Телохранитель для принцессы

Вероника Летова (2024)

Мирослав приходит в дом своего врага, чтобы отомстить. Красавице Ладе, избалованной дочке уважаемого бизнесмена, требуется телохранитель, и Мир рад возможности проникнуть в логово того, кто лишил его единственного близкого человека и остался безнаказанным. Он также не прочь поиграть с этой капризной принцессой, которая привыкла понукать всеми окружающими без разбору. С ним это точно не пройдет… Только вот Мирослав не знает, что скрывает ото всех кажущаяся беспечной и беззаботной богатая девочка. На самом деле ее жизнь полна страха, вечного страха перед человеком, для которого люди — лишь марионетки, и Лада по воле судьбы стала одной из них.

ГЛАВА 6

Несколько месяцев спустя…

Семен Михайлович вернулся домой с работы уже пару часов назад, но дочери до сих пор не было. Десять вечера на часах… Где только ее черти носят?! Тучный мужчина, кряхтя, поднялся с кресла и, со стоном разминая больные суставы, заковылял к окну. Отодвинув штору, вгляделся в темные уголки сада, посмотрел через высокий забор на внутреннюю поселковую дорогу. Сквозь узкую линию деревьев проследил, как вдоль внешнего ограждения поселка промчался какой-то автомобиль. Приблизительно рассчитав время, обеспокоенный отец выждал пять минут, но автомобиль явно пронесся мимо. Нет, не едет, дрянная девчонка!

Вернувшись к столу, взял в руки телефон, отыскал в недавних звонках ее номер, уже собрался было набрать, но в последний момент остановился. Ведет себя как последний идиот! Контролирует взрослую дочь, как какую-то пятилетку, донимает допросами, звонками, сообщениями, никуда не отпускает без сопровождения, четко следит за ее расписанием и внимательно отслеживает, чтобы она ему следовала. От такого тотального контроля кто угодно умом может тронуться, но только не его любимица… Лада всегда была хорошей, умной девочкой, послушной, заботливой, внимательной и очень осторожной… А после сеансов у психотерапевта отношения между ними и вовсе стали образцово-показательными. И как раз именно поэтому у него всякий раз сжималось сердце, когда ее не было рядом. Проверить, где она находилась в любой момент времени, было не проблемой. Можно было позвонить водителю или детективу… Только в последнее время ему и этого было мало. Гораздо больше его волновало, что было у нее на уме… Это постоянно его донимало. Откуда только такая паранойя?

Не выдержав, Семен Михайлович все же взял телефон и набрал номер детектива. Гудки пошли, но тут он услышал звук разъезжающихся въездных ворот и выдохнул с облегчением.

— Да, Семен Михайлович! — с готовностью ответили в трубке.

— Я-а ва-ам потом перезвоню, — коротко бросил он и прервал звонок.

Еще пять минут мучительных ожиданий — и открылась входная дверь на первом этаже. Он услышал голос дочери, здоровающейся с прислугой, — просто музыка для ушей. Еще минут через пять — стук в дверь его кабинета, потом она раскрылась и на пороге появилась его любимица. Отец оглядел ее внимательным, встревоженным взглядом и в итоге улыбнулся. Просто гора с плеч! Жива, здорова, немного устала, но улыбается привычной ласковой улыбкой.

— Привет, папуль! — поздоровалась она, порхнула в комнату и поцеловала его в щеку.

— Здра-авствуй, мое золотко! — тоже заулыбался Семен Михайлович, придерживая дочь за плечи и заглядывая ей в лицо. — Ка-ак прошел день?

