Нас писали два года

Романова

За два года было всё – яркие эмоции, любовь, страсть. Разочарование, потери, боль и чувство безысходности. Возрождение себя, поиск истинной любви и настоящего счастья.Эта книга – автобиографичная, но каждый, кто сталкивался с настоящей любовью в своей жизни, узнает в ней себя. Этот тяжелый путь стоит пройти, чтобы стать по-настоящему живым человеком.Через тьму к свету. Через тернии к звёздам. Книга содержит нецензурную брань.

© Романова, 2022

ISBN 978-5-0055-2028-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I. Стихиатрия

Впервые

Впервые, заглянув в его медовые глаза,

Я знала, что проваливаюсь в бездну,

Что выстрел, словно молнии зигзаг,

Достигнет цели. Я взорвусь, исчезну.

Впервые, пульс под кожей ощутив,

И сердце, бьющееся бешеною птицей,

Я будто дном ладьи ударилась о риф,

И потонула в бесконечных водах Ниццы.

Когда, впервые, он коснулся губ моих,

Моя душа достигла огненной геенны,

Он сердце испестрил обоймой боевых,

Но не был никогда со мною откровенным.

Когда, впервые, я осталась без него,

Мой кислородный клапан отказал мне в службе,

Всё тело пожирал и раздирал огонь,

Лишь оттого, что я была ненужной.

Мишень

Нас небрежно разлили полусухим на дорогой костюм,

Нас на пушистый ковёр рассыпали мелким бисером,

На рваных струнах души фальшиво сыграли ноктюрн.

Теперь нас не удалить, не отскрести, не вытрясти.

Мы въелись в память близким, они будут помнить всё —

От ярких влюблённых глаз, до страшных ночных истерик.

Ты будешь помнить моё красное от страсти лицо,

Я запомню адскую боль, которую не унять, не измерить.

Мне так хочется через тернии к звёздам,

Но пока выходит через тернии только к терниям.

Из них коршуны и стервятники вьют себе жуткие гнёзда,

В день проходишь по метру, заглушаешь боль, проявляешь терпение.

В конце меня ждешь не ты, не награда, не похвала,

Мол, какая ты молодец, выжила в судном дне,

Вот, держи ключ от мустанга и езжай.

Но лежу ни жива, ни мертва.

Для твоих серебряных пуль мишень.

Ближе

Невозможно представить, как я по тебе соскучилась,

Как дотронуться хочется до тебя, как до неба.

Настолько сильное чувство тоски, что причудилось,

Будто о́бнял душу мою там, где ты ни разу не был.

Провести бы рукой от твоего плеча и до кисти,

Еле касаясь, почти незаметно, и задержать дыхание,

Позволить себе забыться, прильнуть к тебе и остановиться.

Я так жажду, чтобы сейчас это стало явью.

Душа, заточённая в клетку, бьётся раненой птицей,

По твоей просьбе, держу её внутри и не выпускаю наружу.

Я вроде бы близко, но сейчас опасно с тобой торопиться,

Я всё понимаю, я уступаю, пережимая птичке горло потуже.

Наградишь ли меня ты потом за это терпение?

Мне очень страшно, потому что не знаю ответа точного.

И если однажды ближе ко мне ты возьмешь направление,

Вместо знака вопроса поставлю я многоточие.

Я готова прождать ещё сколь будет угодно.

Тому, кто умеет ждать, достаётся всегда самое лучшее.

Потому что среди людей, их судеб и сладкой свободы

Важна двух душ связь и гармоничное созвучие.

На Арбате

Когда меня не станет, я окажусь в том мимолетном отрезке жизни,

Пусть он будет раем или адом — это неважно.

Я газ давила в пол, летя на встречную, забив на «ближний»,

Летя на него, приняв свою смерть отважно.

