Призраки Петрограда 1922—1923 гг. Криминальная драма. Детектив

Аnn fon Luger

Петроград в эпоху Новой Экономической Политики. Еще не погасли пепелища Гражданской войны, северную столицу захлестывает новая волна криминала. Сергей Кондратьев и его 1-ая Бригада, идут по следам безжалостных убийц. Ценой собственных жизней, сыщики вступают в яростную схватку с бандитами и «Королём» преступного мира, Ленькой Фартовым.

7. Золотых дел волочильщики

Пафнутий уже заваривал чай, будто бы поджидая Леньку, медленно поглаживал жиденькую бороденку.

— Ноченька что надо, — сказал он подмигивая. — Хочу познакомить тебя с первоклассными маравихерами! — сказал Дед. — Оба два вальты червонные. С ними не сгоремычишься, стреляные. Если ты им все грамотно обскажешь, вот как мне, станешь неуязвим.

«Тринь-тили-бринь!» — навзрыд пиликнул дверной звонок.

— Кого лихая занесла? — Дед испуганно помрачнел, двинулся к выходу.

— Куда долю дел? — раздался басистый голос чужака. На пороге стоял детина в рогожковой ушанке и засаленной лоснящейся дубленочке.

Ленька выпучил моргалки на него, из-за угла, рукой шаря спиртное.

— Да ты шо? Какие аржаны, давеча все ж Мальцу передавал…

— У-у-у! Немае, гнида… — детина тряс старца за грудки.

Вдруг он, словно ужаленный, откинул его на пол и красной с морозца рукой начал спешно открывать ящички гардероба, другой рукой скидывая с вешалок одежду.

— Помилуй, Бык! — причитала из угла блеклая тень Пафнутия.

Детина развернулся к нему, сверкая зелеными зенками. Он утер мясистый свой нос и почесал щеку, на которой сияла неизвестная доселе медицине мокнуть. Перевел прицельный взгляд с Пафнутия на выпуклость под обоями.

— Опять, што ль? — И Бык направился к дрожащему от страха Деду, легонечко подвинув его, проворными пальцами извлек крест-накрест перебинтованный пакет.

— Ну ты бы хоть дислокацию нычек-то менял! — Подобревший детина извлек содержимое и аккуратно запихал все денежки во внутренний карман.

— Дак я же что?

— А то, еще раз учудишь — весь блат с тобой прекратит якшаться! — И Бык пригрозил пухлым пальцем, потом сжал кулак, занося его над трясущимся примусником. — У-у-у! Вот так бы двинуть тебе в жбан!

— Ай-ай! Не надо! — Пафнутий вжался в стену, зажмурившись, и было от страха уже ус зажевал. Когда открыл глазоньки, никого в коридоре не виднелось.

А было уже около четырех часов дня. Горел свет тусклой керосинки на кухне, и нереальную обстановку злачного места сего нарушал только потрескиванием поленьев старинный камин. Запах свежих дров перемешивался с алкоголем, табаком и человеческими миазмами.

— Обмочился, Дедка, со страху?

Ленька молча развернулся к умывальнику, прежде начал пить большими глотками холодную воду. А потом смыл с себя пот. Ему было не по себе от выпитого накануне, и от увиденного, и от бурной ночки. Он протер глаза и пренебрежительно продолжил:

— Ну как тебе это?

— Что «это»? — Схватившись за сердце, перетырщик с оглядкой закрыл входную дверь на цепочку.

— Вот тебе и «неуязвимость» твоя? — ехидничал Пантелкин.

— Да затем, мазурик, что ты не первый и не последний, кто добро мещанское отщипнуть хочет. Становись в очередь. Давно все пилят по углам «пятерочки». Али думал вот так с наскоку в Петрограде злодеить? — отдышавшись, громыхнул Дед.

Пантелкин ухмылялся, закидывая за спину вафельный рушник, направился в большую комнату.