— Да ничего, как обычно, — коротко пожала плечами она, отводя взгляд. Такой лаконичный ответ, конечно же, не мог удовлетворить сходящего с ума отца, поэтому он выпустил из объятий явно напряженную его излишним вниманием дочь и решил все же позднее вновь набрать детектива. А пока что он присел на диван, закурил сигарету и внимательно наблюдал за Ладой, пытаясь вычислить, откуда она могла сегодня вернуться так поздно. Надетое на нее трикотажное платье с длинным рукавом, на первый взгляд, казалось довольно скромным, однако, на самом деле скорее напоминало чуть удлиненный свитер выше середины бедра. Тонкую талию подчеркивал широкий кожаный ремешок с красивой пряжкой, на запястьях блестели дорогие часики и браслеты, на пальцах — колечки, в ушах — модные сережки. Дочь по-любому выглядела дорого и элегантно, притягивала к себе взгляд. К тому же при ее идеальных ножках короткое платье смотрелось провокационно, особенно с сапогами на высоких шпильках, которые она носила. Насколько он помнил, утром она была одета по-другому, проще и скромнее, значит, после обеда она переоделась… Интересно знать, для чего? Точнее, для кого? Отец тяжело вздохнул, переполняясь новыми тревогами, когда дочь вдруг вырвала его из размышлений довольно громким окликом.

— Ну па-ап! Ты что, совсем меня не слушаешь?! — возмутилась она, уперев руки в бока.

— Прости, золотко, я задумался. Что случилось?

— Да ничего… Я просто сегодня пытаюсь поговорить с тобой на важную тему уже второй раз, а ты будто где-то не здесь. В обед ты сказал, что занят, а теперь…

— Ах, вот в чем дело! — усмехнулся Семен Михайлович, вдруг вспомнив, какие события предшествовали их последней встрече.

Лада упала в кресло, откинулась на спинку, закинула на подлокотник ноги и мученически закатила глаза.

— Пап, это так глупо — снова нанимать мне телохранителя… — жалостливо протянула она, как обычно делала, когда пыталась его разжалобить и очаровать одновременно. — Будто я какая-то важная персона… Я ведь уже не маленькая, чтобы меня постоянно сопровождали… На меня и так косятся из-за того, что водитель на занятия привозит… Это же не элитная частная школа, где все такие же… Это вуз. Тут люди разные, и я как белая ворона… А теперь еще какой-то бугай опять будет везде за мной таскаться… Это просто какой-то бред!

Отец не стал перебивать всю эту предсказуемую тираду, ощущая стойкое дежавю. Выслушал внимательно и терпеливо, затем вздохнул довольно безразлично, чтобы не демонстрировать слабость и неуверенность. Нашарил на журнальном столике зажигалку и пачку Treasurer и привычным жестом раскурил сигарету. Это немного успокоило.

— А вот это мы уже обсужда-али сто ра-аз, — не торопясь, начал он. — Ты просила да-ать тебе время, чтобы немного отдохнуть, отойти от того, что произошло летом, потом адаптироваться в институте… Я обеща-ал тебе, что не ста-ану вмешиваться в твои дела-а, да-ам тебе некоторую свободу… Но Ла-ада… Все это не зна-ачит, что защита тебе не нужна-а. Все это время я иска-ал подходя-ащего кандида-ата. Собственно, я-а как ра-аз хотел поговорить с тобой о нем. Из всех, что к на-ам приходили, он действительно лучший. Опыт боевых действий. Прекра-асная физическая подготовка. Чемпион по армейскому рукопа-ашному бою. К тому же есть опыт работы в солидной охра-анной организа-ации. Но са-амое гла-авное — о нем хорошо отзыва-ается руководство и бывшие клиенты среди моих знакомых. А это уже кое-что, ка-ак-ника-ак… Телохранитель просто идеа-альный.

Лада мученически закинула голову назад, театрально изображая отчаяние.

— Идеа-альный? — скептически скривилась она. — Па-ап, а ты не думаешь, что когда кто-то кажется идеа-альным, то тут что-то нечисто? У него совсем нет недостатков?

— Ну что ты, моя-а хорошая. Наверняка-а есть. Ка-аждый человек не без греха-а. Но я-а проверил его по всем своим кана-алам и ничего такого кримина-ального не нашел. Поря-адочный, честный, принципиа-альный па-арень — та-ак его характеризуют все, кто имел с ним дело. Впрочем… ты зна-аешь — я всегда буду начеку. У меня везде есть глаза-а и уши. И лучше бы ему меня-а не разочаровывать.

— Лично меня он уже успел разочаровать, — пробурчала она, скрестив на груди руки и обиженно поджимая губы.

