Вперёд, плаксы!

Валерий Вайнин, 2018

Переиздание в авторском варианте второй книги трилогии "Четвертое правило Мангуста", ЭКСМО, 2008. У Мангуста и его друзей внезапно появляются двойники-фантомы, задача которых уничтожить наших героев. В интриге участвует капитан угрозыска Светлана Сычева, подозревающая Мангуста в ограблениях и убийствах. Мангусту приходится одновременно опровергать ложные обвинения, распутывать клубок таинственных преступлений и защищать окружающих. Герой добился успеха, однако результат оказался вовсе не таким, как виделся ему в начале. И он все так же увлеченно преподает французский в школе. И ученики его обожают.Содержит нецензурную брань.

Глава 7

Открывая дверцу «жигуленка», я погружен был в размышления. При этом щурился на солнышко и слушал жужжание мохнатого шмеля. Словом, не Мангуст, а раззява. Лишь выехав со двора на дорогу, я увидел в зеркальце пресловутого двойника, ухмыляющегося с заднего сиденья. С клоунской ужимкой он подмигнул.

— Привет Глебу от Глеба, Французу от Француза!

Пожалуй, это было слишком. Я похлопал по сидению рядом с собой.

— Перелезай сюда, потолкуем.

Он хмыкнул.

— Запросто. — И, сгруппировавшись, легко перелез и занял место со мной рядом. Затем положил руку мне на плечо. — Так и быть, даю тебе еще сутки. Но потом…

— Потом еще сутки, — перебил я, объезжая троллейбус и стараясь держаться ближе к тротуару. — Потом двое суток и так далее по нарастающей.

— Размечтался! — нахмурил он брови. — Через сутки ты окажешься в аду.

В зеркальце я заметил следующее за нами желтое такси. Разумеется, это ни о чем еще не говорило, но быть разиней я более не собирался. Я стряхнул его руку с плеча.

— Не пугай меня адом, детка. Ад для каждого начинается здесь и сейчас.

Подумав над этим, он кивнул.

— Возможно. Значит, твой личный ад наступит завтра.

— Не опоздать бы к началу.

— Будь спокоен: без тебя не начнем.

— Кто это «мы»? — Я медленно ехал в правом ряду, и желтое такси, сбросив скорость, плелось за нами. — Ты со своим толстозадым шефом? С тем плешаком, который улепетывал от меня, как заяц?

— А ну, полегче! — Голос двойника слегка изменился и уже не так напоминал мой собственный. — Не рассуждай о том, в чем ни черта не смыслишь! Надо мной нет шефа, я сам по себе!

Пренебрежительное упоминание о господине в полотняном костюме моего двойника явно заводило. И я подбросил угольку.

— Рассказывай сказки бабушке. Тот плешак вертит тобой, как хочет. Кстати, он похож на гомика. Может, вы с ним сладкая парочка?

Намереваясь вывести его из равновесия, я не рассчитывал на эффект такой силы. С воплем «Ах ты, сволочь!» он вцепился в кисти моих рук и дернул. Руль я удержал, но маштну развернуло поперек движения. Бог весть каким чудом желтое такси не врезалось нам в бок. Там и сям раздались автомобильные гудки. Аварии удалось избежать, но бесноватый мой двойник продолжал дергать меня за руки.

— Не доживешь до завтра, сволочь! Не доживешь!

Пора было с этим заканчивать. Левой рукой я ухватил двойника за волосы и прижал его голову к своему колену, а правой рукой открыл дверцу с его стороны. «Жигуленок» мой меж тем вполне самостоятельно катил вдоль тротуара, и оставалось лишь надеяться, что несообразность эту никто не засек.

— Пошел вон! — я выпихнул двойника из машины. — Завтра придешь с родителями!

