Поезд в новую жизнь

Игорь Александрович, 2022

Повесть рассказывает о первых шагах молодого человека после получения первого офицерского звания – лейтенант. Путь к новому, а тем более – к первому месту службы, оказывается, может быть тернист, прихотлив и извилист. А выкрутасы судьбы порой непредсказуемы. Содержит нецензурную брань.

Часть 1.

–… провожающим просьба выйти из вагонов!… Скорый поезд 59 Кисловодск — Новокузнецк отправляется со 2-го пути… — в третий раз объявил динамик.

— Проходите… проходите… отправляемся! — засуетилась проводница у дверей вагона.

Я поцеловал маму, обнялся с отцом и с братом и заскочил в вагон. Проводница заступила на пост у дверей загораживая все на свете и я прошел по коридору к купе. Медленно-медленно за окном поплыл перрон. Родители с братом махали мне на прощанье и стояли под моросящим дождиком так одиноко…

Прощаться с родными всегда грустно. Особенно когда уезжаешь из родных краев непонятно куда. Непонятно на какое время. Неизвестно когда встретимся снова. Как там все сложится в этих неизвестных краях? Да и вообще… Грустно.

Поезд медленно набирал ход в темноту ноябрьской ночи. За окнами горели яркие огни Кисловодска. Вот проезжаем арку железнодорожного моста у каптажа Желябова… дорога ныряющая в арку, выныривающая с другой стороны на площадь перед Домом связи освещается оранжевым светом фонарей. Блестит мокрый асфальт. Гуляют прохожие, непонятными тенями шевелятся деревья… На душе грустно, если не сказать тоскливо.

Набравший было ход поезд тормозит и останавливается. Поезда всегда останавливаются в этом месте по непонятной для меня причине. Зачем разгоняться, что б потом тормозить? Проверяют тормоза? Что тогда стоять так долго… Устраиваюсь в купе возле окна. В окнах вагона ярко отражается купе, коридор, двери… улица в темноте ночи плохо видна из света в купе…

Символично, все же, что снова поезд увозит меня к новому периоду моей жизни. Можно даже сказать к новой жизни… Детство прошло, я закончил школу. Поезд так же увозил меня в Юность. Я поступил в училище, отучился и окончил его. Закончилась Юность. Ну может и не совсем закончилась, но почти… и теперь снова поезд, снова отсюда же, увозит меня в следующий период моей жизни — во взрослую жизнь. Как-то там оно всё сложится? И жизнь, и служба, и моя судьба?

Постояв одну-две минуты поезд плавно трогается и набирает ход. В темноте проплывают хорошо знакомые места: вот громада пансионата «Солнечный», вот исписанная непонятными каракулями глухая стена стадиона… Поезд сейчас идет параллельно проспекту Победы. Проспект ярко освещен, даже не смотря на морось гуляют люди, спешат в теплоту дома, проносятся машины… родители наверное уже едут домой… Мелькнул старый стеклянный вокзал Минутки — ещё одной остановки в черте города.

Мелькают огни домов, светофоров, машин. Вот высотки на въезде в город. Светятся огни окон. Люди наверное смотрят телевизор, ужинают… вон там веселятся… а тут едешь себе в неизвестность (чуть не подумал: никому не нужный). Вот ярко освещенный пост ГАИ на въезде в город. Колеса стучат по мосту. Подкумок в темноте не виден. Днем здесь отличный вид на Новое озеро, на крутые обрывы предгорий Боргустанского хребта, а сейчас темень и ничего не видно. Вон те красные огоньки — наверное телевышка над городом, мелькает хорошо освещенная развязка перед въездом в город, а вот эта россыпь огней — новый автовокзал…

Поезд разворачивается прочь от города. Купе пока пустое, как и большинство в вагоне. Нет, поезд не поедет пустым, просто заполняться вагон будет постепенно по всем станциям КМВ. Я поднимаюсь и иду к проводнице за комплектом белья. Проводница давать белье не хочет, выдача белья у неё по плану после Минеральных вод, но я её все же уговариваю.

Поезд пробегает Подкумок. Я достаю из чемодана новенький бордовый спортивный костюм. Карманы на животе. Если развести руки в стороны, то рукава мастерки как крылья летучей мыши. Оригинально и, наверное, модно. Штаны только в низу на резинках — мне не очень нравятся. Лучше бы сделали прямые и на молниях внизу… Быстро переодеваюсь, затаскиваю чемодан снова на верхнюю багажную полку. Ох и тяжеленный же… Поезд проскакивает Белый Уголь. К Ессентукам успеваю застелить постель, повесить шинель, китель на вешалки, рубашку и брюки разместить над полкой. Все равно все помнется, но хоть не сильно.

Ессентуки загружают ещё порцию пассажиров. Ко мне в купе садятся бабка с, наверное внучкой, лет 12. Шумно раздевается, располагаются, поминутно охая распихивают вещи под полки, рассаживаются… Бабка не высокая, круглая, пыхтящая, седая, с небольшой косичкой, круглое, доброе, располагающее лицо с мясистым носом, небольшими глазами в паутине морщин. Одета в вязаную серую кофту, поверх пестрого платья. Меховые сапоги тут же сняла, запихала под полку и одела домашние тапочки. Производства кисловодских цеховиков. Внучка, или кто она там, обыкновенная девчушка с конопушками и косичками, тут же забралась на полку к окну и уткнулась в какую-то книжку. У внучки, как я понял тоже верхняя полка.

Я выхожу в коридор что б не мешать, но и тут суетится народ с чемоданами, сумками, пакетами. Приходится то заходить в купе, пропуская, то выходить обратно.

Снова медленно поплыл перрон… провожающие машут руками… мимо окон проплывает знакомый навес ЖД вокзала… мелькнула привокзальная площадь с отражениями огней светофоров на мокром асфальте. А родители уже дома наверное. Или нет. Маму отец наверное завез домой, а сам с братом поехал ставить машину в гараж…

Скачки. Белоснежные стены ипподрома со шпилем проскакивают мимо и скрываются в темноте. Грусть не проходит. Погода под стать настроению — местами накрапывает дождик… Вот вдоль железной дороги спешит красный трамвай с ярко освещенными окнами. Люди наверное спешат по домам после работы…

Пятигорск. Новая порция пассажиров… Современный светлый вокзал уплывает назад… люди спешат под навесы прятаться от мороси. Поезд разворачивается и в ночи видны красные огоньки телевышки на Машуке.

Иноземцево. 2 минутки стоим. Родители наверное ужинать сели. Дома тепло, тихо… Хорошо дома!

Бештау. О, сколько народа. Здесь пересадка из Железноводска. Гам, толкотня.

Поезд из леса и гор разворотом вырывается на равнину. Впереди россыпью переливаются огоньки Минвод. Днем бы отсюда отлично была видна Змейка, и вдалеке Бештау. Сейчас, в темноте только мелькают огоньки пригорода Минвод. Проскакивают пригородные пустые, неуютные платформы «5км», «3 км»…

Минеральные воды. Здесь к нам в купе добавляется последний попутчик, мужичок неопределенного возраста. Скорее даже дедок. Лет 60. Плюс-минус. Невысокого роста. В толстой, мешковатой, теплой куртке. С хорошей лысиной, бородой и усами. Возле глаз заметно морщин. С чемоданом, сумкой, авоськой и шапкой-ушанкой в руках.

В Минводах народу садится обычно мало, за то поезд стоит необычно долго, по часу стоит, а иногда и больше… Опасливо покосившись на шинель — документы, деньги и билеты во внутреннем кармане — выхожу на перрон покурить. Авось сразу, пока не знают друг друга, не сопрут.

Наш, предпоследний вагон стоит почти напротив здания вокзала. Красиво подсвечена белая колоннада, сквозь колонны виден орел на фонтане — символ Минеральных вод. Блестит мокрый асфальт перрона. Суетится народ. Ну так… не тепло. Но и не шапку-ушанку носить, — вспоминаю я мужичка-старичка. Промаявшись долгую стоянку, перекурив пару раз, наконец дождался отправления поезда. Все. Прощай родной Кавказ. До свидания Кисловодск. До нескорой встречи родители. 20.30 Мама наверное убирается на кухне. Папа смотрит новости. Леня наверное тоже дома. Им хорошо, им никуда не надо…

Пока я курил соседи переоделись. Внучка оказалась в модном спортивном костюме «адидас», под столом стояли синие, адидасовские же кроссовки, не проста видно внучка. Бабка её оказалась в теплом пестром, ярком, полосатом узбекском халате. А старичок в теплой байковой рубашке в синие клетки с белыми полосками и спортивных штанах. Рукава у рубашки он чуть закатал. Руки морщинистые, с выпирающими венами.

Минводы остаются в дали. Поезд стучит колесами в темноте, освещая окнами деревья лесопосадки вдоль дороги. За окнами снова начинается дождь.

Проводница приносит белье и ещё раз проверяет и забирает билеты. Мы, наконец то, остаемся предоставлены сами себе. Я снова выхожу в коридор, остальные жители купе по очереди, стараясь не мешать друг другу застилают постели, располагаются.

— Ну что?! — мужичок-старичок вопросительно обводит нас взглядом. — По чаю и на боковую?

Возражений нет. Немного знакомимся. Бабка с внучкой едут в Саратов. Я — до Челябинска. Старичок выразился как то неопределенно, то ли Уфа, то ли Аша, я не понял, а переспрашивать не стал, мне все равно, куда он едет. Допив чай, перекурил в тамбуре, забираюсь на свою полку. Старичок беседует с бабкой о достоинствах и недостатках санаторно-курортного лечения.

Мне грустно. Даже немного тревожно на душе. Как то все сложится? Может даже где то немного страшновато от неопределенности. Спать не хочется. За окном темень. Заняться нечем. Тоска…

Взгляд цепляется за мои чемоданы… Чемоданы… Чемоданы это что то…

Выпуск в училище прошел и радостно, и как то обыденно одновременно. Наверное я перегорел в предвкушении праздника. Товарищи говорили, что непривычно ощущать себя уже офицером, а не курсантом. Я уже относился к этой перемене спокойно, как к само собой разумеющемуся факту. Хотя ещё совсем недавно эта мысль приводила меня в эйфорию — за погоны трудились, бились 4 года, меня вообще чуть не отчислили на 2 курсе, и вот наконец победа. Обыденно были получены в канцелярии предписание и прочие документы, деньги. И все. Ты уже окончательно, предоставлен сам себе. Как сказал начальник училища: вылетели из гнезда — счастливого полета!

