Будни лейтенанта Барсукова

Борис Седых

Первые годы становления, как офицера, молодого лейтенанта – наиболее тяжелые, но вместе с тем наиболее яркие и запомнившиеся каждому, кто прошёл этот путь. Это история про Крайний Север, беззаветную любовь к морю и к своему делу, повседневную жизнь подводников на кораблях и на берегу, редкие праздники, крепкую дружбу, любовь, поиск своего места в жизни. Книга содержит нецензурную брань.

CHALLENGE!

Примерно через неделю плавания Бася сдал на самостоятельное несение штурманской вахты, теперь он прокладывал секретный курс атомохода с 4:00 до 8:00 и с 20:00 до 24:00 так, чтобы, отстояв вахту, успеть ещё чем-нибудь скрасить свой досуг: например, поприсутствовать на бесконечных занятиях и отработках. Сразу после смены в 8:00 он шёл на завтрак, затем спускался по мелким текущим делам в гиропост к своей матчасти, в 9:30 — отработки по борьбе за живучесть, в 11:00 — занятия по специальности или политические занятия, в 13:00 — обед, после обеда устранение каких-нибудь постоянно вылезающих проблем с приборами, за которые отвечал собственной честью, в 17:00 начинался ужин, в 20:00 — опять вахта. На сон приходилось урывать буквально минуты в перерывах между учёбой и текущими важными делами. Стоя же на вахте, он мог полностью себя отдать педагогическому процессу, реализовать недюжинный талант.

Штурманская вахта начиналась с доклада гиропоста.

Бася брал гарнитуру «Каштана» и, нависнув телом над автопрокладчиком, вызывал:

— Гиропост — штурманская.

— В гиропосту по боевой готовности номер два (подводная) заступила третья боевая смена, — докладывал старший смены ТЭНГ-3 Владимир Грейсер по кличке Вова Крейсер.

— Есть, гиропост. Вова, давай Сайфуллина в штурманскую, — так теперь начиналась каждая смена.

Зайчику на карте, обозначающему место подводного крейсера в мировом океане, больше часа предстояло ползти по прямой, навигационный комплекс в строгом инерциальном спокойствии — все три канала выходных навигационных параметров рисовали волны малой амплитуды, как змейки трёх цветов, то расходясь, то переплетаясь вместе; в магнитофоне Desireless — Voyage, voyage; кофе из фирменной командирской кофемашины с принципом работы парогенератора заварен для старпома, заступившего на командирскую вахту. С камбуза ожидается вестовой с бутербродным провиантом. Всё под контролем!

Через некоторое время возле порога штурманской рубки начинает ошиваться щуплая фигура штурманского электрика. Вид у военмора плачевный. РБ на два размера больше, бесформенный мешок перетянут ремнями ПДУ и потому топорщится во все стороны. На ногах заношенные тапочки, как ласты у пингвина, вид самый жалкий и печальный. Казалось бы, обнять и плакать, но оставались яркие человекоподобные черты — чёрные как смоль буравчики глаз с лукавством проглядывали из-под нависших бровей.

— Ну что, шайтан-бабай, явился?

Бася в первые дни хотел убить Сайфуллина и по частям избавиться от трупа ненавистного татарина через ДУК (камера для дистанционного удаления камбузных отходов) в районе Гренландии, но, благодаря челленджу, брошенному акустику, матрос остался жить — на перекрёстке дорог, с большим камнем на перепутье, яркий полумесяц и звезда пророка подсветили Сайфуллину извилистую и сильно ухабистую дорожку перевоспитания: ему предстояло кардинально и очень глубоко изменить свою личность, максимально развить интеллектуальные способности, глубоко зарытые среди бахчевых извилин мозга. Возникли убедительные причины самого себя причислить к Homo sapiens.

Бросив оценивающий взгляд на вошедшего, Бася решил начать с внешнего вида — негодно штурманскому электрику походить на трюмных из железных и промасленных трущоб турбинного отсека.