— Неужели успел обидеть? — Семен Михайлович удивленно приподнял брови.

— Мы столкнулись с ним у входа. И он мне нагрубил.

— Поня-атно. А сама-а-то ты была-а при этом вежлива? Зна-ая тебя-а, легко могу предположить, что встретила ты его не очень-то приветливо.

Лада тяжело вздохнула, затем отвернулась, сглотнула и досадливо покусала губу. Если хорошо приглядеться, можно было заметить, что она покраснела. Семен Михайлович всей кожей ощутил охватывающую ее панику. Нет, это не было похоже на простое разочарование от ограничения свободы. Это было нечто другое, что давно его беспокоило и сводило с ума. К тому же он слишком хорошо знал дочь, чтобы не понять, что она хитрит. Эти ее капризные интонации вовсе не отражали то, что творилось у нее внутри. Будь ее воля, она бы взорвалась гневом, она бы требовала и кричала, доказывала и теряла терпение. Вместо этого Лада лишь нервно потеребила кольца на тонких пальчиках, хмурясь и тщательно подбирая нужные слова.

— Пап, за весь прошедший год так ни разу ничего страшного и не случилось и в сопровождении телохранителя, и без него… Ну, за исключением моих собственных… вывертов… — наконец взвешенно заметила она и на этот раз подняла на него глаза. — Может, хватит уже этих излишних мер безопасности? Я в конце концов имею право на личную жизнь и на личное пространство…

— Личную жизнь? — ничуть не скрываясь, Семен Михайлович возмущенно скривился, сведя брови и подавшись вперед. — Ты хочешь сказа-ать, что с кем-то встреча-аешься?

— Н-нет… — поспешно выдохнула Лада, понимая, что ступила на тонкий лед. — Па-ап… Не встречаюсь я ни с кем… Но даже если бы встречалась, мне уже есть восемнадцать, и у многих моих сверстниц парни появились еще в школе, не то что в вузе…

Семен Михайлович почувствовал, как весь наливается яростью.

— Послушай, Ла-ада… — жестко одернул он. — Поверь мне, восемна-адцать лет — не время для устройства личной жизни.

— Когда вы с мамой познакомились, ей было как раз восемнадцать, — быстро и с чувством выпалила она.

— Тогда-а были совершенно другие времена-а и нра-авы! — также поспешно и эмоционально парировал он. — Мы поженились только через четыре года.

Лада разочарованно покачала головой.

— Ты что, специально приставляешь ко мне кого-то, чтобы я не могла продохнуть?! Чтобы не могла ни влюбиться, ни куда-то пойти с кем-то вдвоем?! Ты настолько мне не доверяешь? Пап, это уже тирания и неуважение! — в ее голосе послышалась дрожь, что тоже не осталось без внимания отца. Он прекрасно знал, что слезы в данной ситуации тоже были всего лишь методом манипуляции.

— Золотко, мы уже обсужда-али все не ра-аз и не два-а. Всем сра-азу броса-ается в глаза-а твой доста-аток. Ты выглядишь дорого, хотя сама-а этого не замеча-аешь. Я-а не хочу, чтобы вокруг тебя-а окола-ачивались неподходя-ащие люди, вот и все, — как всегда категорично ответил отец.

— О моем достатке знают благодаря водителю, который постоянно приезжает за мной на дорогом автомобиле! — резонно возмутилась она.

— Ла-ада, — тон отца сменился на ледяной, и она тут же почувствовала, что грань, которую ей разрешалось переступить, уже пройдена. Теперь споры могли и не очень хорошо закончиться, и она понуро вздохнула. — Если я-а счита-аю необходимым тебя-а защитить, лучше тебе прислушаться к моему мнению, и точка. Миросла-ав выйдет на работу за-автра. На заня-атия поедешь с ним. Он также будет сопровождать тебя везде, где потребуется. Я больше не хочу отпускать тебя одну куда бы то ни было, — подвел он неутешительный итог.

Лада замерла. Семен Михайлович заметил, как ее плечи опустились, а потом она около минуты пыталась совладать с дыханием, чтобы не выйти из себя.