Он шлепнулся на тротуар, перекатился и, встав на ноги, показал мне средний палец. Люди безучастно проходили мимо, не обратив на инцидент ни малейшего внимания. Это было странно даже для эгоистичной Москвы. Впрочем, общее невнимание мне лично было только на руку. Захлопнув дверцу, я поддал газу и заметил, как слева меня обходит все то же желтое такси. Оно вырвалось вперед и растворилось в транспортном потоке. Интересное кино получается: детектив, триллер и черная комедия. Жаль, подобная мешанина не в моем вкусе.

По дороге до места встречи я ломал голову, трактуя события так и этак, но вскоре бросил это занятие. Ничто ни на дюйм не прояснилось, только запуталось.

Папаня уже поджидал меня на пустыре возле серебристого «мерседеса». Он был в костюме, при галстуке, и жиденькая его челка была тщательно прилизана вбок. Рядом с боссом жмурился на солнышке Вася, который — во, блин, прикол! — тоже был в костюме и при галстуке. Глянешь — сразу видать: конкретные мужики с важных переговоров. В «мерседесе» находился только шофер — и никаких амбалов. То есть вообще. Что творится на белом свете?

Выдав мне белозубую улыбку, Вася указал на свои часы.

— Опаздываешь, Глеб Михайлович.

— А сам? — парировал я. — Сколько я вчера тебя ждал?

Папаня ослабил узел галстука.

— Пора с вас обоих бабки лупить, — подмигнул он, — в мою копилку.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Ладно, Игнат, — сказал я, — выкладывай, что знаешь.

Плутоватые глазки Папани, оглядев окрестности, уперлись в карман моей рубашки.

— Деловой — спасу нет. Спросил бы, как мое здоровье, бизнесом бы поинтересовался.

Я взглянул на часы.

— О твоем бизнесе, Игнат, меньше знаешь — крепче спишь.

— Во-во! — хохотнул Вася.

Папаня с усмешкой возразил:

— Жизнь меняется, Француз, и не всегда в худшую сторону. Может, посидим в «Арагви»?

— Правда, Глеб Михайлович, поехали! — подхватил Вася. — На часок-другой!

Я поймал вдруг себя на том, что приятельски улыбаюсь этим представителям адаптированного криминала.

— Спасибо, в другой раз. Вот разгребу проблемы… Игнат, выкладывай: времени мало.

Лицо Папани выразило досаду на мою упертость.

— О, кей. Что касается Сычихи, капитана Сычовой то есть, о ней скажу мало. Мент она, вроде, правильный. Работает по особо тяжким. Методы у Сычихи нетрадиционные, за что ее дважды чуть с Петровки не турнули. Сейчас она в группе майора Калитина…

— Что значит нетрадиционные методы? — уточнил я. — Можешь привести пример?

Папаня наморщил лоб.

— Скажем, такой случай. Верь, не верь — за что купил. Накрыли они в Ясенево подвал с оружием и повязали шестерых пацанов. Те, дуболомы, отбиваться вздумали. Двоих Сычиха уделала в драке и во время шмона обнаружила в сумке старшого пакет кокса, граммов триста. Вместо того, чтобы оприходовать этот кокс, как положено, она под угрозой «макарова» заставила задержанного сожрать весь пакет до крошки. Хорошо, бедняга проблеваться успел… Что лыбишься, Француз? Понравилось?

— Как можно? Я возмущен до глубины души.

— Оно и видно. За эту выходку Сычиху распять хотели, но как-то обошлось. Сейчас она ловит отморозка, про которого ты спрашивал. О нем известно еще меньше. Что он подписывается «Француз» — это мелочь. Главное…

— Ни фига себе мелочь! — ввернул я. — Прилепили мне эту кличку, кто-то ее использует, а Сычиха трясет меня!

Вася сплюнул себе под ноги.

— Мы его достанем, Глеб Михайлович. Гадом быть, достанем.

Папаня с усмешкой на него покосился.

— Василий, знаешь, кто ты? Ты энтузиаст.

— Хорош прикалываться, — буркнул Вася.