В предписании значилось, что 25.11 к 9.00 быть в Чите в штабе 23ВА. День прибытия учитывал проезд на поезде. В случае с самолетом надо было вычесть 6 дней из отпуска.

В Читу! Забайкалье… Кому то в ЮГВ, кому то в Забайкалье. Сука, даже знаю кому! Отец дальше Красноярска в своих путешествиях на Восток не продвинулся. А мне вот сразу же «повезло» попасть… В тех краях из нашей авиации только «придворный» полк в Чите и транспортный в Укурее. И ещё в Улан-Уде по моему что то есть. Куда то да распределят.

Месяца за 3-4 перед выпуском приходили КГБшники, «сватали» желающих в авиацию КГБ — в Аральск и Байконур. На Байконуре я жил мальчишкой, и как то туда больше не хотелось. Да ещё и не известно, в Ленинск попадешь или в Аральск. С моей «везучестью» — так точно в Аральск, а там дырище и Ан-2. Я отказался. И вот Чита. Ещё неизвестно, что лучше, что хуже, в Ленинске хоть снабжение Московское, а в Чите неизвестно как…

По приезду домой после выпуска сразу отправились с отцом в кассы — покупать билет до Читы. С билетами в стране всегда, сколько себя помню, напряженка. Всегда надо брать заранее, выстаивать очереди, чуть не с ночи записываться… Тем более у нас, на курорте. Знакомых в кассах не было. Билетов на поезд тоже. Тем более на самолет. Ни прямого, ни кривого… Несколько дней ходили в кассы, стояли в очередях. Ездили и в Ессентуки и в Минводы… В конце концов каким-то чудом взяли билет: на 18.11., поезд №59 Кисловодск — Новокузнецк, до Челябинска, отправление в 18.50 московского. 22 вагон, между прочим. Никак, кроме как чудо, это действительно назвать было нельзя: все предыдущие дни билетов не было, а тут вдруг раз! И есть! В Челябинске предстояла пересадка на какой-нибудь другой, уже прямой поезд до Читы, или как получится, но билеты все равно надо было покупать там. Как их там покупать я представлял с трудом. Если их уже сейчас нет. Я так подозреваю, что если бы из Челябинска до Читы билеты были, то мне продали бы билет с пересадкой. Но нет. Билетов нет.

И как быть, если я опоздаю в Читу? В любом случае пока на ситуацию я повлиять никак не мог и по этому волновался, переживал, но гнал черные мысли подальше. Старался гнать. Чем ближе приходило время отъезда, тем труднее было отгонять эти самые черные мысли прочь. Знаете, сидишь, шашлык ешь, к примеру, и шашлык вкусный и коньячок тоже, природа, дача, отличное настроение… а тут вдруг мысль в голове: как добираться то будешь? Из Челябинска? И все настроение коту под хвост…

И ещё была проблемка. Так, мелочь. Вещи. Вещей было достаточно много и я озаботился чемоданами. Даже не так. Много было тех вещей, которые надо было брать с собой. Форма, белье, обувь… Положим поеду я в повседневной. Но ещё парадка. А представляться положено в ней. А шинели? Две. И обувь. Сапоги! А гражданка? А бытовые мелочи? И багажом или посылкой не отправишь, потому что неизвестно куда.

Один, большой, чемодан у меня уже был. Но вещей было гораздо больше, чем могло в него влезть. Отец, то ли в шутку, то ли в серьез, предложил выбрать из его чемоданов какой понравится. Это из тех самых чемоданов с которыми, сколько себя помню, мы ездили в отпуска. Которым сто лет в обед. Большие, тяжелые, из реек и прессованного картона, с наружи обтянутые дерматином, обклеенные обоями внутри, коробки с ручками и замками. Светло коричневый, почти оранжево-рыжий и темно коричневый почти серый. С такими сейчас уже и не встретишь никого. По объему они одинаковы, но я склонялся взять рыжий. Рыжий симпатичнее. Но мама присмотрела в магазине огромный, желтый, искусственной кожи чемодан. «Мечта оккупанта». Верх и низ у него мягкий, да в добавок он опоясан ремнями с замками — так что запихать в него можно очень много.

Моей целью было уменьшить количество увозимого с собой. Все, без чего я мог обойтись, хотя бы теоретически, я откладывал в сторону. У мамы, казалось, цель была диаметрально противоположная. Все на свете, по её мнению необходимое, она пыталась заставить меня взять с собой. Сборы выводили меня из себя. Не успеешь выбросить из чемодана кроссовки, как они, уже тщательно помытые, и завернутые в газету, и засунутые в целлофановый пакет, снова лежат в чемодане. Или зачем мне осенняя куртка, если сейчас зима уже на носу? Вот, кажется уже все готово. Распределил, что на себя, а что в чемодан. Все уложил, утолок, упаковал, утрамбовал. Отвлекся на пару часов и на чемоданах появляется новая куча пакетов, свертков, просто свернутых «совершенно необходимых» в дальних краях вещей. Ну что ты будешь делать?!

В итоге в дорогу все же получились два набитых под завязку больших чемодана. В «мечту оккупанта» утрамбовал все армейские вещи, обувь, все то что не надо прямо сию минуту, с таким расчётом, что б в этот чемодан вообще не залезать до места назначения. В тот что чуть поменьше уложил белье, гражданку, документы, спортивный костюм, — то что может и в дороге пригодится. Чемоданы получились неподъемные. Здоровые. Килограмм по 20, или даже больше. Я еле их тащил. Отец посмеивался в усы и успокаивал, мол не переживай, не на себе же везти, поезд везет. А на вокзале, говорит, возьми носильщика, если у тебя сил нет. Ага, носильщика… Я так и представил, как в каком-нибудь гарнизоне, на Богом забытом полустанке, выстроенных в ряд носильщиков, которые меня дожидаются, что б донести мои чемоданы. А мама хотела ещё дать мне сумку с едой.

— Ну мама! — возмущался я. — Как же я её тащить буду? У меня же не десять рук.

— Ничего, — убеждала меня мама, — в вагон сумку я тебе помогу донести, а пока до Челябинска доедешь все съешь и она легкая будет…

Как мама ни уговаривала, я был категоричен: не возьму и все. Как буду питаться? Знаю сам как, большой уже. А ещё она хотела дать мне пакет с постельным бельем. Мол дадут общежитие, а на чем спать будешь? Не передать сколько нервов стоили мне эти сборы в дорогу. В конце-концов мама сдалась и махнула на все рукой: собирайся как хочешь, тебе жить.

Лежал я на полке, смотрел на чемоданы и представлял, как с ними я буду мучиться по вокзалам. Да ещё в кассу, за билетами стоять… если чемоданы в стороне поставить, то украсть могут, а с собой в очередь не возьмешь, в очередях народу вон сколько… в автоматическую камеру хранения они не влезут, только в простую, если будет… А родители дома наверное уже спать собираются. Дождик звенит жестью подоконника на лоджии. Мокрый орех под окном машет ещё не опавшими редкими орехами на ветвях…

Вагон убаюкивал нежно покачиваясь на ходу, преодолевая непонятно какие ухабы. Поезд целеустремленно поглощал километры пути к моему пока ещё неопределенному, но явно светлому будущему.

Утро разбудило меня ярким солнечным светом и уютным позвякиванием чайных ложек в стаканах. Дождя, хмари, низкой облачности не было и в помине. За окнами поезда лежал снег. «Так вот, — подумал я. — в Кисловодске тепло. Ну может дождик. Дома завтракают наверное. А тут уже зима!». Вчерашней ностальгии и грусти уже не было. Ну и хорошо!

— Доброе утро! — я свесил голову с полки.

— Доброе…, — в разнобой поздоровались попутчики. Бабка с внучкой завтракали. Дедок изучал газету помешивая сахар в стакане чая. Что ж пора вставать. Быстро умывшись я, подстраиваясь под качки вагона, принес стакан чая.

— Разрешите я тут с краешку…

— Присаживайся, не спрашивай! — приветливо заговорила бабка освобождая мне часть стола. — Угощайся вот, не стесняйся… — бабка придвинула ко мне раскрытый пакет с вареной курицей, хлеб, яйца. Самая ходовая вагонно-поездная еда. Интересно, как она это все наготовила, если была в санатории?

— Нет, спасибо, — отказался я.

— А что так? — стала настаивать бабка, — али не нравится что?

— Нет, все в порядке, просто не голоден, — отбивался я. — Только проснулся же…

— Правильно, — поддержал меня старичок. — сейчас же Котельниково будет! — сказал так, как будто все вокруг знают, это Котельниково. — Там уж закупится!

— А что Котельниково? — спросила старуха. Внучка оторвалась от кроссворда.

— Как это что? — мужичек отложил свою газету. — Да в Союзе нет больше такой станции! Даже Слюдянка и то ерунда, по сравнению с Котельниково. Вот приедем сами увидите!

— А что Слюдянка? — повторилась бабка.

— Э-э-э… — старичок помолчал собираясь с мыслями, — видите ли Наталья Федоровна…

«Оказывается они уже познакомились», — подумал я.

— Страна у нас большая. И по всей стране проложены рельсы, ходят поезда, ездят люди, — начал из далека старичок. — И станций очень много. Некоторые станции славятся своей историей. Другие архитектурой. А есть ещё станции которые славятся едой.

— Едой? — переспросил я.

— Ну да, едой. Не на всех станциях едой торгуют, но есть и такие. Тебя как зовут? — спросил меня старичок.

— Игорь.

— А меня Николай Степанович. — представился мужичок-старичок. — Пассажирам же кушать в дороге хочется, вот местные и подрабатывают. Выносят к поездам свою стряпню. И пассажирам хорошо, и местным заработок. Не на всех конечно станциях, потому, что милиция гоняет, а на некоторых.

— Да на всех же станциях буфеты есть, кафе… и в поезде ресторан.