Хочу сохранить в памяти сентябрьский вечер на подоконнике,

Где вокруг было тихо, в ушах стучал мой бешеный пульс,

Когда утром смотрела, что означают ландыши в соннике,

Когда мою грудь наполнили полной обоймой пуль.

Хочу сохранить до мелочей той ночью звонок опоздавшего,

Его ожидание, запах города и душный осенний воздух.

Рой мыслей в голове, вопрос — может, продашься душе его?

Или нажмёшь на тормоз, пока стало не поздно?

Он позволяет дальше лететь по встречной и давить в пол гашетку,

Я поддаюсь, понимая, чем всё это может кончиться.

Это проклятие, гамартия, порча и чёрная метка,

Это далеко не свобода, это щемящее, давящее одиночество.

Между нами будто натянули тонкую красную нить,

Она обмотала мою шею, душит несуществующим.

Я снова клянусь и пытаюсь тебя забыть,

В ответ ты не отводишь глаз, казалось бы, любящих.

Однажды, эту безумную ночь сменит утро,

Ты будешь смотреть на меня, будто я ничего не значу.

Я буду помнить тот вечер с годами смутно.

До тех пор, пока на Арбате небеса не заплачут.

Дистанция

Ты — самая большая в мире боль,

Большой грех и наглая ложь.

Но без страхов и боли (как и без тебя) я полный ноль.

И словам, которые ты говорил — цена грош.

Сколько бы я ни пыталась стать ближе,

Ты продолжаешь соблюдать чёртову дистанцию.

Я катастрофически устала, я пытаюсь выжить,

Держась на линии фронта сильной, борясь со слабостью.

Я пытаюсь войти в твоё пространство, вылечить душу,

Но ты упорно выталкиваешь меня наружу и дверь закрываешь.

Я пока не сдаюсь, оставаясь к тебе благодушной.

Но я живой человек, а ты беспощадно меня убиваешь.

Однажды, от меня совсем ничего не останется,

Ты выпьешь меня до дна, но ничем не наполнишь.

Со временем, каждый шрам от тебя затянется.

Паршиво, что я это переживу, а ты меня и не вспомнишь.

Состояние: тварью дрожать и волком выть,

Всем в глаза улыбаюсь, чтоб не видно было больной души.

Мне уже абсолютно плевать, быть нам вместе или не быть,

Но потом, когда станет поздно, меня не ищи.

Я могу быть по-волчьи верной и долго ждать,

Но если ты — лёд, а биться о лёд бесполезно,

Мне придётся тогда ото всех (в том числе от себя) убежать,

Потому что, к твоему удивлению, я сделана не из железа.

Возможно, когда-то потом, ты меня вспомнишь,

Возможно, поймешь, какую ошибку ты совершил,

Но время назад не вернёшь, закрытую дверь не откроешь,

Ты меня уничтожил.

Сжег.

Задушил.

Не приезжай

Знаешь, ты постепенно начинаешь исчезать.

Я об одном молю тебя — не приезжай.

Проходят дни, недели. Я начинаю забывать.

Замки меняю на двери. Не рвись туда, не открывай.

Недели три назад была уверена, что сдохну,

Но после ломки в теле остается только пустота.

И впереди есть только тысячи ночей холодных,

А прожита всего одна.

Я перешла в совсем иной разряд.

Мне жаль, что оказался ты таким, как все.

И жаль, что больше не увижу этот взгляд,

Что подарил ты мне, однажды, в темноте.

Я более тебя не жду. Ни писем, ни звонка.

Не тереби мне душу. Просто исчезай.

Пусть без тебя. Зато спокойна стану и легка.

Я об одном молю тебя — не приезжай.

Помню

Я всё ещё помню мимику, когда ты сосредоточен,

И улыбку помню твою, от которой дрожат коленки.

Спустя год, мы превратились в волков-одиночек,

Позабыв о том, как прекрасны любви оттенки.

Я всё ещё помню горящий взгляд, сильные руки помню,

Помню голос низкий, что эхом отдавал мне в сердце.