— Нет, кроме шуток. Ты что ж, лохотрон, думаешь, Глеб уголовки боится? — Игнат бросил на меня лукавый взор. — Глянь, дрожит весь! Угомонись, Василий.

Увы, умный этот ворюга знал обо мне достаточно. И поправить здесь ничего было нельзя, поскольку свидетелей я должен избегать, а не ликвидировать.

— Короче, Игнат, — сказал я. — Говори по делу — и разбежались.

Папаня продолжил с того места, на котором я его прервал:

— Главное, что известно об этом отморозке: дерется он, как смертоносная машина. И людей мочит не по нужде, а из удовольствия.

— Если бы мочил по нужде, — не удержался я, — был бы не отморозок, а путевый пацан.

Папаня, пропустив мою шпильку мимо ушей, продолжил:

— Эта падла скачет по Москве, как блоха: сегодня здесь чморит, завтра — там. Если достанешь его, Глеб, ментам не отдавай, ладно? Братва будет тебе благодарна и за это… Не вскипай. Я понимаю, что нашей благодарностью ты можешь подтереться. Но если понадобится информация, любая…

Я прыснул.

— Игнат, я всегда знал, что мозги у тебя работают. Стало быть, я ловлю отморозка, МУР охотится за мной, а лояльный московский криминал как бы не при делах. Браво, Игнат. Но знаешь, что самое смешное?

Папаня держал себя достойно. Прищурив один глаз, он спросил:

— Что?

— Самое смешное, что меня это вполне устраивает. Все равно проку от вас как от козла молока.

— За козла ответишь, — пошутил Папаня. — Ладно. Если что — звони.

— Непременно. — Я взглянул на Васю. — Срочно разыщи того малого. Похоже, он — важная ниточка.

— Костьми лягу. — заверил Вася. — Без понтов.

Тут мы собрались рвануть в разные стороны: кому в ресторан «Арагви», а кому отморозка ловить. Однако получилось не сразу.

На пустырь прикатил вдруг «москвич» грязновато-красного цвета. Возможно, где-то в подлунном мире существовало еще одно средство передвижения подобной расцветки, но я был уверен, что из этой колымаги, как чертик из табакерки, выпрыгнет сейчас капитан Сычова. Разумеется, так и оказалось. Светлана Анатольевна материализовалась первой, за ней — оба ее вчерашних спутника: здоровяк Серега и суровый мужчина, слинявший из бара до выстрелов. И вся эта удалая троица, лица которой выражали торжество закона, чеканным шагом направилась к нам. Если Игната с Васей появление муровцев как-то взволновало, внешне это никак не выразилось. Папаня лишь расстегнул верхнюю пуговку сорочки.

На муровцах мужского пола надеты были ветровки, под которыми угадывалась выпуклость наплечной кобуры. Сычиха, напротив, одета была по-летнему — джинсы, кроссовки, маечка — и оружия не имела. Но, невзирая на миловидность этой девицы, в серых ее глазах читалась решимость порвать нам пасть голыми руками.

Я тихо спросил:

— Как они здесь оказались?

— Хер их знает, — в полный голос ответил Папаня.

Шагов за пять до предполагаемого контакта суровый мужик предъявил нам удостоверение:

— Майор Калитин, уголовный розыск.

Сидевший в «мерседесе» шофер собрался было вылезти, но Папаня махнул ему.

— Не дергайся.

— А пусть дернется, — предложила Сычиха. — Пусть себя проявит.

Вася оскалил белоснежные зубы.

— Ну и че будет? Че ты сделаешь?

Девушка шагнула к нему, словно ее пригласили на танец.

— Хочешь узнать? Щас узнаешь, испытаешь удовольствие.

Вася начал стаскивать пиджак.

— Ну давай, ляля…

— Захлопни пасть, — негромко приказал Папаня. По выражению его лица стало ясно, как управляет он своим уголовным княжеством.

Вася угрюмо вернул пиджак на плечи.