— Э-э-э, что ты там купишь, в буфетах или кафе? Коржик черствый и бутылку лимонада? Да и ищи это кафе на станции… а с рестораном ты ещё познакомишься — ехать далеко… А тут останавливается поезд. Стоянка 2 минуты. Ну пусть 10 минут, если станция побольше. Народ покурить выйдет, ноги размять. А тут картошечка теплая ещё да в укропе и с маслицем. Мясо жареное. Та же курочка. Огурчики соленые. Грибочки. Пироги с картошкой и луком. Все домашнее, вкусное. И спиртное в тихую продадут если что. И пиво. Да может ещё по вагонам пройдутся со снедью, для тех кто курить не выходит.

— Да-а-а, продадут пирожки позавчерашние, хоть гвозди ими забивай. — Наталья Федоровна отхлебнула чая. — Или с животом потом намучаешься.

Я был с Натальей Федоровной солидарен. Покупать еду в дороге всегда чревато. Да ещё у частника.

— Не скажите. — возразил Степаныч. — Может конечно и бывают такие случаи. Единичные. Но где их не бывает? А на таких станциях свое реноме берегут, репутацию так сказать. Она ведь годами достигалась. Конкурентов убирали. Проводникам и милиции платили. А потерять репутацию в миг можно. Да там тебя свои же заклюют, если напакостишь. — И мне, видя что я собираюсь идти за чаем, — не в службу а в дружбу, и мне принеси стаканчик.

Я принес очередные стаканы с чаем. Поезд скользил длинными плавными прыжками по бесконечной присыпанной снегом степи.

— Вот например Слюдянка, если уж её вспомнили. — Степаныч продолжил рассказ размешивая сахар в стакане. — Находится она на берегу Байкала. Там к поездам приносят торговать рыбу. Знаменитого байкальского омуля. Форель и хариуса из горных речек. Местные рыбу коптят и продают пассажирам. Ну и ещё чистую байкальскую воду. Все, кто едет мимо Байкала обязательно покупают омуля. И рыба вкусная, и традиция опять же.

— Что за традиция?

— А традиция такая, что все кто едет мимо Байкала, с древних времен ещё, может даже с тех, когда и железной дороги там не было… Так вот, каждый, а особенно тот, кто первый раз мимо едет, должен в Байкале искупаться. Ну или умыться на худой конец. И тогда хвори да болячки тебя покинут, и желание которое ты загадаешь, обязательно исполнится. А ещё на удачу в Байкал надо бросить монетку. И тогда удача всегда с тобой прибывать будет. Обыкновенные пассажиры не знают, что от вокзала в Слюдянке до берега Байкала всего триста метров по прямой. Поезд стоит там 20 минут. Вполне можно успеть сбегать, окунуться. Но кто то не знает, кому то лень просто. Вот и приносят к поезду местные бутылки с байкальской водой. Умыться. Или просто испить. Она, вода Байкальская тоже целебная.

— Прям таки и целебная — усомнилась Федоровна. — Нарзан прям! — И я был с ней согласен. Мало ли что они в бутылку ту нальют. Иди проверяй.

— Целебная. — коротко ответил Степаныч. — Людям помогала. Верить только надо. А кто не верит, тому и таблетки не помогут. — Я не стал уточнять что он имеет ввиду. Веру в то что Байкальская вода целебная, или веру в Бога. — Вот случай был…

— Так а Котельниково? — перебил я Степаныча. — в Котельникове чем торгуют?

— В Котельникове торгуют рыбой. — Степаныч недовольно поморщился, что я его перебил. — Здесь торгуют донской, волжской рыбой. Рыбой с Цимлянского водохранилища и с Маныча. Здесь самая лучшая речная рыба в стране. За рыбой сюда со всего Союза специально едут.

— Прям лучше омуля? — ехидно уточнил я.

— Здесь омуля нет. Здесь другая рыба. Много её. Всю не перечислить. Вот приедем — сам увидишь.

Допив чай, отнес стакан проводнице и задержался у расписания остановок. Котельниково: 9.40. стоянка 10 минут. Время только 9 часов. Я развернулся и пошел в тамбур курить. Степаныч и Федоровна о чем то оживленно беседовали. Безмолвная внучка снова отгадывала кроссворд.

Тамбур, как наверное во всех вагонах, был оборудован для курящих. На решетках окон висели консервные банки для окурков. В углу, возле двери стоял веник, подметать пепел. На стенках облупленные, красной краской обязательные «Не курить, не сорить!» Здесь же красовалось написанное от руки объявление: «НЕ плевать! Не мусорить! Штраф 10р». «10р» было исправлено на 100. На противоположной стенке красовалось другое объявление: «На пол плюют верблюды и дегенераты!». Было уже накурено. За грязными окнами мелькали голые деревья жиденьких лесопосадок, и за ними, до горизонта, поля припорошенные снегом. Быстро проскочила какая то станция, я не успел прочитать название.

Перекурив я вернулся к купе и заступил на «вахту» к окну. Да даже и голые поля в снегу смотрелись неплохо под стук колес. Вот мелькнет дорога и ЖД переезд с будкой. То какой-нибудь овраг. Забытый Богом полустанок в голой степи с 3-4 домиками и обязательно сушащимся во дворе бельем… Настоявшись и насмотревшись зашел в купе. На полку лезть не хотелось.

— Я тут посижу, с краешка? — я уселся у двери купе. Здесь удобно смотреть в окна сразу на обе стороны.

Поезд начал притормаживать, я посмотрел на часы и снова вышел в коридор. По всему приближаемся к этому самому Котельниково. За окнами замелькали домики, какие-то постройки и поезд окончательно остановился.

Люди потянулись к выходу. Ну и я со всеми.

На улице было морозно. Снег тонким слоем. У входа в вагон уже толпилось несколько торговок с корзинками и сумками.

— Рыба! Рыба! Копченая рыба! — кричали торговки в лицо выходящим пассажирам.

Я закурил поглядывая по сторонам.

Пассажиры обступили торговок заглядывая в корзинки. У тех в руках появились огромные, капающие жиром куски рыбы в масляной бумаге. Через плечи вдруг были одеты гирлянды мелкой рыбешки.

— Вобла! Астраханская вобла! Лещ! Копченый судак! — доносилось со всех сторон. Торгаши растягивали пассажиров в разные стороны и хвастались своим товаром, совали свертки в руки.

Из вагона спрыгнул Степаныч.

— Что стоишь теряешься? К этим даже не подходи… вон туда пойдем. — Степаныч махнул рукой в сторону, оказывается, стоявших недалеко прилавков. Я их сразу и не заметил. Там тоже толпился народ, судя по легкой одежде, с поезда. — Тут можно и осетра купить. И икорки любой. Давно я осетринки не ел…

На прилавках разложены горы рыбы. Разной. Соленой, вяленой, копченой и жареной. Целыми рыбами и кусками. На столбиках подпирающих крышу прилавков тоже развешены гирлянды воблы, лещей, ещё Бог знает какой рыбы. Народ толпился, толкался, торговался, покупал и продавал. Дальше в стороне, ближе к вокзалу стоял наряд милиции наблюдая, но не вмешиваясь.

В одном месте толпа народа была особенно густа. И я протиснулся посмотреть какой рыбой тут торгуют. Между крытыми прилавками было пустое место, сейчас занятое огромным, закрытым крышкой ящиком. Из этого ящика продавец в белом халате поверх шубы ловкими движениями фокусника выхватив у покупателя купюру доставал то бутылку водки, то пива. Покупатель быстро прятал товар под курткой, мастеркой и бежал к поезду, освобождая место следующему.

«Даже так!» — хмыкнул я про себя. По стране «сухой» закон. Водки в магазинах не купить, свадьбы — «безалкогольные» празднуют, а тут — пожалуйста. Я уж про пиво к рыбке молчу. Хороший у них тут бизнес! Из толпы вынырнул Степаныч пряча что то под полу куртки.

— Ну вот! Затарились! Купил рыбки? Нет? Долго выбираешь, поезд ждать не будет… — и убежал к вагону. И я заспешил туда же.

Напор торговли у дверей вагона спал. Пассажиры, закупившись уходили в вагон. Торговцы цеплялись ко всем проходившим мимо:

— Рыба! Купите рыбки! Нигде такой нет!

— Купите в подарок! Царский подарок получится…

— Смотрит какой жерех!

— Вобла! Даром отдаю! С пивом знаете как!

Я выбросил окурок и поднялся в вагон.

— А что ж пустой? Вон какая рыбка хорошая… — приветствовала меня в купе Федоровна держа в руке огромного вяленого леща.

— Да… не любитель я рыбы, — соврал я. — Костей не люблю. — Не станешь же объяснять, что в дороге, не пью, и в общепите стараюсь поменьше есть. А рыба, куда её? С чаем её есть? Когда это ещё приеду куда… только вещи рыбой все пропахнут. В другой раз как-нибудь.

— Ну-ну… — только и сказал Степаныч.

Поезд тронулся, медленно набирая ход. И тут же хлопнули двери вагона и в коридоре раздалось:

— Рыбка! Кому копченая рыбка! Недорого! Жареная, соленая! Пробуйте! Берите!

— Икорка! Икорка! Судак! Щука!

— Теперь до Жутово будут по вагонам ходить… у этих дороже, чем на станции… — прокомментировал голоса из коридора Степаныч.

Понятно. До Жутова по вагонам походят, там выйдут и на встречный поезд к дому. За день так несколько раз прокатиться можно, туда да обратно.

— Ну что, понравилось Котельниково? — спросил всех сразу Степаныч. — Правда ведь здесь особенная атмосфера, рыбная что ли… Я всегда здесь рыбкой запасаюсь, как возможность предоставляется, и для себя и в подарок… Вообще у каждой станции, да даже у полустанка своя аура, что ли… атмосфера. Если хочешь, — характер. Как у людей все равно. Только не сразу заметно. Присмотреться надо, почувствовать. Может даже несколько дней побыть… вот, например, Казанский вокзал в Москве, — там сразу понятно, эдакий разгуляй, рубаха парень. А вот вокзал Брест. Он же как замок прямо. Крепость. Форпост. Часовой одним словом. Будет время, присмотритесь к вокзалам интереса ради, не пожалеете…

— А вот в Вяземском, — продолжил Степаныч, — там другая специализация… там еда что б поужинать, выпить и закусить. Картошечка теплая с маслицем и в укропе… а хочешь, жареная, с сальцем… огурчики соленые, грибочки… да даже капустка квашеная с зеленью и в масле… курочка копченая, домашняя, мясцо жареное-пареное, котлетки опять же… нигде так вкусно не кормят, как в Вяземском…

— Вяземское, это где? — интересуюсь я сглатывая слюну. — А аура там какая?