— Мирослав? — переспросила она холодно через какое-то время, явно предприняв неимоверные усилия, чтобы не перечить и сменить тему. — Странное имечко…

Семен Михайлович, напротив, почувствовал себя победителем и приободрился.

— Ну почему же… хорошее старинное имя, — пожал плечами он.

— Вот именно что устаревшее… — устало закатила глаза она, поднимаясь с кресла и аккуратно оправляя платье.

— Лишь бы человек был надежный, — веско изрек Семен Михайлович, отложил сигарету в пепельницу и, слегка поморщившись, набрал чей-то номер на мобильном. — Петр Ива-аныч… — с чувством протянул он в трубку. — Пусть на-ам с Ла-адушкой принесут ча-ай ко мне в кабинет. Ну и что-нибудь эдакое из закусок, как ты умеешь.

— Только легкое, — невесело добавила Лада, которой явно не терпелось уйти.

— Да, да, что-нибудь полегче, — повторил Семен Михайлович, не вполне довольный такой оговоркой и холодностью дочери.

— Пап… Ты в последнее время совсем не соблюдаешь диету, — как всегда завела свою волынку Лада, когда он повесил трубку. — Лишний вес плохо влияет на сердце. Чай на ночь лучше пить вообще без всего. И пожалуйста, не таскай опять ночью всякую гадость из холодильника. Ешь только то, что я специально прошу приготовить Петра Ивановича. Почему вы оба никогда меня не слушаете? Мое мнение в этом доме вообще не имеет значения?

Петр Иванович был их поваром, и Лада давно была с ним в сговоре, прося готовить для отца только здоровые низкокалорийные блюда. Правда, она с самого начала подозревала, что все было без толку, и в добавок к ее низкокалорийным «изыскам» папе регулярно жарили бекон с гренками, готовили на гриле стейки из мраморной говядины и приправляли и без того калорийные гарниры изрядным количеством масла или жирных соусов. Но тут уж она ничего не могла поделать. Отец всегда с покорностью принимал ее заботу, но, видимо, был не в состоянии справиться с соблазном, когда ее не было рядом.

— Хорошо. Только ради тебя я согласен терпеть эти мучения, — покорно согласился он, прекрасно понимая, что победа в главном споре осталась за ним, поэтому теперь пришла расплата…

Когда принесли чай и, конечно же, всякие сладости, Лада сразу потребовала унести большую их часть. Оставила только мед и немного сухофруктов. Они уселись с папой за изысканно сервированный круглый стол у окна и болтали о посторонних вещах, будто боясь затрагивать особо чувствительные темы, хотя много чего между ними как всегда оставалось недосказанным.

Неспешно выпив чашку травяного чая и съев пару кусочков сыра, Лада наконец поднялась с места.

— Пап, мне пора, — улыбнулась она немного натянуто. — Домашки полно… И еще хотела Рите позвонить.

— Иди, иди, мое золотко. Мне тоже нужно поработать и сделать пару важных звонков, — засуетился Семен Михайлович, уже явно погрузившись в другие думы. Стоило только дочери ступить за порог, как он набрал детектива и дотошно его допросил. Повесив трубку, немного выдохнул. Дочь ходила на выставку с однокурсниками. Спрашивается, почему она не могла рассказать ему об этом походе? Почему она всегда уходила от ответов? Почему всегда смолкала, стоило ему задать какой-то «не тот» вопрос?.. Мысль о том, что у нее появилась «личная жизнь», просто убивала его — душила, жгла, разрывала на мелкие кусочки, доводила до исступления. Если только он узнает, что какой-то тупой нищий молокосос смеет прикасаться к его дочери своими грязными руками, он его уничтожит, раздавит, искалечит, сделает так, чтобы вся его семья пожалела о таком необдуманном поступке, он их всех заставит страдать… всех заставит заплатить свою цену!