В центре залы стоял круглый стол в стиле Генриха IV, рядом на стуле, почему-то лицом в окурках, спал Басс.

Узорчатый ковер был залит винными пятнами чернильного происхождения. Среди крошек и остатков еды и пустых бутылок похрапывал, как младенец, Гаврюшка, рядом с ним валялась мертвецки пьяная Луде.

Варшава притулился в углу, словно ерусалимец.

Ленька, заложив пальцы в рот, свистнул:

— Рота, подъем!

Среагировал только Басс. Он встал по стойке смирно, даже не заметив, что в лицо его вмялись окурки и странно свисали.

Лидочка невнятно буркнула себе под нос.

— Ну опять двадцать пять, не дают поспать по-человечески… — жалился Гаврюшка.

— Есть маза, чижики, сбирайся!

— Что случилося, Лень? — прошипел, как старый утюг, Басс…

Все с нетерпеньем внемляли главарю.

Гаврюшка привстал с чуть опухшим по-детски наивным лицом.

— И что ты предлагаешь?

— Пойдем сегодня у Палкина подыбим. Заглотим соловьевский бутерброд!

Дед ехидно хихикнул.

— Дед, если смешно тебе, рассказывай, мы тоже посмеемся.

— Мне скрывать от вас нечего, жиганы. Помимо вас, новеньких, свеженьких и дерзких, в Петрограде есть иная власть, — вороном каркал Дед.

— Какая? — Гаврюша выпучил глаза.

— Блат: Федька Бык, Ассоры⁴, Треф Валет, Володька Волочильщик вообще держит всех швецов в округе… Банда Климакова, банда Белого, зазря перечислять не буду?

— Про твою душонку приходил Бык?

— Мы что-то пропустили?

Дед деловито выловил чаинки с жестяной кружки и, постучав ложкой о краешек, недовольно крякнул.

— Да только, боюсь, эти имена вам ни о чем не обскажут. А зря… зря. Они еще при царе сыскарей за носы водили. А вы в штанишках маненьких драпали да пеленки знамо как подписывали. А мазы уже эти были. И этот город их, так получается!

— Ну а мы-то тут при чем? — прервал Пантелкин

— Хотите работать на «пятерочке», договаривайтесь с Беловым. С Климаковым подсоблю. Знамо многих. А так одни — быстро скукожитесь.

Пантелкин громко расхохотался. Остальные подхватили.

Пафнутий покраснел от злости и закрылся у себя в кухонке.

— Это нам пригодится, — Варшава вытянул лом из кладовки.

— Зачем? — спросил Басс.

— Заодно на Никольскую заскочим. К родственничку. Я все ходы там знаю, со двора амбарный замок висит только лишь. Стырим по бушлату.

— Не зазорно у родственника тырить? — спросил Гавриков.

— Скорина своими ручищами бы задушил. Отравил, мамушку, душегуб. Как с этим шкалачом сошлась, так иссохлась.

— Поторопимся! — скомандовал Ленька, поглядывая на циферблат.

На улицу банда вышла в легком напряжении. Призрачный город манил скупыми огоньками. Спустя без малого час они стояли на углу проспекта 25 Октября и Никольской улицы. Пошел мокрый снег с дождем. Кое-где стелился призрачными облачками туман. Они подняли вороты новеньких шерстяных бушлатов. Во тьме промелькнула нахальная рожа чиргаша:

— Братики, я живу на улице…

— Киряй отсюдова, шпан, — злобно процедил Басс ватнику и пнул его под зад.

Тот свалился в мокрый сугроб и судорожно отпрянул. Кое-как поднялся. Убегая, лишь бросил им вслед:

— Я вас запомнил. Еще поквитаемся, шушары.

— Ну что за народ? — ухмыльнулся Ленька. — Дома не сидится, что ли, в такую погоду?

— Ага! — подхватил веселенький Гаврюшка. — Повылазили як мокрицы изо всех щелей!