— Это на Дальнем Востоке… Аура? Да какая… — помедлил Степаныч, — «штурмовые ночи Спасска, Волочаевские дни…» слышал песню? Вот такая и аура, — и как то косо взглянув на меня, добавил, — увидишь ещё, какие твои годы.

«Чего бы это меня туда занесло? — подумал я. — Накаркаешь ещё…»

А Федоровна купила для внучки ещё и жареной рыбки. Прибрав в сторону остатки завтрака они начали пробовать рыбу. Да так аппетитно. Я снова сглотнул слюну и пошел за чаем.

Кушать конечно хотелось. Особенно после рассказов Степаныча, да под копченые запахи в вагоне… Но я решил, что пока можно потерпеть, а в обед, сходить в ресторан. Ну, или, если носить будут, купить обед. А пока до обеда далеко, можно обойтись чаем. В самом деле, некоторые к этому времени только просыпаются. Это у меня так получилось рано встать.

— Так ты что ж — летчик? — начала допрос Федоровна, подождав пока я усядусь с чаем.

— Нет, штурман.

— Моряк что ли?

— Почему моряк? Нет. Я штурман на самолете.

— Ну вот. Летаешь значит. Летчик. Я же говорю.

— А на каком самолете? — поинтересовался Степаныч.

— Пока не на каком. Учили на разные. Получу назначение, узнаю на каком.

— Понятно. Выпускник значит. — Федоровна все знала. — То-то я смотрю молоденький такой. А жена твоя где?

— Нет жены. Не женат я…

— А что так? — ну и вопрос у Федоровны, — у нас в Саратове тоже летное училище есть. Так они почти все женатыми выпускаются, потому как женихи завидные.

— Рано мне ещё. Не нашел суженную. Погулять ещё надо… — что хотите, то и выбирайте. Что пристала то?

— Вот правильно. Погулять надо. Нагуляться, потом уж хомут на шею, — вставил слово Степаныч.

— Так уж и хомут! — Федоровна неодобрительно посмотрела на Степаныча.

— А что ж! Хомут. Он небось сам не знает куда едет ещё. И как устроится. Куда ещё жену тащить?

— Вдвоем то вернее. Надежнее.

— А вам как, в санатории понравилось? — я перевел разговор в другую плоскость. А то все мне кости моют. Нашли подопытного кролика…

— Так а мы не в санатории были. Мы с Леночкой на соревнования приезжали. Леночка у нас спортсменка. Выступала на соревнованиях по легкой атлетике. Первый разряд подтвердила! Взрослый! Скоро на мастера сдавать будем!

— А чем же Леночка занимается? — я посмотрел на Леночку. Леночка от кроссворда не оторвалась. Как будто и не про неё говорят.

— Леночка прыжками в высоту занимается. Мы чемпионки города и области. А в Ессентуки на отборочные Юга России приезжали. — Прям «мы» подумал я. Понятно теперь откуда «адидас». Спортсменам выдают. Вообще то круто конечно. Школьница ещё, а уже и чемпионка и мастером скоро будет.

— Даже нарзана не попили. А хорошо бы наверное в санаторий съездить, подлечиться… — мечтательно сказала Федоровна.

— Конечно хорошо, — говорю. — У меня отец в санатории работает. Инженером. Все там есть. — Я загибаю пальцы. — И питание. И процедуры. И лечение. И отдых в санатории организован. И бассейн. И грязи. И экскурсии всякие. Шикарно просто. Приезжайте, лечитесь, отдыхайте!

— Да я бы и рада, и в самом деле полечиться надо, да все как то… не получается. То времени нет, то денег.

— Времени всегда нет. Вон у Николая Степановича нашлось время, — я кивнул головой на Степаныча. — Вы же в санатории были? — Степаныч кивнул в ответ. — Небось не меньше вашего дел у него. А денег и накопить можно, что б раз в год в санаторий съездить.

— Да, много с пенсии накопишь, билеты дорогие… мой вот 20 рублей. Да Леночке 12р, да туда и обратно, ну Леночке хоть вернут в спортобществе, потом. А мне кто вернет? Вот и не на что в санаторий ездить. — Бабка прибеднялась. — Вот вы сколько за билеты заплатили? — обратилась она к Степанычу. — Всю пенсию поди?

— Нисколько. У меня проезд бесплатный. И санаторий бесплатный так как я заслуженный железнодорожник.

— Так вы всю жизнь на дороге… то-то я смотрю про станции все знаете.

— Я 30 лет поезда водил от Иркутска и до Хабаровска, — с гордостью произнес Степаныч. — Везде побывал, пол страны объездил. Я ещё на паровозах начинал, помощником машиниста. На ЛВ. Потом на дизелях работал. На электротяге. Раньше то тяжелая работа была… — Степаныч задумчиво глядел в окно, — не то что сейчас. А сейчас что, автоматика кругом. Работай себе — не тужи.

— Ну вот! Бесплатно. А мне не бесплатно. Де ещё и билеты достать надо.

— Так их заранее брать надо, — сказал Сергеич, — перед отъездом, да, тяжело достать.

— Да их и заранее не достать. За месяц почти начал ходить… еле достал. И то только до Челябинска.

— А тебе куда надо? — спросил меня Степаныч.

— А мне до Читы надо. Да только билетов нет никаких. Только до Челябинска и достал. А как дальше не знаю.

— Надо было до Новосибирска брать. Через Новосибирск на Восток все поезда идут, а через Челябинск только половина. Остальные через Свердловск.

— Надо… понятно, что надо. Я бы с удовольствием взял до Новосибирска, если бы они были. А теперь вот куковать неизвестно сколько в Челябинске.

Степаныч посмотрел в окно, подумал и говорит:

— Ты вот что… Ты подойди к начальнику поезда. Он может своим решением тебе место продать, если будет. А у них всегда места есть. Сейчас к нему идти смысла нет, потому что далеко ещё. Ты завтра подойди, ближе к Челябинску. Он уже будет знать какие места освобождаются… В крайнем случае, сунешь ему пятерку, место и найдется.

— И где его искать то?

— Известно где… в штабном вагоне кабинет у него.

Я кивнул. Мысль хорошая. Надо её обкурить. И отправился в тамбур. Но сначала пошел к расписанию.

Расписание в дороге — это важно. Где едем, когда приедем, сколько стоим — очень важно. По расписанию в дороге планируешь что делать. Например ничего интересного и поспать можно. Или наоборот, пока не ложиться, потому что станция. Стоять будем 10 минут — только покурить, воздухом подышать, ноги размять. А если 20-30 минут стоянка, то можно и на вокзал сбегать. Газету купить. Или в кафе за лимонадом заскочить… Расписание в дороге — это наше все!

Что у нас тут? А тут у нас Волгоград через пол часа. И стоянка там 40 минут. У-у-у… долго как. Ладно. С куревом пока погодим, в окошко поглядим. Ишь стихи получились!

Я подошел к купе и остался смотреть в окно в коридоре. За окном показалась, наверное Волга. Река была не замерзшая, не широкая, как ожидалась. Мутная река, катила себе тяжелую, маслянистую воду.

Челябинск по расписанию в 4 утра. Ночью ловить начальника поезда? Значит надо его ловить в обед, или край, вечером. Вечером даже лучше. За билет придется платить наличкой. Ну да и ладно. За то с чемоданами по Челябинску не таскаться, а в Новосибирске, глядишь и проще с билетами — там народа меньше. Я прям духом воспрял, настроение сразу хорошее стало. Решено! Завтра ближе к обеду иду на поиски штабного вагона и начальника поезда.

На ужин я вдруг купил на вокзале в Волгограде бутылку кефира и пару булочек. Вишь, ужином уже озаботился в обед. Не потому что предусмотрительный такой, а просто очереди к лотку с молочкой не было.

И как-то быстро я втянулся в поездную жизнь. Едешь, в окно глядишь. Достопримечательности разные под радио. Волгу вот увидел. Родину-мать на Мамаевом кургане. Огромная, скажу я вам статуя. Надоело в окно смотреть — можно подремать. Кипятка в титане на чай — залейся. Что там мои дома сейчас делают? Мама домашними делами занимается. Может в магазин пошла. Брат гулять ушел наверное. Отец на работе ещё…

Я то думал попутчики у меня разговорчивые, да оказалось, что нет. Все что хотели они узнали и о себе рассказали, теперь отмалчиваются. Тишина в купе. Бабка вяжет. Леночка вся в кроссворде. Что там можно второй день отгадывать? Степаныч то газету читает, то спит этой же газетой прикрывшись.

Я завел было с ним разговор — как там люди живут в Забайкалье. Но Степаныч, вопреки ожиданиям, был немногословен.

— Живут, хлеб жуют. Нормально живут. Как везде. — Так я ничего из него и не вытянул. Ну ничего, приеду, сам все узнаю.

Так бы и ехалось хорошо, да только как подумаешь про билеты или на чемоданы взглянешь, так все настроение портится. Идешь покуришь в тамбуре и снова к окну. Надоело — снова на полку. Такое вот времяпровождение в поезде, без разнообразий.

На обед я сходил в ресторан. Ничего выдающегося, кроме цен. Борщ из одной капусты с нерастворимой сметаной, пюре с котлетой и морс. Ну хлеб ещё. 2р40к. Ни фига себе цены?! А так да: тепло, светло, уютно, белые скатерти, блестящие приборы, вежливый официант.

— Ну что, как оно в ресторане? — спросил меня Степаныч по возвращению.

— Да так как-то… — ответил я неопределенно. Степаныч только ухмыльнулся в бороду.

От Волгограда до Саратова за 5 часов пути всего одна остановка — Петров Вал. Даже выспаться успел.