***

Вся переполнившись тревогами и невеселыми мыслями, Лада неслышно выскользнула из кабинета отца и поднялась к себе. Оставшись одна, первым делом вынула телефон из сумочки и открыла один из мессенджеров. Быстро пробежавшись глазами по новым сообщениям, немного выдохнула. Скользкие и одновременно слащавые комплименты Абагаева всякий раз вызывали в ней тошноту и острые приступы ненависти, но это было еще не самым страшным… Поэтому она обязана была отвечать, если не хотела проблем. Все-таки до сих пор ей удавалось все держать под контролем. Возможно, удастся и впредь, а потом… потом она придумает что-нибудь еще… Только вот что она станет делать, когда этот человек перейдет все грани допустимого? Об этом она пока что думать не хотела… просто пыталась жить сегодняшним днем и не сойти с ума.

Сегодняшний вечер с ним тоже прошел сносно. Во всяком случае, Роман Олегович, как всегда, держал свое слово. Он сдерживался и вел себя уважительно, разве что иногда его прорывало на всякую пошлятину, но это тоже удавалось вовремя пресечь. Лада вспомнила тот жуткий день, когда ее повезли к нему вместо празднования ее дня рождения. Вспомнила свое отчаяние и полную беспомощность, удушающий ужас и такую слабость, что ноги-руки не желали слушаться. До последней секунды, пока ее долго везли куда-то на машине, пока ее под руки вели по территории какого-то огромного парка, пока ее не завели в огромный роскошный особняк, больше напоминающий дворец, пока ее везли на лифте, а потом едва живую подвели к Роману Олеговичу, важно рассевшемуся на диване в домашнем шелковом халате, надетом поверх шелковой пижамы, она понятия не имела, что станет делать и что говорить. Однако, потом вдруг пришло четкое понимание: здесь ей не от кого ждать пощады, ее уничтожат, если она позволит это сделать, ею попользуются и выбросят, как ненужную тряпку, ее не будут уважать, если она не потребует к себе этого уважения.

Когда охрана вышла из комнаты, и они остались наедине, Роман Олегович, пошло улыбаясь, смерил ее оценивающим липким взглядом и поманил к себе одним небрежным движением руки, как какую-то жалкую собачонку. От этого жеста Ладу передернуло. Она не сдвинулась с места, высоко подняла подбородок, приосанилась и огляделась по сторонам. Они находились в огромной зале вроде гостиной — мрамор, бархат, колонны, золото, ковры, гигантские люстры, зеркала, статуи, картины, очень много картин, будто слегка уменьшенная и опошленная копия Эрмитажа. Их с папой дом на фоне всего этого великолепия выглядел бы жалкой хижиной, хотя всегда казался ей довольно большим и со вкусом обставленным. Просто ее отец никогда не делал акцента на роскоши, он предпочитал добротность и уют. Здесь уютом и не пахло. Здесь любили пышность, великолепие, блеск до ослепления.

Сделав вид, что не заметила обращенный к ней неприличный призыв, Лада стала ходить по комнате, разглядывая картины на стенах. Подошла к окну, отодвинула штору и выглянула в сад с безупречно расчерченными клумбами и подстриженными в виде шаров кустарниками. Потом приблизилась к белому роялю, села на обитую бархатом скамеечку и открыла крышку. Она не очень-то хорошо играла. Несколько лет брала частные уроки, но лишь для собственного удовольствия, а не ради больших достижений. Ей нравились популярные джазовые композиции, саундтреки из фильмов, песни любимых поп — и рок-исполнителей и некоторые классические произведения. Все это ей и помогал освоить ее учитель музыки. Многое она помнила наизусть и иногда наигрывала в свое удовольствие. Сейчас пальцы ее дрожали и руки почти не слушались, но она все-таки выбрала одну мелодию наугад и тронула клавиши. Сначала робко, неуверенно, затем настойчивее, смелее, пока «Moon river» Генри Манчини не затянула ее так, что ей каким-то чудом удалось на некоторое время забыть, где и с кем она находилась.

Когда услышала за спиной подчеркнуто неспешные аплодисменты, вдруг опомнилась и вновь ощутила удушающий холод с ног до головы. Пальцы сбились, мелодия прервалась, но Лада заставила себя не трусить, обернуться и взглянуть на приближающегося Абагаева. Он продолжал хлопать и масляно улыбался во все лицо.