И теперь я не кто иной, как простой паломник,

Который несет тебя в себе по инерции.

Я всё ещё помню ночи, бессонные, летние, теплые,

Помню, как открывала тебя, как Колумб Америку.

Мы были счастливые, свободные, бесконечно юные,

Оставались влюблёнными, не прибитыми к берегу.

Почему ты не помнишь о том, как был по-детски счастлив?

На мои вопросы даже боги не находят ответов.

Я помню о том, как ты был влюблён в меня, без фальши.

Я помню глаза горящие, которые, увы, погасли где-то.

Она сгорала от любви

Она сгорала от любви,

Как тёплое, яркое пламя.

А он затягивал её в тиски.

Был неприступным камнем.

Её манила доброта,

Улыбка, свет в глазах и сильная натура.

Ему она хотела без остатка подарить себя.

Теперь не хочет видеть света утром.

Её терзает пустота.

Боль, крик души неумолимый.

Вокруг сплошная темнота,

Но он по-прежнему «любимый».

Так бережно хранит воспоминания.

Внутри пылает каждая секунда.

Не просто вычеркнуть его из подсознания,

Особенно, когда мерещится он ей повсюду.

Умом она всё понимает,

Что всё пройдет, настанет новый день.

Но в ней он навсегда оставит

Свой отпечаток, боль и тень.

Ты в плену

В этой вселенной законы просты:

Первым бьёт тот, кто сильнее, чем ты,

Тот, кому веришь ты больше всего,

Таких миллиард на тебя одного.

Выбери сам для себя дальше путь,

Надоело терпеть? Тогда бьющим будь.

Ударь посильнее и выиграй войну,

Иначе есть место только в плену.

Готов быть пленённым? Но ради чего?

Ради любви сдаваться смешно.

Любовь — это просто слабость души,

Подумай ещё раз, всё взвесь и реши.

Он делает выбор и бьёт прямо в грудь

Любовью, так сильно, что не вдохнуть.

Сдавайся, ты проиграла эту войну.

Ты в плену.

Почему

Мы стойко переносим смерть самых близких,

Мы железные леди, со стержнем внутри.

Почему же мы воем, когда в переписке

Он говорит: «Забудь, не дури».

Мы легко отпускаем тех, кто нас предал,

Мы смогли пережить потерю друзей.

Почему ты теперь в состоянии бреда,

Когда на откровения он пишет: «Окей».

Мы умеем подняться и гордо уйти,

Мы находим силы улыбнуться врагу.

Почему мы тогда лежим вдоль руин,

Когда он говорит: «Я не могу».

Мы не нуждаемся в чьей-то оценке,

У нас за плечами миллионы грехов,

Но почему мы от боли сползаем по стенке,

Когда он сообщает: «Я не готов».

Нашему стержню подвластна любая боль,

Почему же позволяем тонуть кораблю,

Почему же проще поднести к виску кольт,

Чем услышать: «Я больше тебя не люблю».

Детонатор

У неё к тебе нежности столько, что трудно даже дышать,

И нежности этой — хватит укрыть целый мир от бед.

Ты точно знаешь, она — та, кто умеет ждать.

Она точно знает, что ты — её человек.

У неё внутри детонатор. Будет больно — уничтожит весь мир к чертям.

Тебе нужно быть осторожней, иначе снесёт волной.

Она будет идти по пеплу, по мёртвым остывшим телам,

Она сожжёт всё вокруг, лишь только бы быть с тобой.

Твой мир куда шире её голоса на том конце провода,

Её мир сжался до точек в радужке твоих глаз.

Ты был осторожен, не давал ни единого повода,

Но она всё знала и видела. И внутри тихонько «тик-так».

Таймер запущен, обратный отсчёт пошел,

Ты либо её сапер, либо её фитиль.

Тебе в эпицентре быть. Ведь ты её сам завел.