За час до Саратова проводница предупредила Федоровну, мол ваша остановка. Федоровна, до этого мирно что то вязавшая, подхватилась, заохала (чуть не сказал бы закудахтала) принялась собираться наполняя купе суетой. То она охая собирает постели и отправляет Леночку с бельем к проводнице. Потом переодеваются. Потом собирают сумки. Пересчитывают их. Переставляют. Что то в сумках ищет и снова перекладывает. Пересаживаются. Снова переставляют сумки и чемоданы в одной ей ведомой последовательности. И все это с бесконечным оханьем и кряхтеньем.

И вот наконец 22.30, поезд плавно тормозит и останавливается в Саратове. Снега много. Перрон убран, а кучи снега лежат у стен зданий пока не убранные. И на путях шпал не видно. Только бесконечные темные параллельные прорези в снегу, в которых кое где под падающим из прожекторов светом блестят рельсы. Если снег не убирать то сантиметров по 30 наверное. Может чуть меньше.

Я помог вынести чемодан. У вагона уже встречают, видно Леночкины родители. Поблагодарили за помощь и попрощавшись все заспешили к вокзалу.

И вам всего хорошего и спортивных достижений.

Новых пассажиров к нам в купе не добавилось.

После перекура я завалился спать. Второй день пути медленно подошел к завершению. В дороге все медленно, особенно время. Завтра важное дело — надо договориться с начальником поезда. Таращась в темноте в потолок составлял убедительные для него предложения. Пока не уснул.

Едет поезд, стучат колеса. Везет меня в мое светлое будущее.

Утром я проснулся от того, что поезд стоит.

Знаете, в поезде организм к движению привыкает и движение воспринимаешь как обычное состояние. А вот остановка, стоянка, как нечто выходящее за рамки. Вот я и проснулся.

За окнами солнышко, снег никуда не делся. В коридоре вагона шум и гам загружающихся или выходящих пассажиров. Глянул на часы: 8 утра. Самара. И стоянка здесь, как я узнал ещё вчера из расписания 1ч 50 минут. Степаныча уже нет — видно пошел подышать. Не успел я слезть с полки — в купе залез большой кожаный чемодан, а следом мужик лет 30.

–Здравствуйте! Разрешите?! Дальше мы с вами вместе поедем!

— Пожалуйста, располагайтесь. Я выйду что б вам не мешать. — Проворно соскочив с полки, забрал сигареты и ужом вывернулся мимо чемодана в коридор. Там стояла молодая женщина в шубе и норковой шапке с сумками. Тоже наверное к нам. Протиснувшись и мимо неё отправляюсь на улицу.

На улице заметно прохладнее чем в Волгограде. Перрон почищен от снега. Местами замерзшие блюдца льда. Ветерок холодный. Проводница говорит, что минус пять. Закурив я решил, раз такое дело, искать начальника поезда. Ну пока остановка, время есть…

Девушка, Вас как зовут? — всматриваюсь в бирку-значок на форменном кителе. «Пересвет О.Т.»

— Оля! А что?

— Подскажите, — интересуюсь, — Оля, а штабной вагон какой? — Оля сразу прячет приветливую улыбку:

— Десятый. А что случилось? Жаловаться пойдете?

— А есть на что? — спрашиваю я. И добавляю, — нет, личное дело есть.

Проводница снова надевает дежурную улыбку и машет рукой вдоль вагона.

— Туда идите…

Разворачиваюсь и иду к 10 вагону. Холодно. Трусцой бегу, местами перепрыгивая заправочные шланги. Лучше бы конечно вагонами пройти, да пассажиры грузятся. По улице быстрее будет.

Вот и 10 вагон. Пассажиров уже нет, стоит одинокая проводница в форменном пальто и меховой шапке с кокардой.

— Подскажите, начальник поезда на месте?

— Должен подойти.

Подождал немного на улице, попрыгав, совсем замерз. Лезу греться в вагон. Купе проводников. Купе с бельем. Радиоточка. И вот купе с надписью «начальник поезда». Остаюсь ждать.

Минут через 30 ожидания я весь извелся. Ну где, интересно он ходит? Но решил ждать до победного конца. Наконец подходит невысокий черненький, круглый человечек в серой железнодорожной форме. Приветливо здоровается, интересуется в чем дело. Объясняю ситуацию с билетом. Человечек весело отвечает, что никаких проблем нет. Вот вообще никаких. Для решения таких вопросов и существует начальник поезда! Но и мест пока нет, и мне лучше подойти после обеда. Заверяю, что обязательно подойду к 15 часам и получив ответное заверение, что меня будут ждать, чуть не с распростертыми объятиями, отправляюсь к себе в вагон. Перроном. В вокзале покупаю пару пирожков с картошкой, ещё горячих. Вот и завтрак есть! Довольно перекуриваю у вагона. И холод уже не холод. Вот. Дело сдвинулось и вроде на мази. Возьму билет и без проблем доеду аж до Новосибирска! Хорошо Степаныч подсказал.

Новые соседи в купе — семейная пара, едут до Челябинска. А до Челябинска ехать почти сутки. Поезд будет там завтра утром в 4 утра по Москве. Но по местному это 6 утра.

Поезд плавно трогается. Пьем чай. Знакомимся. Света и Иван. Иван едет в командировку. А Света к маме. Очень удачно все совпало, прямо семьей в командировку. Степаныч хмыкает за своей газетой. Ну наверное подумал, что это у Светы все удачно совпало, а у Ивана может и нет…

Перекур — посмотреть в окно — полежать на полке — попить чай — снова перекур….

В обед сходил в ресторан. На этот раз компанию мне составили Света с Иваном. Что ест Степаныч, кроме чая непонятно. Наверное экономит ещё больше чем я. Снова борщ в котором не растворяется сметана, картошка фри и котлета по киевски. Морс брусничный. 2р 95к. Однако!

Перекур — посмотреть в окно — полежать на полке — перекур…

Идет поезд, тянется время…

К 15 часам отправляюсь в штабной вагон. Купе начальника поезда заперто. Проводница где он не знает. Неопределенно водит рукой: где то здесь. Остаюсь ждать.

Жду-пожду — никак не дождусь. Через 40 минут ожидания остановка: Аксаково. Выхожу на перрон перекурить. Прохаживаюсь до соседних вагонов: не видели начальника поезда? Не видели. Стоянка 4 минуты. Снова заступаю на пост у купе. Теперь то уж точно должен подойти после остановки. Или нет?

Жду-пожду — нет начальника. Долго жду. Нет как нет! Иду к себе в вагон попутно опрашивая проводниц — не видели ли начальника. С моей стороны его никто не видел.

Жалуюсь Степанычу. Степаныч разводит руками: чем тебе помочь юноша?

Иду за чаем. Выспрашиваю у проводницы, где же может быть начальник поезда?

Проводница не знает. В 2-х словах рассказываю зачем он мне нужен. Проводница все равно не знает.

— Спит где-нибудь. Да может и в своем купе закрылся и спит. Или с кем-то в карты играет.

Пью чай, перекуриваю и снова иду в 10-й вагон.

— Был?

— Был.

— А где сейчас?

Неопределенный жест рукой: здесь где то… куда он с поезда денется?

Снова жду. Злюсь. Дежурю. Караулю. На посту! Злюсь.

19 часов — Уфа. Стоянка 40 минут. А по местному уже 20. С одной стороны надпись большими светящимися буквами: УФА, с другой какие-то перечеркнутые кружочки горизонтально, вертикально и снова горизонтально. Местная грамота? Снег, ясное дело никуда не делся — не Кисловодск. Провожаю Степаныча до 10 вагона. Все равно мне идти в ту сторону. Прощаемся.

— Ну что… удачи тебе на жизненном пути, — пожелал мне Степаныч.

— И вам здоровья, да всего хорошего, — не остался я в долгу.

Пожали руки и махнув на прощание рукой он уходит в сторону вокзала. Интересный все же персонаж. Жаль поговорили мало, может ещё что интересного рассказал бы про станции, дороги железные… Так вот бывает. Встретились. Поговорили и расстались навсегда. Не друг, не товарищ, не враг. Просто попутчик.

Подхожу, к уже знакомой проводнице 10 вагона.

— Начальник на месте?

— Был на месте.

Да неужели?! Скоро поднимаюсь в вагон боясь спугнуть удачу. Спугнул… Рано я радовался. Купе заперто никого нет. Жду возле купе отправления поезда. И ещё минут 10 жду. И потом ещё жду… и снова жду… и опять жду… Не выдерживаю, плюю и ухожу к себе. А так все хорошо начиналось: приходи после обеда. Порешем. Порешали блин.

Так, в бестолковой беготне, чаяниях и ожиданиях и прошел и закончился 3-й день моей дороги. Придется выходить завтра в Челябинске. Ничего не поделаешь. Я заснул, а поезд уверенно вез меня к моему светлому будущему.

Казалось только прикрыл глаза, как уже будит проводница:

— Просыпайтесь, ваша остановка через час.

Беру полотенце, пакет с мыльными принадлежностями и вперед на утренние водные процедуры. В форме надо выглядеть прилично. Привожу себя в порядок. Следом за мной умываться идут наши командировочные. Пока они ходили, переодеваюсь в форму, сворачиваю и отношу заспанной проводнице бельё. Готов выходить, но ехать ещё 40 минут. Можно было бы ещё поспать…

Наконец за окнами замелькали в темноте высотки Челябинска. Надрываясь достаю с багажной полки свои чемоданы. Иван, видя мои мучения помогает. У него самого чемодан не меньше моего. Поезд плавно тормозит и мы, по очереди, спотыкаясь, протискиваемся узким коридором к выходу. По очереди спускаю свои чемоданы на платформу. Помогаю Ивану с его чемоданами и сумками.

Не так то тут и холодно. Хотя в шинели, конечно… Прощаемся. Иван с супругой, подхватив вещи уверенно идут вперед по перрону. Оглядываюсь. 3-й или 5-й путь. Вокзала не видно. Рядом тоже пассажирский поезд. Редкие фонари плохо освещают узкий перрон. В темноте, у вагонов копошатся рабочие. Надо идти следом.

— До свиданья! Счастливого пути! — это я проводнице.

— И вам всего хорошего!