— Ну-ка, сынку, повернись, — Бася увесистым шлепком по затылку наклоняет голову матроса, плюёт на палец и протирает им шею — палец от сажи становится аж чёрным.

— Сайфуллин, чёрт, ты когда последний раз мылся? Давай раздевайся, начнём с телесного осмотра. Снимай РБ, не стесняйся, считай меня теперь своим персональным врачом.

Будучи таким образом принуждённым, Сайфуллин послушно стаскивает штаны РБ, под которыми не обнаруживается элементарных трусов.

— Где твои трусы, придурок? — мысленно Бася готовил себя к любым поворотам событий, но такого проявления эксгибиционизма никак не ожидал.

— Я их постирал, тащ, а шайтан украл.

Бася, взирая на незадачливого подчинённого, подумал: «Да, если человеку не везёт, то уж не везёт во всём». Здесь же по «Каштану» вызвал наверх командира отделения, через пятнадцать секунд появился чистый, выглаженный, с иголочки, годок:

— Да вы что, тащ лейтенант? Кому нужны трусы Сайфуллина?

Бася решает собрать консилиум — вызывает с гиропоста остальных «докторов-мичманов». Появляются СКЭНГ Александр Николаевич и ТЭНГ-3 Вова Крейсер — оба здоровые детины, те тоже не ожидали увидеть Сайфуллина без трусов в штурманской рубке.

Картина маслом в духе соцреализма: три богатыря с суровыми лицами окружили тщедушного баскака, тот стоит в центре круга в одной куртке РБ и ПДУ, а они думу думают, что с этим чудом им теперь делать, а точнее — с чего начать.

— Так, всем слушать мою команду, — три пары глаз обратились в сторону лейтенанта, — сейчас будем Сайфуллина учить мыться.

Бася, не откладывая дело в долгий ящик, берёт гарнитуру и вызывает пульт ГЭУ (главная энергетическая установка), спрашивает, можно ли срочно помыть матроса. Те дают добро, но предупреждают, что горячей воды не будет.

— Немного не повезло тебе, Сайфуллин, но чистота требует жертв.

Александр Николаевич берёт бедолагу за шкирку и тащит в пятый отсек, в душ. Сайфуллин стаскивает РБ, обнажая обтянутый смуглой кожей скелет — это и понятно, человек на бахче работал, дыни — овощи-фрукты — под палящим солнцем день-деньской собирал.

Кинули бахчевода на деревянный пайол, один мичман держит за руки, другой — за ноги, а офицер трёт нещадно грубой лыковой мочалкой матроса в мыльной пене, кричащего от боли, причиняемой сдиранием кожи вместе с грязью.

— Ты только потерпи, Сайфуллин, а я сделаю из тебя человека. Обещаю, родная мать тебя не узнает, — приговаривал Бася, который в эту минуту начинал испытывать к истязаемому им матросу в какой-то уже глубокой степени родительские чувства.

Затем включили душ и перенесли тело под холодную воду — взбодрить матроса. Процедура повторилась и — о чудо!

Оказалось… Сайфуллин вовсе и не смуглый — по факту смытия мыльной пены предстал чистый и даже розовый, посвежевший как огурчик. Ему тут же выдали новые трусы, носовой платок, который он впоследствии так и не использовал, а продолжал сморкаться в ветошь — но это, как говорится, издержки воспитания.

В качестве вишенки на торте Бася достал ножницы и, не отходя от кассы, собственноручно подстриг чистые рыжие волосы матроса — правда, это было первый раз в жизни, когда кто-то осмелился доверить Басе свою голову, зато теперь Сайфуллин был единственным матросом на корабле, которого персонально стриг офицер.

Из опыта, в общем и целом, привитие любви у матроса к чистоте на подводной лодке занимает примерно месяц. Теперь каждое утро начиналось с осмотра внешнего вида:

— Кругом! Шею показать. Грязная, — дальше следовал булебях по шее, через неделю матрос приучился мыть шею и подобным образом одну за другой все части тела, а через два года из гадкого утёнка матрос превратился в расправившего крылья «лебедя-годка» из славного и достойного племени узбекско-татарского народа.