Сычиха вздохнула.

— Жаль. Мог бы расквасить яйца.

— Капитан Сычова! — прикрикнул майор Калитин. — Держите себя в руках!

Сычиха пронзила его взглядом.

— Слушаюсь!

Ей-богу, она мне нравилась. Если б еще держалась от меня подальше. Но, судя по всему, надеяться на это было наивно.

После неловкой паузы майор Калитин обратился к Папане:

— Дока Игнат Владимирович, вы и ваши люди в данный момент нас не интересуете. Можете следовать по своим делам.

И верзила Серега прибавил:

— Смените заодно подгузники, пацаны.

— Лейтенант Гномкин! — Майор покосился на Сычиху. — Дурной пример, говорят, заразителен.

Смотрел я на них и гадал, на кого рассчитан бездарный этот спектакль. На Доку? Так ведь он и впрямь им не нужен. Если на меня, то зачем? Вывести из себя, сбить с толку?.. Смех просто.

Меж тем майор Калитин выжидал, давая возможность Игнату сесть в «мерседес» и свалить. Папаня, однако, не спешил. Стоя рядом с Васей, он хмуро наблюдал за происходящим. Что было делать майору угро, намеревавшемуся отделить Француза от криминального коллектива? Гнать Папаню именем закона с городского пустыря? Но ведь он, майор, сам же объявил, что против Игната Доки ничего не имеет. Значит, именем закона не получится. Так что же, заламывать мне руки при свидетелях?

Ушлый майор принял соломоново решение:

— Грин Глеб Михайлович, прошу вас пройти с нами.

— Куда? — полюбопытствовал я.

Сычиха, радость моя ненаглядная, ответила без запинки:

— В похоронное бюро, мерку снять.

Майор глянул на нее с осуждением, но одергивать не стал. Затем дал мне правильный ответ:

— Поговорить надо. Можно проехать на Петровку, а можно — у нас в машине. Что предпочитаете?

Я бесшабашно махнул рукой.

— Едем на Петровку.

Они обменялись взглядами. Везти меня к себе в контору, видимо, в их планы не входило. Глядя на ухмыляющегося Васю, капитан Сычова в досаде пригрозила:

— Щас ты у меня поскалишься, подлюга!

Вася вспыхнул, покосился на невозмутимого Папаню и промолчал. А майор Калитин наградил меня скупой милицейской улыбкой.

— Так далеко ехать? В такую погодку?

Я пожал плечами:

— Сами предложили.

— Погорячились, — признал свою оплошность майор. — У нас к вам несколько вопросов. Можем прояснить их прямо здесь.

Сказать, что мне все это надоело — значит слукавить. Во мне клокотало такое бешенство, что я готов был запихнуть этих горе-сыщиков в их красное авто и зашвырнуть куда-нибудь в Гималаи. Весь ужас заключался в том, что мне это было раз плюнуть.

— Извините за назойливость, — возразил я вежливо, — но я вынужден настаивать на поездке в МУР.

— На кой черт?! — вырвалось у майора Калитина.

— Хочу, чтоб у меня взяли отпечатки пальцев.

Троица вновь обменялась взглядами. Они явно были в смятении, о причинах которого нетрудно было догадаться. Майор попытался сделать хорошую мину:

— Господин Грин, позвольте уж нам решать…

— Ну конечно! — перебил я. — На открытках с подписью «Француз» — никаких отпечатков. А на местах преступлений, как говорится, ищи-свищи. У вас, дуболомов, ничего нет…

— Заткни фонтан! — Сычиха шагнула ко мне. — Или я сама его заткну!

Я вздохнул.