Спешу следом за попутчиками. Стараюсь спешить. Иду. Тащусь. Блин! Такое впечатление, что пока ехал на поезде чемоданы стали ещё тяжелее. Останавливаюсь перехватить руки. Казалось бы какая разница, все равно обе руки заняты. Но поди ж ты. Легче становится. Поезд рядом: «Москва — Владивосток». Хорошо бы на него билеты были…

«Блин! — в голове некстати закопошились мысли — ведь начальник поезда, сука, специально не показывался! Если б не специально, то за то время, которое я его прождал у его купе, он бы хоть раз, да появился! Он же специально над мной издевался. Что б стоял я ждал его… и не дождался! Вот же скотина!»

Впереди показалась стеклянная будка пешеходного перехода. Из дверей, мне на встречу вываливаются штук 5-6 лейтенантов. Тоже как и я с чемоданами, сумками пакетами. Нет, не знакомые. Может местные, здесь же тоже штурманское училище. Тоже внимательно меня оглядывают.

— Билеты есть в кассе? — спрашиваю о наболевшем.

— Ты что?! Какие билеты? Месяц назад все разобрали… — ребята спешат к своему «светлому будущему»…

Останавливаюсь снова перехватить руки. Ё-моё… И так понятно что билетов нет. Город миллионник, откуда тут билеты? И сколько мне здесь куковать? Начальник поезда сука! Что делать то?

Принимаю «единственно правильное» решение. Разворачиваюсь и топаю обратно, к своему 22 вагону. Проводницы у вагона нет, и это хорошо. По очереди забрасываю чемоданы в тамбур, протискиваюсь узким проходом мимо купе проводников в коридор вагона. Из купе выглядывает проводница Оля.

— И снова здравствуйте! — весело говорю.

— Здравствуйте… — неуверенно говорит она глядя на меня вопросительно.

Правильно что неуверенно.

— Вот, Оля, — поправляю чемодан ближе к стенке. — Поеду дальше с вами до Новосибирска.

— Хорошо, — говорит Оля. — Билет так быстро взяли?

— Нет. Нет у меня билета.

–…? Как же…

— Ну хочешь я тебе заплачу? Сколько надо?

— Ни сколько не надо. У меня мест в вагоне нет!

— Ну нет и ладно, я тут в коридоре постою!

— Как в коридоре? Выходите! Выходите немедленно!

— Да так. Тут ехать то всего сутки.

— Я сейчас начальника поезда позову!

— Ага! — говорю. — Зови! Очень ему в глаза посмотреть хочется! Я его вчера до ночи у его купе караулил! Иди зови!

Тут поезд трогается. Я ликую. Теперь до следующей остановки, точно не высадят. Смотрю расписание — следующая остановка Щучье через 2 часа.

Оля, многозначительно фыркнув, куда то уходит.

Еду! Не будут же они «стоп-кран» рвать! А там глядишь, что-нибудь образуется. Может места появятся. Той же Оле заплачу сколько скажет…

Минут через 20 появляется Оля. На меня старается не смотреть. Разносит белье севшим в Челябинске пассажирам. Разносит чай. Сидит у себя в купе.

Я стою в коридоре, стараясь не мешать пассажирам, изредка ходящим мимо меня то в передний туалет, то за чаем, то с вопросами к Оле. Они недоуменно косятся на меня и мои, выставленные вдоль стенки чемоданы, но ничего не говорят. И правильно — не их дело.

Едет поезд, стучат колеса. Смотрю в окно. Бегут мимо то посадки, то поля, то леса, то полустанки. Скоро первая остановка — Щучье. Волнуюсь: вдруг милицию вызовут или со скандалом будут высаживать с поезда? Стоянка 1 минутка всего… но нет. Никто меня не трогал. Смотрю расписание, ещё через 2 часа — Курган. И стоянка 20 минут. Вот тут могут высадить — время полно… Подхожу к Оле:

— Оль? Ну что грустишь? Ну не обижайся…

— Вы знаете как меня подставляете? А если контролер придет? Да меня уволят сразу!

— Ну не уволят! Я все объясню. Ты на меня все вали! — успокаиваю я Олю. — Ну нет у меня выхода. Мне опаздывать никак нельзя. А билетов в кассах нет никаких. Мне даже не в Новосибирск надо, мне в Читу! А в Новосибе, там хоть с билетами проще…

— Вы понимаете, что без места я не могу. И без билета я не могу. Как ехать в коридоре?

— Да мне все равно, хоть в коридоре, хоть в тамбуре. Главное ехать! Мне опаздывать нельзя! — понимая, что разговор пошел по кругу, Оля замолкает отвернувшись к окну.

Я достаю деньги.

— Оль, ну сколько вам заплатить? Давайте я вам заплачу как за билет и вы успокоитесь? — Протягиваю четвертной. Ясное дело билет столько не стоит. Но хоть бы взяла. Оля мнется, но деньги берет. Фу-ты… уговорил. Теперь в Кургане не высадят. Да может и место в Кургане освободится… Или высадят? Уже чуть успокоившись иду курить в тамбур. Два часа до Кургана волнуюсь и переживаю и боюсь…

В Кургане меня не высаживают. Дышаться стало свободнее, даже радостнее. Правда и место не освободилось. Стоять, у окна, да ещё в шинели тяжело. Жарко.

Бежит поезд. Стучат колеса. Теперь дорога тянется по другому: постоять посмотреть в окно — посидеть на откидном стульчике — покурить… И так по кругу. Жарко. Клонит в дрему. Ноги гудят. Какая тут дрема стоя или сидя на стульчике? Только присядешь, задремлешь, как идет кто то за чаем. Приходится вставать, уступать дорогу…

Оля закрыла свое купе и куда то ушла. Наверное к подружкам в соседний вагон. Станции с остановками 1, 2, 4 минуты. Никто не выходит и Оля не появляется. Это она, зараза, специально ушла, что б я шинель у неё в купе не повесил! Тяжело стоять в шинели… жарко… Надо мужественно переносить все тяготы и лишения… тьфу-ты… Сначала вроде и перекусить хотелось, но потом голод прошел. Ни хочу ни пить не есть. А спать хочу…

К вечеру уже все больше сижу дремля, чем таращась в окно. Что там в окне кроме деревьев смотреть? Изредка протискивающиеся мимо пассажиры смотрят на меня неодобрительно. Плевать! Когда вы ходить туда-сюда прекратите… Скорей бы Новосибирск!

За окнами темнеет. Осталось то — всего ничего. День простоял, теперь ночь продержаться. Сейчас спать все улягутся и ходить никто не будет…

Сон наваливается конкретно. Подрубает просто.

Кто то трясет за плечо. Ну что вам всем от меня надо-то?! Снова трясут. Настойчиво. Долго. Открываю глаза. Оля.

— Вставайте скорее! Все проспите! Ваша станция! — тараторит она и тянет меня за рукав. — Давайте быстрее! Быстрее! Как же так? Проспали!

Запахиваю шинель. Глаза ещё слипаются. Лицо, чувствую, перекошено со сна. Одеваю шапку. Хватаю чемоданы и протискиваюсь коридором в тамбур. Дверь уже открыта. Ночь. Свет из тамбура освещает на соседнем пути товарный поезд.

— Проспали! Давайте же быстрее! — Оля подталкивает меня в спину. Выношу один чемодан, затем второй. Какие же они тяжелые, зараза! Оля сразу опускает крышку тамбурной площадки. Застегиваюсь. Морозно. Снег на перроне не убран. Фонарей нет. Куда идти не понятно. Фиг знает какой путь…

Поезд трогается. Оля уплывая, смотрит на меня сверху вниз.

— Спасибо Оля! До свидания! Вы очень меня выручили!

Оля кивает и захлопывает дверь вагона. Поезд весело стуча колесами набирает ход и подмигивает красным огоньком последнего вагона.

Закуриваю. Вокруг никого. Куда идти то? В какую сторону? Иду наугад по ходу поезда. Заканчивается товарные вагоны. Вдалеке видна серо-зеленая громада вокзала. Там светятся фонари, видно народ. Над вокзалом сине-зеленым светом горят большие неоновые буквы: ОМСК.

Как Омск? Оля твою мать! Сука!

Ковыляю с чемоданами на вокзал. И ведь как подгадала то. Поезд в Омске, помню расписание, стоит 40 минут. Почти дождалась отправления и выпнула меня. Ловко! И четвертак забрала! Воспользовалась тем, что заснул. И спросонья ничего не соображал. Вот ведь а! Говорят же: не спи на посту! И на часы ведь даже не глянул! Какая ж Оля зараза!

Здание вокзала красиво. Огромное, с высокими окнами, зеленые беленые стены. Прям дворец! Даже скорее не здание, а комплекс зданий. Все выстроены в ряд, симметрично относительно центра, все в одном стиле. Но Омск!

Наконец дотопал со своими чемоданами до центрального входа. Руки отрываются. Внутри места заметно меньше, чем кажется с наружи. Большой холл, прямо выход в город наверное. Кассовый зал — налево. Часы над аркой показывают 22.50. Время местное. Выставляю наручные часы по местному времени. Иду налево.

Темный коридор с несколькими закрытыми дверями выводит меня в небольшой зал ожидания. Несколько рядов деревянных кресел. Большинство заняты людьми. Справа огромные, сейчас темные окна. Прямо буфет. Слева дверь, за ней квадратная, небольшая дырка в стене, возле которой несколько человек. Понимаю, что эта «дырка» и есть касса. Закрыта. Подхожу ближе и интересуюсь:

— Кто за билетами крайний?

— Вам куда: на Запад или на Восток? — встречный вопрос.

— На Восток!

— Я крайний! — мужчина средних лет в сером пальто, шапке ушанке, отрывается, обозначая себя от стены и прислоняется к ней снова.

— Ну я за вами… — чемоданы ставлю у стенки, пристраиваюсь рядом. Стою. Молчу. Присматриваюсь и прислушиваюсь и оглядываюсь.

За окнами видна освещенная фонарями, заснеженная привокзальная площадь. Кресла. В рядах старые, деревянные, с откидными сиденьями. Буфет у стенки: три больших ящика на колесиках — прилавки, на которых разложены подносы с пирожками, коржиками, печеньем, вафлями. Поднос с пустыми стаканами. У стенки на таком же прилавке стоит электрический самовар. За прилавками скучает продавщица в возрасте. В валенках, ватнике и поверх ватника в белом замызганном халате, на голове намотан шерстяной платок. Взглянув на её платок и валенки и до меня дошло, что в зале не сильно то и тепло. Не больше градусов 10-12 думается. И пар из рта идет. Хотя конечно теплее, чем на улице. Заглянул и в «дырку» в стене. В глубине забранное решеткой окошко, сейчас закрытое изнутри чем-то. Сквозь неплотные щели пробивается свет. Народ стоит не густо. Молча.

