Рывок в неизбежность. Записки младшего лейтенанта милиции. Таёжная повесть

Аркадий Чужой

«В огромной бескрайней тайге два человека не могут договориться друг с другом о спасении своём, готовы погибнуть от голода и опасности, стоя на своём – лишь бы победить соперника. До какого ж абсурда ещё может опуститься человек в своём противостоянии с идиотизмом!?» – так в отчаянии восклицает герой таёжной повести, пытающийся спасти преступника от гибели, который сопротивляется, старясь вырваться из рук правосудия и избежать наказания в экстремальных таёжных обстоятельствах.

7

— Ну, вот и «дома» — похлопал меня по плечу Сафонов. — Как, музыкант, устал с непривычки? Ни чё, щас баньку натопим, попаримся, перекусим, и всё будет нормально! Так, нет? — ободряюще проговорил егерь. Проводив вертолёт, мы, не мешкая, направились к домикам, когда — то срубленные самими лесниками да егерями.

Подходя к жилищу Сафонов, точно гид, вводил в курс здешних правил и обычаев.

— Это вот, поменьше, видишь вон, банька наша. Пар в ней, ух, не могу, до костей пробирает, и дух такой сладкий стоит, хвойный. Да когда наберёт жару — пару, м — м… — в предвкушении блаженства, чуть не замурлыкал наш начальник. — Любишь веничком духмяным да по косточкам, да по порам, что б дух захватывало, да кваску потом, эх, да на камушки!? А!.. — Азартно передёрнул плечами егерь, покашливая в кулак, — Кто ж её не любит — баньку — то чистюлюшку нашу русскую!?

Мужики, за дело! — отдал мимоходом распоряжение он.

— А электричества здесь… — произнёс, было, я вопрос, да спохватившись, сам себя и оборвал, вовремя сообразив, откуда здесь, в глухой тайге быть ему!?

— Да ты не тушуйся, это по первости. Бывает, — шагнул к другому строению Сафонов.

— Электричество здесь в дефиците, до ближайшей ЛЭП ни одна сотня километров! — распахнув двери в сруб, объяснял спокойно старший.

— Но, свет у нас будет, свечи в наличии, и потом — керосинка тоже где — то должна быть… — отвёл рукою густую паутину егерь. — Да только честно скажу, не до света нам будет, работы много, увидишь сам всё скоро, — проговорил он, прикрывая двери.

— Тут инструментарий всякий храним и прочую мелочь. Сарайка стало быть, — улыбаясь, тёплому, таёжному вечеру, похлопал по бревенчатой стене сарая, опытный таёжник.

— Ну, а здесь вот, жилище, стало быть, наше. Что — то вроде штаба, — говорил Сафонов, поглядывая по сторонам, будто что — то ища.

— Вы чего — то потеряли? — интересуюсь я.

— Да ни то что бы потерял… Собачка наша что — то не встречает… — озабоченно почёсывал он затылок.

— Хорошая псина, доложу я тебе!.. Да ты и сам скоро увидишь, познакомишься. Только не шарахайся от него, не бойся, а то почует слабину и пиши, пропало, — сдерживая улыбку, проговорил егерь.

— Да я и не боюсь… — хорохорился я. — Сам люблю собак!..

— Это конечно хорошо, только этот пёс ни совсем… собака… Волк это, прирученный, понимаешь, щенком взяли. Мать браконьеры, подлецы, порешили, а наши хлопчики нашли да сюда и принесли. Остальные — то, видать, погибли, а этот, наш, выжил! А вырос, у — у, пёс на загляденье! Здоровый, умный, верный, красавец, одним словом, — похохатывал Сафонов. — Мужики, — зычно обратился егерь к команде, — делаем дело — проверяем всё что требуется, наводим марафет и после баньки — сбор у крыльца, как обычно!..

А мне он пояснил, что это у них, традиционно, на сон грядущий — вечерняя пятиминутка.

— Работы, понимаешь много, её надо делать поэтапно, по плану то есть. А работы хватит на всех с лихвой, так что скучно не будет, обещаю.

Ну, а сейчас, походи тут, осмотрись, привыкай одним словом. А мне надо малость покумекать на счёт завтра, — сказал начальник и скрылся за дверью домика.

— Эй, «музыка», подсоби!.. — позвал Паша — борода.

Ребята готовили дрова к бане, и я с удовольствием, присоединился.

— Паш, и чё молчите, про медведицу — то? — кладя на левую руку поленья, интересуюсь я.