Закрой глаза, сделай вдох.

Три.

Два.

Один.

Стихиатрия

Стихи не растут, как цветы в горшке,

Не растут как у любящей матери дети,

Не лежат как выигрышный туз в рукаве,

И не светят в глаза мне лучом на рассвете.

В безумном потоке идей и мыслей,

Мне трудно поймать и слагать порой.

Я будто безумец, стремящийся к выси,

До которой никак не достать рукой.

Я познала иной, душевный язык,

И говорю на нём у вас в головах.

Слова — водопад, чистый родник,

Замёрзший в ваших глазах.

Я заложник себе, я себе тюрьма,

Рифмую, на грани шизофрении.

Я узница творчества, сошедшая с ума,

Заключена в стенах стихиатрии.

Нас писали два года

Нас писали долгих два года.

Буквы сплетались в неровные абзацы.

Сбивалось дыхание, куда-то девалась гордость,

Горячие, безумные, будто нам по пятнадцать.

Нас долго писали:

О том, как ты сбивал мне температуру,

Как я вязала тебе свитера, которые ты не носил

(они были связаны криво),

Как мы ломали мебель

(дальше по тексту цензура).

Как мы любили друг друга и ненавидели быт.

Только жизнь внесла свои коррективы.

И нас удалили, нажав «delete».

То, что ты любишь

Ей бы лавандовым полем в тебе прорастать,

Чтобы спалось спокойней, да дышалось легче,

Чтобы тебе никогда не знать,

Какого жить с грузом, что давит на плечи.

Ей бы молоком красить кофе твой по утрам,

Только потому, что тебе так вкусно.

Причина, почему ты кочуешь по городам —

Внутри тебя до ужаса пусто.

Ей бы часами запястье твоё обнимать,

Ведь ты их так любишь, а значит любишь её,

Она давала бы стимул не опоздать,

К той, о которой ты скажешь «моё».

Ей бы хотелось быть чем угодно,

Лишь бы всегда находиться с тобой.

Только это не нужно тебе, ведь свобода —

То, что ты любишь больше неё.

Я буду ждать тебя

Я буду ждать тебя, даже когда этот день закончится,

Даже когда снег растает, и наступит лето,

Даже если ты заведешь любовницу,

Даже если наступит долбанный конец света.

«Он её не любил» — запись в графе «причина смерти».

«Она слишком долго ждала» — будут твердить врачи —

«Если бы в том уравнении появился третий,

Мы возможно смогли бы её спасти».

Знаешь, мне самой удивительно, как можно столько верить,

Любить до сих пор, желать и отчаянно ждать.

Друзья у виска крутят, мол, вас то уже не склеить.

А я продолжаю твердить — просто вам не понять.

Я должна тебя разлюбить — мне все твердят, как один.

А я всё равно буду ждать, даже когда день закончится.

Буду ждать хоть до скончания века, хоть до седин,

Только скажи мне, что тебе этого правда хочется.

Сколько лет

Сколько лет между нами прошло — пройдет ещё столько же зим,

Был бы обычным прохожим — далёким и вымышленным, как в книге,

Но тебя занесло ко мне то ли тропическим ливнем, то ли ветром сухим,

И принёс то ли радость мне, то ли скорую гибель.

Ты, познавший любовь и счастье, зачем явился ко мне,

Почему так старательно ловишь мой уставший растерянный взгляд?

С кем поспорил, кому ты дал непреложный обет,

И какие высшие покровители над тобою теперь стоят?

Сколько лет пролетело, мы не те, кем были в шестнадцать,

У тебя все мечты сбылись, всё легко летит в цепкие руки,

У меня накопились силы решать всё самой и ни в ком не нуждаться,

Хотя мир вокруг меня всё ещё слишком хрупкий.

Ты стоишь и смотришь строго, прямо в центр моей души.

Вынеси приговор, наконец, или сделай меня счастливой.