— Перерыв что ли? — спрашиваю наугад.

— Да нет, работает. — отвечает мне какой-то мужчина. — Если что спросить, стучите, откроет. А так что спрашивать? Поезда нет, билетов нет. За 15 минут до поезда ей билеты скинут, сама откроет окошко. Все и соберутся.

Вот как оказывается. Так здесь ещё и не все. Все соберутся как окошко откроется. Расписание ещё глянуть бы.

Расписания в зале нет.

Вот и повод отлучиться из очереди.

— Скажите, что я за вами занял? — это я мужчине, за которым занял очередь. — Сейчас подойду!

Мужчина кивает, я подхватываю чемоданы и топаю на выход из зала. Снова темным коридором выхожу в центральный зал. Расписания поездов, огромные метров по 5 в высоту располагаются справа и слева от дверей выхода к поездам. Справа на запад, слева — на Восток. Изучаю восточное расписание. Поезда идут примерно через час друг за другом. Харьковский. Московский. Свердловский. Россия.

Беру чемоданы, иду к выходу в город. Привокзальная площадь заснежена и не чищена. Редкие жигули под снежными шапками. На крыльце с колоннами несколько человек мгновенно обращающих на меня внимание.

— Куда ехать командир? — понятно, таксисты. Вот их копейки торчат в низу лестницы.

— Да нет. Я покурить. — ставлю доставшие меня чемоданы. Закуриваю. Таксистам скучно.

— Так куда ехать, командир? — повторяют вопрос. — Что надо может? Водочки?

— Не надо мне ничего… — отнекиваюсь я.

— Может билеты достать надо? Куда? Давай деньги, сейчас куплю, — один уже тянет руку.

— Не надо. Благодарю.

— Да что ты стесняешься. Здесь все свои. Куда тебе надо? — четверо заинтересованно смотрят на меня. Таксисты, наверное везде такие, как банный лист, приставучие. Хоть в Кисловодске, хоть в Минводах, хоть здесь, в Омске.

— Не надо мне ничего. — Из вокзала выходят два милиционера, закуривают, смотрят в нашу сторону. Я выбрасываю бычок, беру чемоданы и топаю в вокзал. Вот ведь… докалупались.

Тащу чемоданы в вокзал в зал ожидания, к своей очереди. А куда их? В камеру хранения? Так в автоматическую они не влазят, а в ручной наверное то перерыв, то пересменка, то ещё что. Пока сдашь и уже забирать надо, а нет никого… Только нервы и деньги на ветер.

После улицы кажется, что в зале тепло. Только поставил чемоданы к стенке как открывается окошко в кассе. Народ сгруппировался, толпится. Разговоров не слышно. Паре человек достаются куда то билеты, они довольные, с билетами в руках пробираются через толпу. Народ снова расходится по округе: по углам, по креслам.

На часах: 23.50. 4-й день моего путешествия закончился не так оптимистично, как хотелось бы. Поезд, который должен везти меня к светлому будущему, где то затерялся в снежных зимних полях, и стук его колес пока не слышен.

22 ноября началось стоянием в очереди за билетами. На поезд в светлое будущее. Даже не стояние. Не сидение. Дежурство. Ожидание чуда и билетов. Ноги гудят. Хочется спать, но холод не дает. Зябко.

В зале ожидания тишина. Люди дремлют на креслах. Прохаживаются не спеша по залу. Стоят у стен. Полумрак. Холодно.

Около часа ночи оживает динамик: «… ква ква..жиры! на квай путь ква..бывает ква-ква-жирский ква..езд кваква ква-ква-ток. Ква кважны! Квакваряю…» «Квакважиры» зашевелились и с надеждой потянулись к окошку кассы. Касса не заставила себя ждать. Окошко бодро отворилось. Невидимая кассирша громко и четко объявила:

— Билетов нет! — и закрыла окошко.

Народ, не совсем проснувшийся потянулся обратно к насиженным местам. Те же, кто проснулся потянулись перекурить. Я, снова с чемоданами, курить пошел уже не на центральный вход, а наоборот, на центральный выход на перрон. Тут таксистов нет. Холодно. Ветерок. Быстро наглотавшись дыма снова ныряю в хоть какое-то тепло зала ожидания.

Ещё час полудремы. Снова оживает динамик. История повторяется.

— Билетов нет! — даже курить не хочется.

Третий час порадовал разнообразием. Продали несколько билетов на Запад. Снова сонная тишина. Но нет! Тишина не успела разлиться и закрепиться.

От входа раздается тихое шарканье ног, приглушенные голоса. Зал по одному, по два, группами начинают заполнять люди. Они занимают свободные места в креслах. Кучкуются у колонн, рассаживаются прям на пол или на свои сумки у стен. Людей много. Человек сто. Все — молодежь. Одеты явно не по сезону. Легкие грязные или драные болоньевые куртки. Толстые вязаные свитера. Непонятные шапки на головах. Длинные, нечесаные, чуть не слипшиеся волосы. То ли заспанные, то ли грязные, отталкивающе лица. Грязные руки с зачастую сбитыми костяшками. Тощие сумки через плечо. Вещевые мешки. Одеты… да. Я бы так даже на даче ковыряться не оделся. Такое впечатление, что одежда такая, какую не жалко выбросить. Последними в зал заходят три офицера. Майор и два капитана. Погоны черные. Молча стоят у входа и наблюдают. А-а-а…. понятно. Призывники.

Офицеры молча наблюдают за подопечными. Минут через 10 все призывники устроились. Угомонились. Потревоженный народ тоже притих, пристроился досматривать сны. Офицеры уходят.

Один экземпляр в красной грязной болоньевой куртке, с порванным рукавом, серых неопределенных мятых штанах с темным пятном на правом боку, нечищеных ботинках со сбитыми носами, спортивной синей шапочке с помпоном подходит к буфету. Буфетчица оживает. Начинает то ли расхваливать товар, то ли отвечать на вопросы. Экземпляр слушает кивая головой, молча берет с подноса пирожок, откусывает, разворачивается и идет на выход.

Буфетчиица кричит в след, мол негодяй! Караул! Держи вора!

Призывник быстрым шагом, провожаем ленивыми взглядами уходит коридором.

Буфетчица решает не оставлять это дело. Начинает собирать свои подносы и прятать их в ящики буфета. Все подносы по очереди прячутся в три буфетных ящика и ящики запираются на замки. Буфетчица уходит.

Через некоторое время буфетчица возвращается с уже виденными мной милиционерами. Отчаянно жестикулируя жалуется. Милиционеры смотрят по сторонам, слушают, кивают головой и уходят.

Буфетчица возвращается к своим ящикам. Отпирает замки, достает из ящиков подносы со снедью и расставляет их на ящиках.

У колонн на входе в зал появляется персонаж к красной болоньевой куртке. Буфетчица его видит. Молчит. Постояв минут 5 персонаж подходит к буфету. Буфетчица начинает что то ему не громко выговаривать. Персонаж слушает опустив голову. Прям овечка смирная. Но вот под монотонный голос буфетчицы его правая рука медленно тянется к пирожкам. Буфетчица, не преставая воспитывать, легонько бьет его по руке: мол нельзя! Ай-ай-яй! В это же он левой рукой хватает с подноса пачку печенья, разворачивается и идет быстрым шагом к выходу из зала. Пол зала спит, остальные давятся со смеху.

Буфетчица начинает собирать свои подносы в ящики. Закрывает ящики на замки и уходит.

Снова появляются милиционеры. В зале тишина и покой. Постояв на входе милиционеры уходят.

Приходят офицеры и постояв на входе, тоже уходят.

Приходит буфетчица. Снова отпирает ящики и достает свои подносы.

Появляется персонаж в красной куртке. Под правым глазом огромный синий бланш. Глаз заплыл. Повертев головой на входе пристраивается у окна и замирает.

Раздается кваканье громкоговорителя. Пассажиры поднимаются, собираются у окошка кассы. Я тоже подхожу поближе. Ещё пара счастливчиков убегает к подошедшему поезду.

— Билетов нет! — окошко закрывается, народ расходится по своим местам.

— А перед вами кто? — спрашиваю я мужчину за которым занимал очередь.

— Впереди вот на женщина, — показывает он на даму в синем пальто и меховой шляпе. — а она вон за тем мужиком, — показывает он на интеллигентного вида мужчину в пальто, очках и шапке пирожком. «Ни иначе профессор», — думаю я.

— А перед ним?

— А все. Он первый остался.

Это радует. Впереди 3 человека, я четвертый. Иду курить, с чемоданами конечно. Вернувшись обнаружил место, где стояли чемоданы занятым. У стены, на сумках сидели две грязные личности и усиленно делали вид что давно спят. Спорить не хотелось. Стал у входе возле колонны. Ощутимо тянет сквозняк. Понятно почему тут никто не задерживался.

Время тянется медленно и лениво. Скоро утро. В Кисловодске вообще только 2-й час ночи. Самый сон. А тут… Зябко. Гудят ноги. Курить уже не хочется. Кушать хочется, но вот на то, что разложено в буфете не хочется даже глядеть… Весь зал спит. Ну кроме тех, кто как и я на ногах. Да и мы, наверное тоже спим. Стоя.

Снова квакает громкоговоритель. Прибывает очередной поезд. Народ собирается к кассе. Подхожу и я: что-то нам касса подарит?

Касса дарит один билет на «Россию». Очередь в недоумении. Один билет? Всего один? Народ молча переглядывается. Переговаривается. Все смотрят на меня. Оказывается профессору в пирожке надо 3 билета. Женщине в шляпе — два. Мужику передо мной тоже два.

— Один билет на «Россию»! — снова доносится из кассы, — что, никому не надо?

— Надо! — кричу я. — Очень надо!

Расталкивая людей пробиваюсь к заветному окошку.