— Светлана Анатольевна, уймитесь. Я не в настроении. — И повторил майору, — У вас нет ничего, кроме…

Сычиха прыгнула, целясь пяткой мне в лоб. Убивать, очевидно, не собиралась — просто хотела «заткнуть фонтан». Прыжок, надо заметить, был впечатляющий: леди вспорхнула, точно в балетном «па». Я чуть отклонился, присел и поймал ее на руки. Затем, держа как невесту перед брачной ночью, бережно поставил на травку, развернул к себе спиной и дал коленом под зад. Пролетев метров пять, она грациозно опустилась на четвереньки. Товарищи по работе ошеломленно следили за ее успехами в борьбе с земным тяготением.

— Кому-то прокладки надо менять, без понтов, — не сдержался Вася.

Папаня ему подмигнул.

— Помочь рвешься?

Пунцовая от стыда и ярости, Сычиха, невзирая на окрик майора, вновь ринулась на меня. Не знаю, что она задумала изобразить, но блеснуть мастерством ей опять не удалось. Нырнув девице под руку, я снова оказался у нее за спиной… Нет, от пинка под зад на сей раз я воздержался: это могло войти в привычку. Я лишь обхватил брыкающуюся каратистку вместе с прижатыми к телу руками и в третий раз обратился к ее начальству:

— У вас ничего нет, кроме трупов с открытками. И это за два месяца. Благо, на открытках подпись «Француз». Что бы вы без нее делали?

Майор Калитин сухо произнес:

— Отпустите капитана Сычову.

— Пусти, недоносок! — Сычиха извивалась в моих руках.

Я мотнул головой.

— Не могу, Светлана Анатольевна. У вас черный пояс, я опасаюсь за свою жизнь. — И вновь обратился к ее шефу, — Какие у вас ко мне вопросы? Где я был с шести до девяти? Не смешите, майор. Вдруг выяснится, что под газетными колпаками налетчиков скрываются удалые милиционеры?

Сычиха, замерев на мгновение, перестала извиваться. Майор Калитин хмуро на меня посмотрел, приоткрыл рот, но промолчал. В голове его явно бродили невеселые мысли. Окрысился лишь верзила Серега с пародийной фамилией Гномкин.

— Думайте, что говорите! Какие у вас основания подозревать милицию?!

Вместо меня ответил Вася:

— Во, блин! Да я тебе вагон оснований выкачу!

Внезапно ситуация изменилась. Не успел Вася выкатить обещанный вагон, а Игнат — умерить его пыл, не успел лейтенант Гномкин затеять ссору, а майор — ее пресечь, не успела Сычиха вырваться из моих рук, а я — придать ей нужное ускорение, как возле Папаниного «мерса» лихо затормозил “BMW” цвета капучино с джипом сопровождения позади. Если так пойдет и дальше, маленький наш пустырь вскоре будет напоминать полигон во время боевых учений.

Я отпустил Сычиху, и она, утратив агрессивность, воззрилась на “BMW”, из которого вышел сухопарый господин лет шестидесяти в светлом костюме и с тросточкой. Два накачанных амбала конвоировали его по бокам. Из джипа выскочили еще четыре амбала и расторопно прикрыли корму хозяина. Господин с тросточкой степенно приблизился к нашей скульптурной группе.

— Игнат, — произнес он капризно, — стол накрыт. Я не привык ждать.

Папаня выразительно посмотрел на офицеров МУРа.

— Обстоятельства, Павел Тимофеевич. Обстоятельства выше нас.

Лицо Павла Тимофеевича, все в мелких морщинах, вроде бы улыбалось, но водянисто-голубые глаза, пристальные и холодные, этой улыбке явно противоречили.

— К черту обстоятельства, Игнат. Я жрать хочу. — Он обвел взглядом присутствующих. Майор Калитин непроизвольно вытянул руки по швам. И сухопарый господин строго проговорил, — Всех знаю. — Он указал на меня тростью. — А этого — нет.

Я чуть поклонился.

— Странно, что я существую.

Сычиха скосила на меня глаза едва ли не с симпатией.

А господин с тросточкой обратил взор на Папаню.

— Тот самый Француз? Да, Игнат?