И я либо опущу тяжеленный гигантский щит,

Либо, голову вскинув, покину тебя молчаливо.

В июне

В моём любимом городе без тебя теперь холода.

Ты ушёл и увёз с собой горячее солнце.

Вместе с ним ты забрал куда-то частицу меня,

И я стала слаба. С холодами нет сил бороться.

Представляешь, через пять дней наступит июнь.

В этот день, я открою шампанское и выпью его до дна.

Подниму бокал за тебя, потому что благодарю,

За то, что этот тяжелый путь прошла я сама.

Сколько таких писем я тебе ещё напишу?

Наверное, пока из меня не выйдет всё, что чувствую.

Я тебе не отправлю их, я смиренно молчу,

И слагаю рифмы, не найдя пока самую лучшую.

Всё что могу сказать — пишу в стол или пускаю в люди.

Хотелось бы верить, что ты этого никогда не увидишь.

Когда-нибудь мы посмеёмся над этим и всё обсудим,

Тогда же, в июне, когда расцветают вишни.

Ночь

Когда жизнь потеряет смысл,

И придётся всё начинать с нуля,

Я всё брошу и прыгну в последний вагон,

Лишь бы снова увидеть тебя.

Я приеду на старый пустой вокзал,

Будет ночь, и от прошлого нет и следа.

Далеко, еле слышно, меня кто-то позвал,

И я вижу до боли родные глаза.

Эта ночь будет пахнуть сиренью, ты — табаком.

С тобой всё ярче солнца и страх неведом.

И мы будто бы дети, ото всех, тайком,

Целоваться будем под этим открытым небом.

Но я стою на перроне, а поезд отходит.

Я просто не помню, где ты живешь.

Мимо вагоны и ночь на исходе.

Нет смысла ехать, когда ты не ждешь.

Скобка

Я бы хотела задержаться навечно,

Немного скованной остаться и робкой.

И не иметь больше шанса осечься,

Прячась за текстом улыбчивой скобкой.

Скажи, хотел бы остаться хоть на минуту,

В памяти, в свежезаваренном кофе,

Ждать, что ночь никуда не отступит,

Будто бы в венах не кровь, а морфий?

Не хочу даже знать, что со мной будет завтра,

Как я проснусь, и с какой ноги встану.

Ответь мне, прошу, в чем же, все-таки, правда?

Если в любви — верить не перестану.

Но пока, каждый миг, словно новый виток,

И незнание правды добавляет мне сил.

А пока что, пишу скобки я завиток,

Чтобы ты что-то важное не упустил.

Я буду рядом

Я буду послушно следовать осенним дождем за тобой,

И греть твои плечи солнечным бабьим летом.

Тёплые капли дождя будут ласкать тебя, стой,

Смотри, я радугу сделала, окрасила небо ярким цветом.

Когда ты устанешь, я снегом твой дом укрою.

Твой кот за окном будет ловить белых мух.

Ты кофе сваришь себе, выйдешь курить, и порою,

Незаметно, произнесёшь моё имя вслух.

Весной распущусь в твоём сердце зеленью,

И станет тепло и легко душе одинокой.

Солнечным светом тоску разгоню смертельную,

И прилечу в твой двор белой сорокой.

А летом, согрею тебя, обнимая лучами,

Теплым ветром спрошу: «Можно я тебя поцелую?».

Время проходит, я всё так же дико скучаю,

Разливаясь в закате небесной лазурью.

Холода

Знаешь, холода это не так уж и плохо.

Главное, чтобы рядом был тот, кто греет душу.

Чтобы ночью между вами был жар, чтобы громко охать,

Чтобы соседи завидовали, пытаясь вас подслушать.

Главное это ночью уткнуться носом в теплую шею,

Выслушать цоканье и вопрос: опять он у тебя холодный?

Нотации эти, мол, если я опять заболею?

Но так, увы, заложено во мне природой.