— Ак, чё там, известное дело, медвежата её в «ямку» браконьерскую угодили. Как — то ещё на колья не попали!? — воткнув в полено колун, рассказывал Паша.

— Ну, вот мать — то ихняя и позвала на помощь, самой — то вишь, никак. Видал когда нибудь ямы браконьерские? Пыточные камеры по сравнению с этим подлым изобретением, комната отдыха! С древних времён говорят, ещё используется, как ловушка зверью. Тогда мамонтов так добывали, а сейчас вот… кто попадёт.

— Ух, и сволочи эти браконьеры, видно!? — искренне возмутился я.

— Будь моя воля, — поплевав на ладони, сказал Борода, — я бы… чудаков этих через букву — М, самих бы задницами на колья садил, и… похмелиться не давал бы!.. — вдруг перейдя на шутку, засмеялся озорно Павел.

— Паш, а что, и люди попадали? — озабоченно спрашиваю.

— Само собой, и часто!.. Особливо пьяненькие… — раскалывая играючи здоровенные чурки, выдыхал Паша слова — полешки.

— Вишь ты, тайга она не любит пьянь, как и море. Выпить оно конечно не грех, но ведь время надо знать и место, правильно? — А эти… — Паша махнул неопределённо рукой, — Приедут, нажрутся и айда гусарить — пакостить, то пожар учудят, то друг дружку поранят, то вот, в яму эту кто из них попадёт. Всяко бывало. — вытирая пот со лба закончил Борода.

— Ловко это у тебя получается, с колкой — то!.. Дай я попробую? — предложил я ему подмениться.

— Да за Бога ради!.. — передал он не без облегчения колун. — Ты моложе малёха, тебе в пользу нагрузка, типа, Паша хохотнул, — упражнения, — сощурил один глаз, улыбался Пашка. — А ну — ка, «музыка», покажь класс!? — подзадоривал он меня.

Мне до армии доводилось колоть дровишки, но тягаться с теперешними старшими товарищами, всё равно, что комару в лоб из рогатки попасть.

Честно признаться, нравилось мне это дело — колоть дровишки!.. Прекрасная нагрузка на мышцы, и разминка опять же.

После обольёшься холодненькой водицей, разотрёшь тело до красна — хорошо…

Вскоре банька наша «приняла» первую партию, трое парились, двое дожидались очереди, я и Миша якут. Мишаня возился чего — то в сарайчике, а я обследовал местные «достопримечательности».

Обойдя всю территорию базы, заглянув во все «уголки», я пришёл к выводу, что заимка примостилась, по всем параметрам, удобно и выгодно — нам всё и вся видно и слышно, нас же, для стороннего глаза, нет.

На холмике, укрытая, со всех сторон хвойными лапами, будто замаскированная самой природой, заимку и в самом деле на расстоянии двухсот — трёхсот метров, уже не разглядеть. Да и подойти к ней, ни так — то просто, с одной стороны — болото, топь непроходимая, с трёх других направлений, болотное озерцо опоясывало, преграждая путь непрошеному гостю.

Позже я узнал от товарищей, что имеются потайные тропки, которые отыскать в этой неприступности весьма проблематично.

Та тропинка, по которой мы пришли сюда, тянулась через болото, точнее по самому краю гиблого места, и попроси сейчас меня кто нибудь повторить этот путь, ни за что не вспомнил бы!

Одно омрачало настроение и вносило дискомфорт — полчища мошки и комаров!

Но, поскольку заимка раскинулась, как я уже упомянул, на холмике, то при малейшем ветерке весь этот кровожадный шалман, мигом пропадал.

— Ты, однако, далеко шибко не бегай, рядом ходи. — послышался голос Миши — якута у меня за спиной. Я, вздрогнув, обернулся — Фу ты, чёрт косолапый, испугал!..

— А если бы это не моя биля, а шайтан в шубе? — якут, смешно кривляясь, изобразил очень похоже, медведя.

— Тайга она тихий, тихий, а кусается до смерти, — наставительно, без иронии предупредил Михаил.

— Да, ладно, Мишаня, что вы со мной… как с маленьким, туда не ходи, сюда не лазь!? Разберёмся. Хоть и музыкант, да в пагонах, сообразим чё почём!.. — хорохорился я, дружески подмигнув товарищу.

— Настырная, это хорошо… Мишка только здесь, мало, мало хозяина, дома это его — тайга, а мы гостя. Зверя, где хочет там и топочет, дедуська моя училя. — улыбаясь, проговорил серьёзно якут, и скрылся в жилом домике.

