Возвращение Аланбека

Борис Бицоти, 2020

В 90-е годы, в Осетии внезапно расцвело производство водки. Дешевая осетинская водка хлынула на российский рынок и обеспечила приток капиталов в регион. Но вскоре лавочка прикрылась и от бойкой, полукриминальной торговли и извлекаемых суперприбылей остались одни лишь воспоминания. Один из деятелей тех лихих времен готов поделиться этими воспоминаниями. Он, после полного краха своей империи, коротает свой век в районной больнице в одном из горняцких поселков, где судьба его сводит с автором романа. Все, что осталось у героя от прошлой жизни – это воспоминания о славных временах, когда водка лилась рекой, а деньги любили счет. Но старая истина о том, что чем выше человеку удается взлететь, тем ему потом больнее падать, на примере нашего героя вновь себя подтвердила.

VI

Как-то после завтрака меня попросили сводить к источнику новых больных. По этой просьбе я понял, что, вероятно, уже успел освоиться здесь. «И друга своего с собой возьми, — сказала Лидия Васильевна из 6-й палаты, — а то он все тут сидит и на девок косится». При этих словах она вдруг громко расхохоталась. Я поднялся в первый корпус и постучался к нему. Никто не открыл. За дверью происходило какое-то замешательство, слышалась беготня и какие-то шорохи. Но вдруг дверь отворилась. «А, это ты? — сказало мне знакомое лицо через щелочку, — ну заходи». Я вошел и тут же увидел причину его беспокойства. Невысокого роста, с короткой стрижкой она сидела на стуле, переводя дыхание. «Это Венера», — сказал он, знакомя нас. Венера была смущена.

Мне хватило одного беглого взгляда, чтобы заметить необычный разрез ее глаз. Сомнений быть не могло — она страдала тяжелой формой астигматизма. Глаза настолько косили, что я не понимал, смотрит она на меня или на него. «Я, наверное, пойду», — сказала она тихо и поспешила к двери. Когда она уходила, я уловил что-то необычное в ее походке. И тут тоже мне все было ясно. Это была ярко выраженная косолапость. Я невольно вздохнул. Низкорослая, косая, косолапая — это была кто угодно, только не Венера. Но его взгляд оставался непроницаемым. Было видно, что он не шутит. Значит, это все-таки была Венера, но не та, которой поклонялись древние, а местная, поселковая. Должны же быть в поселке свои Венеры! «Только не надо меня осуждать, — сказал он, когда она скрылась за дверью. — Я, может быть, человека хочу морально поддержать, так сказать, на ноги поставить». Он полез в ящик за ингалятором, но вдруг увидел рядом сигареты, достал одну и закурил. «А что я должен был делать? — говорил он как бы сам себе. — Пристала ко мне как собака. Бегает рядом, хвостом виляет. Прогонишь — обидится».

Я понял, что он имел в виду. Если Лиза была для него чем-то вроде небесного журавля, то Венера была скорее синицей в руках. И он, как опытный птицелов, вероятно, взял себе за правило никогда ни от чего не отказываться. «Может, ей руки отрубить, — спросил он вдруг неожиданно, — ну, для комплекта?» Он с секунду ожидал моей реакции, глядя мне прямо в лицо, но, прочитав на нем замешательство, тут же рассмеялся. «Да шучу я, — добавил он нехотя, — так и быть, не будем мы портить шедевры, уговорил».

Я решил сменить тему, как бы вспоминая, зачем пришел: «Там они на источник собрались. Не хочешь сходить?» Он сделал недовольное лицо и затянулся. «Нечего мне там делать. От него все зло идет». Он сделал несколько резких затяжек, и я понял, что последует какая-то история. «Это из-за воды у нас тут водка рекой лилась. Видел, в городе целые кварталы на водке выросли? У нас вода горная — жесткая. Она идеально подходит для водки. В других местах ее еще обрабатывать надо, деньги вкладывать, а у нас просто разводи и разливай». Он отклонился назад и вальяжно скрестил руки на груди. «Я знаю, что говорю, — продолжал он с видом знатока, — у меня четыре цеха было. Я еще четыре дома себе построить успел. А потом все пропало». «Но вода же не только у нас есть?» — попробовал я было возразить. «У соседей?» — подхватил он тут же цепко и отрицательно замотал головой. «Тут много всего, — продолжил он, рассуждая, — Где-то рядом тоже есть вода. Но есть и ислам. А в Коране четко написано — алкоголь нельзя, тем более серийное производство». Он широко улыбнулся. «Да и до Грузии от нас ближе всего. Туда же спирт дешевый морем приходил, — продолжал он с равнодушным лицом. — Дешевый спирт плюс горная вода — вот тебе и вся формула. Как говорится, время выбрало нас. А потом…»

Он обреченно махнул рукой. Я, наблюдая за его мимикой, вспомнил, как все то, о чем он говорил, вдруг сгинуло в одночасье. Я и тогда не мог понять, почему прошло это славное время? И он, глядя мне в глаза, казалось, угадал мои мысли. «Нас государство поимело, — продолжил он, как бы отвечая на мой вопрос. — На самом высоком уровне наш бизнес мочили. На самом высоком!» Он выставил вперед ладонь, видимо, собираясь использовать ее как примитивные счеты. «Минимальные акцизные партии ввели, — он загнул на руке палец, продолжая рассказывать. — Ну, скажем… от миллиона штук. И все. Все мелкие цеха сразу попали. Налогами прижали, — он снова загнул палец. — А еще вдобавок на таможне порядок навели, — он одним движением загнул все оставшиеся пальцы, и пятерня собралась в кулак. — Вот и осталось только, что воду разливать. И еще свистеть, что она полезная. Если бы мы еще воздух в бутылки упаковывать могли!»

Он открыл форточку и аккуратно выбросил туда окурок. «С этой таможней отдельная песня вышла, — продолжил он, усаживаясь на кушетку. — У меня знакомые, муж и жена, прознали, что таможенники там деньги большие зашибают, и сразу сына в таможенный институт отдали. Им еще пришлось там отвалить немерено, чтобы поступил, тогда ведь со знаниями не брали. А парню этому подзатыльник хороший дать, чтобы не артачился. Он, видите ли, художником стать хотел. Как ты семью свою кормить будешь, художник?» Он рассмеялся, в недоумении мотая головой. «И что? — продолжал он, веселясь. — Всем аулом его провожали. А толку? Полгода прошло, трах-бах ‑ и реструктуризация. Главного взяточника убирают, и на его место приходит честный таможенник. Взяткам конец. И выходит, что этот обормот три года зря конспекты писал. Три года представляешь? И все коту под хвост. Надо же так залететь! Сидит сейчас в конторе, за белую зарплату документы оформляет. А они ему деньги шлют, чтобы он с голоду не помер».

Он встал на стул, пошарил рукой сверху шкафа и достал оттуда нарды. Разложив их на столе, он пригласил меня жестом. «Играешь?» — спросил он, расставляя нарды. Я отрицательно покачал головой. Никогда не понимал эту игру и всегда испытывал естественное к ней отвращение. Это был для меня, пожалуй, самый бессмысленный способ времяпрепровождения. Но он в ответ только широко улыбнулся. И добавил: «… а придется!» Я вспомнил про ожидающую меня во дворе группу желающих сходить к источнику, но ничего не сказал.