Этой зимой меня не греет даже два одеяла,

Лишь потому, что нет твоих рук горячих.

Мне бы хотелось начать всё с тобой сначала,

Был единственный шанс, и то, впустую потрачен.

Дай ещё возможность обнять тебя и уснуть.

Я за этим готова прийти, как за новой дозой.

Прижаться, вдохнуть, целовать, утонуть,

Быть одержимой тобой, быть под гипнозом.

То ли это погода такая, в которую надо жить вместе,

То ли я по тебе очень сильно скучаю.

Пожалуйста, счастья грамм пятьсот отвесьте,

И ещё двести грамм печенья к чаю.

Зачем

Зачем ты ко мне приходишь, устало голову кладёшь на моё плечо,

Зачем ты меня тревожишь, как ребёнок, канючишь, что хочешь меня ещё.

Я всё время кочую, исчезаю, прячусь, чтобы ты меня не нашёл,

Но ты возвращаешься снова, до боли родной и грешной.

У тебя свободы в карманах — раздать её беднякам,

По тебе так скучают страны, в которых ты не бывал.

Зачем ты ко мне приходишь? Мне негде тебя разместить.

Ты пожимаешь плечами, и говоришь, что вернёшься завтра к восьми.

Я привычка, привыкшая жить привычками, и не думать о завтрашнем дне.

Лишь бы не торопиться, не спорить с судьбой, не оказаться на самом дне.

Я уже начала правда думать, что ты приходишь, чтобы побыть со мной,

Что ты, наконец-то такой желанный, приходишь к себе домой.

Я накрываю на стол, готовлю ужин, наливаю тебе вина.

Надела, впервые, платье, для того (мне самой смешно), чтобы встретить тебя.

Время восемь.

Восемь ноль пять.

Девять.

Два часа ночи.

Я запираю дверь, выключаю свет и ложусь одна.

Больше ты не приходишь.

У этих двоих

У этих двоих весь мир спрятан в ладонях,

На этих двоих вся ночь впереди и дешёвый отель.

Они будут смеяться, пить, и не уснут сегодня,

Заговорятся до утра, не заметив первых лучей.

У этих счастливых нет и не было общего.

Скорее от скуки и одиночества спасают друг друга.

Возможно, ей хотелось чего-нибудь большего,

Но он смеётся весело и называет её «подруга».

Бессонные ночи сменяются бесконечно,

Опять до утра хохочут, а после целуются жарко.

Ей нравится он, ему нравится её беспечность,

И то, что глаза голубые искрятся ярко.

Сейчас у этих двоих два отдельных мира.

Они смеются с другими и жадно целуют их губы.

Она знает точно, что никого больше так не любила,

Он знает точно, что между мужчиной и женщиной не бывает дружбы.

Загнанные

Мы с тобой существуем, не зная ни сна, ни отдыха,

Ни любви, ни любой другой радости,

Нет былого огня, не хватает пороха,

И поэтому пытаемся выпить друг друга, от жадности.

Подсели на крепкое: алкоголь, поцелуи, объятия.

Тратим ресурсы впустую, казалось бы, но какова награда.

Кажется, мы не думаем о будущем, не имеем понятия,

Какой из тысячи векторов нам был задан.

По кругу, снова, мы повторяемся, мой хороший,

Загнанных лошадей пристреливают, милый, мы оба знаем,

Если не нуждаемся друг в друге, тогда отчего же,

Мы буравим друг друга соблазнительным липким взглядом?

Отчего привязанность эта, откуда нити —

Обвились вокруг запястий, мы тянем их на себя, как поводья.

Я загнана, заряжайте патроны, я готова выйти,

Пока не отдала тебе самое дорогое.

Смелость

Ад пуст. Все бесы здесь.

Я давно уже хожу в одиночестве под землёй.

Демоны оберегают его, а меня пытаются съесть,

Пугают и не дают мне вернуться к себе домой.

