Возвращение Аланбека

Борис Бицоти, 2020

В 90-е годы, в Осетии внезапно расцвело производство водки. Дешевая осетинская водка хлынула на российский рынок и обеспечила приток капиталов в регион. Но вскоре лавочка прикрылась и от бойкой, полукриминальной торговли и извлекаемых суперприбылей остались одни лишь воспоминания. Один из деятелей тех лихих времен готов поделиться этими воспоминаниями. Он, после полного краха своей империи, коротает свой век в районной больнице в одном из горняцких поселков, где судьба его сводит с автором романа. Все, что осталось у героя от прошлой жизни – это воспоминания о славных временах, когда водка лилась рекой, а деньги любили счет. Но старая истина о том, что чем выше человеку удается взлететь, тем ему потом больнее падать, на примере нашего героя вновь себя подтвердила.

XI

Поскольку кроме меня из нас троих в столовой больше никто не обедал, мне пришлось оставить их у реки и поспешить назад в больницу одному. Обед проходил с часу до трех, и после трех в столовой уже не оставалось ни куска хлеба. Его нарезали крупными ломтями и выкладывали на тарелки, стоявшие на каждом столе, а в конце обеда в этих тарелках оставались одни лишь крошки. Я заметил, что прогулки серьезно добавили мне аппетита, и если в первые дни в столовой я от смущения и посторонних взглядов систематически недоедал, пытаясь побыстрее управиться, то теперь я буквально ел за двоих и уже ни на кого не обращал внимания. После трех еду из окошка, отделявшего кухню и столовую, уже не выдавали, и мне надо было поторопиться, чтобы успеть к последней раздаче.

Проходя через поселковый пятачок, я застал на нем привычное оживление. Но среди успевшей уже набить оскомину пестроты продавцов и покупателей меня неожиданно привлекла фигура человека в черном. Она чинно и неторопливо приближалась к торговым рядам, не шагая, а как бы паря над дорогой. Это был православный монах, одетый в рясу. Проходя мимо, он индифферентно оглядывал торговые ряды — яркие символы всего мирского, мерно продолжая свой путь. Затем, вдруг увидев кого-то в толпе торговцев, он улыбнулся и кивком головы издалека поздоровался, вероятно, отвечая на приветствие. Этот скромный прохожий в черном был не просто еще одним человеком из толпы, а скорее посланцем другого мира. Это был глашатай благих вестей. Его ряса, бородка, крестик на груди говорили о многом. Монах шел в гору по проселочной дороге, как если бы это происходило тысячу лет назад. Это значило, что этот поселок вовсе не забытое Богом место. Наоборот, этот пятачок, улицы, дома с их жителями, горы, машины, он, я, Венера и все больные, все мы будем спасены.

Я увидел, что никто, кроме меня, не обратил на монаха особого внимания, а значит, это было обычным явлением в здешних краях. Вот проезжающая мимо машина издала сигнал, и монах снова учтиво поклонился. Я оказался прав — монах был не чужим в поселке. Говорили, что в ведении Русской православной церкви находилось больше храмов, чем когда бы то ни было. Экзотика же и энергетика здешних мест особенно притягивала всех ревнителей христианства, и храмы начали расти в горах как грибы после дождя.

Поравнявшись со мной, монах вдруг, не сбавляя хода, закопался у себя в рясе и после недолгих поисков извлек откуда-то из-под подола мобильный телефон. «Нет-нет, — проговорил он отчетливо в трубку. — Все отлично. Да-да. Все хорошо». Закончив разговор, он спрятал телефон назад себе под рясу. «С кем он говорил? — спросил я мысленно самого себя. — Неужели с Богом?» Вокруг зеленели холмы, вдаль убегала дорога, над всем этим сверху нависало синее небо, и возможно, монах именно это и имел в виду когда отвечал на вопросы своему собеседнику. Продолжая демонстрировать отрешенность, он сторонился машин, обгонявших его то справа, то слева, и смиренно продолжал свой путь в гору, где в получасе ходьбы, как говорили, лежала знаменитая на всю округу православная обитель. Я же, ускорив шаг, все-таки успел попасть в столовую до закрытия. За столами редкие едоки заканчивали свою трапезу, и все, что мне досталось, было пресным и холодным.