Плутоватые глазки Игната избегали смотреть в мою сторону.

— Да, Павел Тимофеевич, в общем-то…

— Майор Калитин! — гаркнул я. — Либо едем на Петровку, либо адье, как говорят французы!

Майор не отозвался: он ел глазами господина с тросточкой. И тот, словно только что майора заметил, состроил удивленную мину.

— Чем занимаешься, Алексей? Бандитов ловишь?

У майора Калитина вспыхнули уши.

— Да так, Павел Тимофеевич… — пролепетал он. — Просто возникли кое-какие вопросы.

— К нему? — Павел Тимофеевич указал на меня тростью. — Брось дурить, Алексей Иванович. Мне за него поручились.

— Но извините, — запротестовал майор, — все же мы обязаны проверить…

— Не там ищешь, олух! — взвизгнул вдруг господин с тросточкой. — Хочешь себе проблемы?

— Да нет, Павел Тимофеевич, я просто…

— Вали отсюда, Алексей! Забирай своих шавок и вали!

Красный как рак майор Калитин двинулся к “москвичу”. Лейтенант Гномкин с каменной физиономией зашагал рядом. А Сычиха, проходя мимо господина с тросточкой, процедила:

— Я не шавка, Хлыст. Заруби это на носу.

И господин из “BMW” несолидно огрызнулся:

— Вали, вали, не отсвечивай!

“Москвич” с муровцами уехал с пустыря. А мне оставалось лишь гадать, кто такой этот Павел Тимофеевич — непрошенный мой благодетель. Объект моих недоумений меж тем подошел ко мне с улыбочкой.

— Ну, как я это разрулил? — Он хлопнул меня по плечу и был весьма удивлен, что плеча на месте не оказалось.

— Блестяще, — ответил я. — Но не стоило хлопот.

— Да ну, какие хлопоты? Рад был помочь. — Он вновь попытался хлопнуть меня по плечу — и ладонь его опять чиркнула по воздуху. Ему это не понравилось, но он продолжал улыбаться. Лицо его в мелких морщинах выглядело, как треснувшая яичная скорлупа. — Смотрю, вы мужик увертливый. Ценю.

Я слегка шаркнул ногой.

— Приятно слышать.

Ехидство мое от него не ускользнуло, его водянисто-голубые глаза приобрели штормовой оттенок.

— Говоришь, он жутко крутой? — обернулся он к Папане. — А я вот сомневаюсь.

Игнат занервничал: наше столкновение, очевидно, в планы его не входило.

— Можешь сомневаться, Пал Тимофеич, только поехали жрать. Ты, вроде, с голоду помирал.

Словно прикинув что-то в уме, Павел Тимофеевич произнес:

— О, кей, Француз, едем в “Арагви”. Потолкуем за обедом.

— О чем? — спросил я.

— Там узнаешь. Лезь в машину.

— Спасибо. Жрите без меня.

Казалось, он огреет меня тростью. Но он (то ли благоразумие возобладало, то ли я был ему зачем-то нужен) лишь приказал:

— Ты поедешь.

Вася, которому хорошо было известно, чем все могло кончиться, пробормотал:

— Ну, блин, Пал Тимофеич…

Игнат поспешно предложил:

— Отстань, Хлыст. Человек не голоден, у него диета. Поехали, пора сделку обмыть.

Но господин с тростью, похоже, сделался невменяем. Глаза его присосались ко мне, как пиявки, губы подрагивали от злости.

— Лезь в машину. Нужно обсудить кое-какой проект. Не залупайся, фраер.

Возможно, у Павла Тимофеевича временно помутился рассудок… Возможно, он просто не переносил ни в чем отказа. Копаться в этом у меня не было ни малейшей охоты. Я взглянул на побледневшего Папаню.

— Надрать бы тебе уши, Игнат. И за приглашение в “Арагви”, и за случайную эту встречу.