— На сырость потянуло! — И Пантелкин рассмеялся.

— Хватит тыренными бушлатами отсвечивать, айда, — убедительно заметил Варшава.

И они поплелись в «Палкинъ».

20 февраля около трех часов ночи на ямскую хазу ввалился пьяный квартет. Все были в радостном расположении и, наспех скинув сапоги, черные шинели, ввалились в натопленные комнаты.

Дед выглянул из своей каморки и неодобрительно шмыгнул носом.

— Хм, что, оборзели, чинарики? — сказал он, тяжело вздыхая.

— Кончай прикидываться спящим!

— Вообще-то, побудили…

— Да будет тебе, не кипишуй, Дедка, погляди, что гикнули! — И они высыпали на стол пару жемчужных ожерелий, брошь, золотой монокль, печатку и три женских кольца, одно из них — простенькое, обручальное.

— Смотри, богатый улов! — Басс схватил цацки и начал с ними вальсировать по зале. Варшулевич уже откупоривал бутылку дорогого игристого в рифленой бутыли. Пантелкин молча курил.

— Есть что пожрать? А то дикофт пробирает! — Гаврюшка нетерпеливо взял мякиш со стола, жадно затолкал его в рот…

— Мы у «Палкина» пару пьяненьких пощупали… да баклана одного в монокле у парадной гикнули, помнишь?

— Так, пошустрили мальца, а что?

— Скоро вы свои потроха жрать будете, — ни с того ни с сего выпалил Дед.

— Эй-ей-ей… пошто грубияните, Дедуля? — отозвался Гаврюшка, поперхнувшись.

«Вот тебе раз… как обухом по башке», — подумал Басс, потирая пьяненькие глазки.

— Объяснись, старый хрен.

— А то, что давеча про ваши души уже приходили, интересовались…

— Наверное, Беся? — ерничал Гавриков.

— От Митьки Белки сюда наведались. Велели тебе слам сегодняшний им сдать.

Бандиты переглянулись.

— А иначе худо буде!

— Беду на нас накаркал… — наскочил Басс на него.

— Наивные вы. Я же говорил. Вы мне не верите, — запричитал Пафнутий. — Вам только кажется, что никто ничего не знает. Что, мол, зашхерились тута, сидите — и вас не видно. В воровском мире все иначе. Ты еще ничего вроде не помышляешь, а все уже знают, кто ты и куда путь свой держишь! Понятно?!

Все молчали, изредка косясь друг на дружку, вытирая проступившие капли пота. В комнате все разом будто смерклось. Слам больше не манил блеском.

— Да-да! Чего зенки на меня вылупили? По утру драпайте к Белому. Адрес дам.

— Никуда мы не пойдем, — отозвался игриво Гаврюшка, — во, накося выкуси. — И начал тыкать Пафнутию кукиш под нос.

Дед ухватил его за руку и, вцепившись за ухо, начал таскать за чуб, как школяра.

— Так что все твои россказни про пролетарские уравнения Митьке Белке и поведаешь.

— У-у-у! — шипел Гаврюшка. — Доберусь до тебя, злыдня.

— Гавриков, отставить! — рявкнул ему Пантелкин. — Выпусти, Дед.

Пафнутий тяжело вздохнул и молвил, разжимая ладони:

— На Таировом ждут…

— А кто такой Белка? — наивно поинтересовался Гавриков, потирая ушко.

— У Белки банда не счесть человек, из клюквенников и «самочинщиков», а не дворовая шпана. Тьфу на вас.

Леонид повесил голову. Дед вновь спрятался в кухоньке.

— Что будешь делать, Ленька? — задумчиво спросил Варшулевич.

— Договариваться.

— Я с тобой! — отозвался Басс.

Примечания

4

Ассор — так в начале прошлого века называли всех лиц кавказской национальности, произв., ассириец.