, загорелая кожа — посреди зимы-то! — и огромные карие глазищи. И еще Лили была высокой, всего на несколько дюймов ниже меня. С восьмого класса, когда за лето я вырос на четыре дюйма, большинство девчонок не доставали мне даже до плеча, а Лили доставала. Отчего-то это казалось правильным, что она такая высокая, будто она и должна была выделяться из всех девчонок в школе.

Встряхнув головой, чтобы привести в порядок мысли, я спросил:

— А моя мать знает, что ты тут рисуешь? Автобус через пятнадцать минут!

Лили сморщила нос:

— Какой автобус?

— Ну как же, школьный! Уже семь часов!

— Утра?

Тут уже я растерялся.

— Ну а чего же еще? Или ты думала, сейчас ночь?

— Да. Значит, я рисовала всю ночь и забыла о времени… — Лили пожала плечами. — Со мной бывает.

Я переступил порог и обошел мольберт.

— Ты сама нарисовала?

— Да, только это плохо.

Я вытаращил глаза. Абстракция на холсте с какими-то переплетающимися цветами выглядела достойной музея (по-моему).

— Это ты не видела, какую фигню я выдаю на уроке рисования.

Лили улыбнулась, и у меня снова перехватило дыхание.

— Мама однажды возила меня на Гавайи. Там удивительные, невероятные цветы… Я люблю рисовать только цветы. — Она повела плечом. — Это у меня такая одержимость. Я всем своим цветам даю имена. Это вот Лейлани — на гавайском диалекте «райский цветок» и «божье дитя». Там это популярное имя. Мою бабушку звали Ива, мать — Роза, а я — Лили. Сплошная природа. Если у меня когда-нибудь будет дочка, я назову ее Лейлани.

Ого! У меня по спине даже мороз пробежал. Я тоже собирался назвать будущих детей именами цветов, только думал не о детях Лили, а о наших общих детях.

— Лейлани, — повторил я. — Звучит.

Лили закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Лей-ла-ни… Скажи, красиво?

— Ты тоже красивая, — вырвалось у меня. Ну, не совсем вырвалось — я всего лишь констатировал правду, просто я не ожидал, что скажу это сейчас.

Лили положила кисть на мольберт, обтерла руки о футболку и подошла ко мне вплотную, нарушив личное пространство. Волоски у меня на теле поднялись, ладони тут же вспотели. Да что за чертовщина со мной творится? Я и раньше флиртовал с девчонками, но рядом с Лили меня просто начинало трясти.

Приподнявшись на мыски, Лили нежно поцеловала меня в щеку.

— Кажется, это первая приемная семья, где мне понравится.

«Мне тоже понравится, если тебе у нас понравится», — подумал я.