Игнат промолчал. Еще бы! Ему с милым этим дядюшкой предстоит деньги делать, и небось немалые. Ладно, мне-то что? Я направился к своему “жигуленку”.

— Стой! — приказал Павел Тимофеевич. И, поскольку я не внял, крикнул одному из охранников, — Давай, Гринь! Ткни его мордой в дерьмо!

На что Игнат угрюмо заметил:

— Хлыст, я тебя предупреждал.

На пути моем возник амбал, меланхолично жующий жвачку. На сонной его физиономии читалось: “Мне лично ты — до фени. Но раз хозяин приказал…” Он встал в низкую стойку и приготовился к атаке. Боже, как они все надоели! Сколько их было за двести с лишним лет!.. Я дал ему шанс.

— Тебе за это не платят, — сказал я. — Ты не обязан выполнять прихоти клиента.

“Клиент” хохотнул за моей спиной.

— Давай-давай, проповедуй. Вмажь ему, Гриня!

Мой призыв к благоразумию пропал втуне. Парень выбросил правую ногу, целя мне в лицо. Я отклонился, не сходя с места, и уведомил:

— Какую ногу поднимешь, ту и сломаю.

Не знаю, серьезно ли он отнесся к моим словам, однако жвачку выплюнул. Затем сделав руками обманку, левой ногой попытался ударить меня в голень. В момент его движения я сам нанес ему удар под колено. Послышался короткий хруст. Он завалился с воплем набок, обхватив сломанную ногу. Все это было до тошноты глупо и предсказуемо. Но, как обычно, урока никто не извлек.

Пока охранники суетились вокруг подбитого коллеги, а Игнат с Васей пытались урезонить бесноватого Павла Тимофеевича, сей последний, не желая вовсе урезониваться, издал воинственный клич:

— Серый, давай! Уделаешь его — проси что угодно!

И, разумеется, Серый не устоял. Обогнав меня возле “жигуленка”, он заслонил водительскую дверцу. Детина был приземист и широк в плечах. Ухмыляясь кривыми зубами, он вступил со мной в переговоры:

— Давай без каратэ-шмаратэ. Согласен?

— Можем вообще разойтись миром, — предложил я.

Он мотнул квадратной башкой.

— Не-а, драться будем. Но давай боксом, до нокаута. Согласен?

Ну до чего славный парень. Передо мной покачивался и приплясывал типичный полутяж, вес которого превышал мой килограммов на десять. И вот, стало быть, этот умник предлагал мне биться по-джентльменски против пудовых его кулаков. И, что забавно, он почему-то рассчитывал на мое согласие. Я бы оказался скотиной, если б его разочаровал.

— Идет, — кивнул я. — Бью в солнечное сплетение, минут за десять очухаешься.

Он заухмылялся и восплясал пуще прежнего. Затем попытался достать меня джебом. Затем согнулся пополам и рухнул на щебенку, не успев заметить, что с ним произошло. Мышцы живота у него были как литые. Но не для Мангуста. Надо ли говорить, что никакой радости от победы я не ощутил? Только грусть и горечь. Всегда только горечь.

Галдящие за моей спиной «зрители» в недоумении примолкли: как-то слишком быстро свалился Серый, не оправдал ожиданий. Открыв дверцу «жигуленка», я оглянулся. Папаня с Васей понуро уперли зады в «мерседес». Они опасались моего гнева. Зря.

А Павел Тимофеевич, господин с тросточкой, не опасался ничего абсолютно. Более того, как ни странно, он выглядел довольным. Вот его я бы взял за горло… Однако сел в машину и уехал.

Не хвали меня, Стив Пирс. Я отпустил мерзавца не потому, что сохранил хладнокровие воина, и не из уважения к заповедям Мангустов. Я не прибил господина с тросточкой лишь потому, что мне было жаль его охранников, которых пришлось бы заодно покалечить. Но для тебя, учитель, в этом все же есть утешение: школярские мои выходки иногда совпадают с правилами.