— Один билет на «Россию» до Читы! — кричу я протягивая удостоверение личности и деньги. Кассирша все забирает пожимая плечами:

— И нечего так кричать…

— Ох и повезло вам молодой человек, что мне надо 3 билета! — говорит мне «профессор».

— Повезло же вам, что мне два билета надо…., — говорит мне дама в шляпе.

— Да… если бы мне не два билета…, — заключает передо мной стоящий.

Я ликую! 9-й вагон. Купе, верхняя полка. «Россия». Отправление в 5.21 местного. Вот мой заветный билет!

Хватаю легкие, как пушинки чемоданы и бегу на перрон.

9-й вагон, весь в снегу, как из сказки, останавливается прямо на против меня и центрального входа на вокзал. Из открывшейся двери вырывается клуб пара. Заботливая проводница в форменном пальто и шапке протирает поручни. Звезды на небе хитро подмигивают синими глазами. Из трубы над вагоном струится белый дымок. Вот оно, счастье!

Запихиваю по очереди чемоданы в тамбур. Чемоданы уже не легкие. Чемоданы уже снова неподъемные.

— Не шумите. Проходите. Ваше купе 4-е…

На нижней полке, под моей, едет старушка, проснувшаяся от шума. На соседних полках спят какие-то мужики. Старушка лежа молча наблюдает за мной. Что ж старческий сон чуток. Пардоньте!

Снимаю шинель, китель, вешаю на вешалку и заталкиваю вешалку за полку, трамбуя бабкину шубу. Сдвигаю матрац и по одному поднимаю чемоданы на полку. Неподъемные. Затем сам залезаю на полку и с трудом, чуть не надорвавшись, запихиваю сдвинув стопку одеял в сторону, «мечту оккупанта» на верхнюю багажную полку. Сил нет совсем. Чувствую, что поезд плавно трогается.

Из второго чемодана достаю спортивный костюм, скоро переодеваюсь в туалете. Быстро стелю постель и отправляюсь к проводнице. Знакомлюсь и пью горячий сладкий чай прямо у неё в купе. А где ещё? Все ещё спят…

С удовольствием вытягиваюсь на полке у себя в купе. Уставшие мышцы ноют. Тепло… Снова стучат колеса, снова покачивается, как детская люлька вагон. Еду! Еду дальше, вперед, в будущее!

Засыпаю. Проваливаюсь. Лечу…

Проснулся я глубоко к обеду. 13 часов с копейками на часах. Это по Омску. Местного, наверное 14. А по Москве 10 утра. В купе тихо. Деньги и документы на месте. Старушка читает Куприна. Мужиков — нет. Мой желудок заявляет о себе требованием покушать. Ну что ж покушать так покушать, дело нужное. Отправляюсь в соседний вагон.

Мест в ресторане, несмотря на обеденное время много. Есть даже один, совершенно свободный столик, за который я и присаживаюсь. Крахмальная белая скатерть, блестящие приборы, чистые бирюзовые шторы, деревянные перегородки с резьбой — красота. Меню, на удивление — брат-близнец уже виденного мной в предыдущем поезде. Что ж и заказ будет похож. Салат из капусты, борщ, толченая картошка с сосиской, чай. Официант не заставил себе ждать.

Кушать хочется. Но я специально заставляю себя не спешить. Кушаю медленно, не спеша, тщательно пережёвывая пищу, разглядываю пейзажи за окном. Пейзаж однообразен — заснеженные поля, редкие перелески. Хоть какое-то развлечение. А то снова: перекур — полка — чай.

Наискосок от меня, за столиком сидит троица парней. Временами о чем-то тихо разговаривают голова к голове. Разливают, я так подозреваю, по бумажным стаканчикам не минералку. Интересно… в стране сухой закон, а здесь — нет? Но парни сидят тихо. Не буянят. Даже разговаривают — шёпотом. Прям заинтриговали. Заговорщики…

Замелькали пригороды. Наверное Новосибирск. Допиваю чай, официант приносит счет. Однако, три рубля. Зелененькая бумажка отправляется в ресторанную кассу. А я отправляюсь в купе за сигаретами и на перрон перекурить.

Морозец. Пасмурно. Вокзальная суета. Покупаю Комсомольскую правду и иду в купе.

Старушка с нижней полкой откладывает в сторону Куприна и интересуется погодой. Невысокого росточка, среднего телосложения, в пестром теплом халате, седые волосы заплетены в короткую косичку. Глаза внимательные, чуть щурится. Очки не носит, что для её возраста, удивительно. Лицо располагающее. Обыкновенное. Следов косметики не видно. Похожа на учительницу младших классов. Разговорились, едет в какое то Ружино к дочке. Так прямо и спрашиваю:

— Вы, не учительница часом?

— Что, заметно?! — по доброму улыбается старушка.

Улыбаясь киваю головой. Попал в точку.

— Была учительницей, да теперь вот на пенсии…

Выстояв свои пол часа остановки поезд отправляется дальше.

Я успеваю несколько раз замкнуть известный маршрут: перекур — окно в коридоре на против купе — чай — полка.

Появляются соседи. Хотите верьте, хотите нет — это как раз те самые молодые люди из вагона-ресторана. Покосившись на меня усаживаются на нижнюю полку. Тихо переговариваются, смотрят в окно. Скучают. Тоже ходят покурить в тамбур. Пьют чай. Со мной не знакомятся. Поведение не характерно для молодежи, тем более выпившей. Ну и я с ними тоже не знакомлюсь.

В моем купе едут двое. Я так понял, Славик и Макар. Леха едет где то в другом купе.

Славик невысокого роста, сухощавый, черненький. В вырезе клетчатой рубахи видна тельняшка. Живчик такой. Заводила. Все время что то тихо рассказывает посмеиваясь. У него нижняя полка. За главного у них.

Макар крепкий, с меня ростом, мощный. Русые длинные волосы. Молчун. В разговоре больше головой кивает. Славика не слушает, больше смотрит в окно. Видно болтовня Славика дело обычное, надоедливое.

Леха здоровенный рыжий детина. Волосы кучерявятся большими кольцами. Кулаки с мою голову. Мускулы бугрятся и выпирают везде где есть. А есть они у него везде. Вот ему бы имя Макар больше подошло.

Все парни крепкие, моего примерно возраста. Наверняка после армии. Лениво перекинулись в карты. В дурачка. Надоело.

Так и едем. Тихо. Мирно. Перекур — окно — полка. Для разнообразия в следующий раз — чай. Едет поезд. Глотает километры пути. Бегут мимо окон леса, проскакивают реки, мелькают столбы. Поезд скорый. «Россия». Некогда стоять.

Леха смотрит в окно. Молчит. Хмурится.

— Эх! — вздыхает он. Славик с Макаром озабоченно переглядываются. — Ну куда мы едем? Ни жилья, ни дорог, ничего… Что нам дома то не сиделось? Ну зачем…

Макар поднимается и выходит из купе.

— Слушайте! Давайте домой, а? Ну что нам там делать? — Леха продолжает. По разговору видно, что он выпивши. — Ни жилья здесь, ни дорог, ни людей… кой бес нас туда тянет? Не-е-ет, ты Славка как хочешь, а я выхожу на первой же станции. Куда, куда нас несет? Домой. Все. Домой! Хватит!

— Ты чего? Ты это… ты погоди, Леха… — Славик поглаживает Лехе руку. — Ну как куда? Ну ты же знаешь… мы же договаривались… все вместе. После армии. Слово давали. Надо значит выполнить. А то какие же мы мужики тогда?

Заходит Макар, из под мастерки достает бутылку водки и ставит на стол. Славик покосившись на бабку прячет бутылку за подушку. Бабка неодобрительно качает головой и уходит из купе.

Славик достает откуда то стопочки. Разливает. Лехе налил полную, себе и Макару чуть дно прикрыть плеснул.

— Пей Леха… — Леха опрокидывает стопку. — Во-о-от… ну что ты… ну снова тебе неймется….

— Да ты в окно глянь! — Леха мотает рыжей головой. — Нет. Нет здесь ничего. Ни людей, ни машин, ни жилья. Это здесь нет. А дальше что? Да там вообще ничего…

Славик снова наливает. Макар выходит из купе и тут же возвращается с пачкой молочного печенья. Снова все выпили.

— Слушай, Леха… я же тебе говорил… — проникновенно, тихо говорит Славик. — вот приедем мы в Находку… Знаешь какой город Находка? Большой город. Портовый… устроимся на корабль. Матросами. Матросы в Находке — уважаемые люди. Денег валом. Работа самая лучшая. На какой хочешь корабль устроимся. Хочешь — на сухогруз. Хочешь на танкер. На лесовоз. Да хоть на буксир в порту. Везде матросы нужны…. Без работы не останемся, не боись! — Леха молча смотрит в окно на мелькающие деревья. — Сразу то наверно в загранку не попадем. — Леха вопросительно смотрит Славику в лицо. — Сначала на каботаж. Опыта набраться. Себя показать. Научат нас делу… а потом да. Потом в загранку.

Леха улыбается и снова переводит взгляд в окно. Слова Славика действуют на него как слова Каа на бандерлогов. Славик снова разливает по стопкам. Выпивают. Закусывают печеньем. Леха блаженно улыбается и пялится в окно. За окном уже начинает темнеть.

— Представляешь Леха, огромный сухогруз. Сто метров длинной. Или двести. И мы на нем в загранку. Вместе! А матросам на сухогрузе делать совсем нечего. Особенно когда корабль в море. Там же автоматика кругом. В порту — да. Там надо докерами на погрузке-разгрузке командовать. Вахту у трапа стоять, что б местные не залезли. А в море — спи да ешь, днем ещё загорать можно, и все дела… Вот ляжешь на шезлонге… минералку холодненькую попиваешь… а шезлонг на корме стоит, на самом юте… солнышко припекает… палуба как сковородка раскаленная… чайки курлычат… море синие синее. Аж до горизонта. Волны с барашками пены ленивые такие… дельфины прыгают. А мимо остров с пальмами проплывает. Туземцы там на лодочках… кокосы-бананы, все дела… а мы загораем! Хорошо…

Леха улыбается и смотрит в окно стеклянным отсутствующим взглядом. Славик наливает ещё по стопочке. Сует в руку Лехе.

Конец ознакомительного фрагмента.