— Я впечатлен, Лада, — воскликнул он, подойдя к ней вплотную. Чтобы смотреть ему в лицо, ей пришлось откинуть назад голову и высоко поднять подбородок. Его пальцы тут же коснулись его, погладили и зафиксировали. — Однако, — продолжил он, теперь лаская большим пальцем ее губы, — думаю, ты догадываешься, что тебя привезли сюда не для музицирования.

Лада резко дернулась, вырываясь из его хватки.

— Если вы ожидали от меня чего-то другого, то проще было пригласить к себе шлюх, — холодно произнесла она, глядя ему в глаза снизу вверх. Это резкое, наглое, прямолинейное, вызывающее замечание заставило Романа Олеговича приподнять брови, а затем на пару секунд скривить губы в ухмылке.

— Чем же ты отличаешься от шлюхи, Лада? — ядовито прошипел он. Теперь он больше не ухмылялся, он хмурился. Его глаза превратились в две щелочки, как у затаившегося во время охоты крокодила: пустые, голодные, безжалостные, стеклянные.

— Тем, что вам придется на мне жениться, если вы хотите со мной отношений, — леденея от собственной решительности, произнесла она, проваливаясь в ужас необратимости после сказанных слов.

Она даже не удивилась, когда Роман Олегович расхохотался в голос, до слез, закинув назад голову и схватившись за крышку рояля, чтобы не потерять равновесие. Когда отсмеялся, всхлипывая, утер слезы и с надменной ухмылкой покачал головой.

— Это что-то новенькое… — с сарказмом произнес он. — Поясни мне, что я получу в браке такого, чего ты не можешь дать мне в качестве шлюхи?

— Уважение. Почтение. Верность. Близость, — совершенно непоколебимо ответила она, продолжая без смущения смотреть ему в глаза. — И я… могу попробовать вас полюбить и… родить вам детей.

На этот раз Давинчи больше не смеялся. Он нахмурился и застыл, внимательно разглядывая Ладу так, будто увидел впервые.

— Похоже, ты только что сделала мне предложение, Лада. Думаю, по такому случаю мы можем выпить шампанского. А я обещаю тебе подумать и дать ответ в скором времени. Ну а пока что… давай я покажу тебе дом и сад. — Он по-джентльменски учтиво склонился, предлагая ей руку. — Не бойся. Обещаю сегодня больше не заводить разговор о шлюхах и о том, чем они должны заниматься.

Сказать, что ей было тогда страшно — это ничего не сказать. Ее трясло и тошнило, она едва держалась на ногах и едва дышала, тем не менее нашла в себе силы, чтобы подняться. Ей пришлось позволить Абагаеву взять себя под руку и уцепиться за его запястье, чтобы не упасть. Однако, стоило им пройти несколько шагов, как в глазах у нее потемнело, внутри образовалась пустота, будто она падала в пропасть, тело перестало ей принадлежать, как и собственные мысли… И в следующее мгновение она отключилась, прекрасно осознавая, что падает в обморок.

С тех пор, казалось, прошла вечность, и у Лады появилось еще больше секретов от папы, чем прежде…

Пытаясь избавиться от жутких воспоминаний, она отправилась в ванную комнату, включила холодную воду на полную мощность и умылась, задыхаясь от ледяного шока. Это помогло прийти в себя. Кажется, у нее появилась новая головная боль в лице очередного телохранителя. Конечно, с ним тоже попытаются договориться, как обычно, но ей эта идея категорически не нравилась. Не нравилась сложившаяся ситуация. Не нравился этот парень, в глубине глаз которого будто дремали демоны. Притягательные демоны… от которых то ли мороз бежал по коже, то ли томительный озноб. Что-то ей подсказывало, что с этим точно не удастся договориться. Не удастся заставить его замолчать. Не удастся подкупить… С ним будут проблемы… С ним будет неизвестность и, значит, будет опасно и непредсказуемо. Учитывая то, насколько далеко все зашло, она уже не знала, что хорошо, а что плохо. Ею просто снова начал руководить безотчетный страх — он брал за горло и отключал способность рассуждать. Он включал защитную реакцию — «бей или беги». Только бежать ей было некуда.