Мне смелости не хватает на шаг по ступеням вверх,

На вдох, чтобы ударить лёгкими по хрупким рёбрам.

Его поцелуи были на вкус как лёд и грех,

Его руки оставляли ожоги на плечах, животе и бёдрах.

Распадалась на части, превращалась в «ничто», умоляла — хватит!

И лежала смиренно, свернувшись клубком на твоей груди,

Убивала время, сверля потолок, на холодной пустой кровати,

И бежала на месте, не понимая, что от тебя никогда не уйти.

Смелость — признаться в этом, в первую очередь, себе,

Потом остальным, вызывая жалость, гордость или восторг.

Да. Я врала, что победила в этой борьбе.

Да. Я люблю тебя до сих пор.

Одиночество

Отчаяние сродни́ океану — глубокая синева,

Вопреки анатомии — в груди, вместо сердца, дыра,

Я с одиночеством пью крепкий чай по утрам,

А потом иду по маршруту из «ниоткуда» в «никуда».

Счастье дается глупым. Горе моё — от ума.

Холодный разум меня никогда не предаст.

Ну же, хорошая, давай допивай до дна,

И мы с тобой поговорим в зачёт ещё один час.

Одиночество не привилегия, у него велика цена.

Если с ним повенчаться, есть риск потерять себя,

Но с ним безопасно, я с ним была рождена,

И как бы они не пытались, меня никогда не сломать.

До любимого времени суток ещё полтора часа.

Я налью ему ещё чаю, а тебя провожу до двери́.

Оно прочно сидит во мне, а тебе уже правда пора,

И спасибо, хорошая, что пришла меня подбодрить.

Дай нам снова случиться

Во мне вдохновения на десять томов «Войны и мира»,

Но я не могу выдавить из себя ни слова.

Одни говорят мне — не сотвори себе кумира,

Другие твердят, что такова у любви основа.

Я всем говорю, что ты — перевернутая страница.

Для близких эта маленькая ложь — во благо.

Я даю себе обещаний, что этого не повторится,

Но если ты меня позовёшь, я приду и я буду рядом.

Я хочу вылечить память, чтобы ничего о тебе не знать.

И если бы ты исчез, то я тогда, знаю точно,

Не смогла и строчки бы о тебе написать,

Тогда бы пришлось встретить тебя нарочно.

И снова той же дорогой — она была самой лучшей.

Такая моя награда — снова в тебя влюбиться.

О многом прошу я Бога, но все же, на всякий случай,

Если звёзды позволят — дай нам снова случиться.

Полюби

Выдыхаешь дым через улыбчивый рот,

Я теряю опору в ногах, сердце стучит в желудке,

Я смотрю на тебя, как на доллар смотрит банкрот,

Забывая о днях недели и сколько времени в сутках.

Ну к чему ты такой появился? К первому снегу?

К революции в мирной стране или к началу конца?

Ты предвестник беды, ты Альфа и ты Омега,

С тобой либо лежать в могиле, либо на небе мерцать.

Твой образ живёт на моей сетчатке,

Ты ноша, что давит на мои сутулые плечи.

У меня замерзают руки, и надо купить перчатки,

Потому что ты — холод, и собой руки мне не согреешь.

Ледяным ветром кусаешь за щёки жадно,

Ползешь под кожу, рисуешь на ней узоры,

Пронзаешь сердце ядовитым и острым жалом,

Поджигаешь нутро, пытаешь, наводишь шорох.

И остается ждать трагического финала,

Свернувшись на мокром коврике возле твоей двери́.

Ты проходишь мимо верной собаки с жалобными глазами,

А я продолжаю скулить:

Полюби меня.

Полюби.

Любовь

Любовь кусается, и её укусы не заживают.

Однажды, просто берешь нить, иглу, и их зашиваешь.

Как бы ты не старался, всё равно остаются жуткие шрамы,

Конец ознакомительного фрагмента.