Передо мной лежала песочная, с золотинкой, таёжная тропинка — дорожка, вечерняя прохлада манила прогуляться, подышать.

Времени ещё до бани хватало, первая партия не домылась, и я решил пройтись.

Не успел сделать и десяти шагов, как вдруг на пути моём, неизвестно откуда, возник, довольно крупный волк!..

Зверь, однако, не проявляя агрессии, сидел посередине дорожки и с интересом разглядывал незнакомца, склоняя большую голову на манер собаки.

Я хоть и знал как вести себя при встрече с незнакомой псиной, струхнул, на меня смотрели пронизывающие глаза волка, а это совсем другое ощущение. Сердечко моё, известное дело в пятки скатилось, ноги приросли к земле, я потерял чувство времени и пространства.

Это был шок, чистой воды — страх, защитная реакция организма.

Каждый раз, испытав подобное, я размышлял, отчего эта защита срабатывает так, что парализует волю, лишая возможности защищаться?

Неожиданно зверюга, завиляв хвостом, сорвался с места и побежал… прямо на меня!

Я обмер, похолодев от страха, зажмурив глаза, подумал — всё, каюк командировке! Ничего иного в голову тогда отчего — то не пришло, а именно это мелькнуло.

Смех, да и только.

А волк, чуть не сбив меня, проскочил мимо с радостным визгом. Обернувшись, я увидел Сафонова, с красным лицом после парилки, тискающего в своих могучих руках серого аборигена.

— Ай, ай, признал, признал!.. Ишь ты, заматерел — то как!? — теребя за ушами хищника, похохатывал начальник.

— Угадай, как зовут нашего зверя? — обратился с вопросом ко мне Сафонов, и, не дожидаясь ответа, поигрывая с четвероногим другом, представил — Вот прошу любить и жаловать, зверь по кличке Цербер!

А, каков? Ведь, правда, красавец? — швырнув палку далеко в кусты, — интересовался егерь, командуя: — Апорт! И Цербер в три прыжка скрылся в кустах.

— Что, малёха сдрейфил? Ничего, бывает. Зато он тебя, брат, признал, а это чего — то, да стоит. Обвыкнитесь, притрётесь.

А Цербер уж тут как тут, то на передние лапы припадёт, то запрыгает вокруг Сафонова весело прискуливая, приглашая человека поиграть с ним.

— Вот чё, соскучился, значится, бродяга? Но, будя, хорошего помаленьку. Делу время… Место! — властно скомандовал егерь, — и зверь послушно лёг подле крылечка нашего жилого домика — штаба.

— Всё, стало быть, мы попарились, ваш черёд. Долго только не чухайтесь, ужинать пора, потом пятиминутка и на боковую, утро вечера мудренее, — и призывно свистнув мужикам, распорядился на счёт еды, да что бы и про пса не забыли, голодный, поди, заботился егерь о животном.

Такой фейерверк впечатлений и ощущений как в этой моей поездке, я боле уже никогда не испытывал, к великому сожалению.

Есть что вспомнить!

Помывшись, перекусив, чем Бог таёжный послал, мы собрались на крылечке на пятиминутку, выслушать план действий на завтра и ближайшее будущее, который собирался изложить Сафонов.

Пока егерь чего — то там доделывал, мы, ожидая выхода «государя» к народу, посмеиваясь и балагуря, курили.

Наконец вышел начальник и начал с места в карьер — Работы, братва, много, сами знаете. Не прохлаждаться прибыли, это понятно.

Инспекция это вам не хухры — мухры, дело серьёзное.

Браконьерчики — то, небось, соскучились.

Худо вот только, связь с вертушкой пропала, Витёк, займись. Без них мы как без рук, — раздумывая, сделал паузу Сафонов и далее продолжил —

Без борта, мы как в ловушке у чёрта, а с бортом, уроем любого чёрта! — улыбнувшись, подмигнул шеф.

— Это точно, — с ответной улыбкой отозвался Витя — молчун, почёсывая затылок.

— Пойду, гляну чего там… — хотел было смыться Витя, да посмотрев на егеря подумав, сказал —

А вообще — то и после можно… — надвинув на глаза кепку, принял прежнюю позу Молчун.

Я волей неволей приглядывался к людям нашей команды, и всякий раз открывал что — то новенькое в членах славной таёжной дружины.

Каждый в отдельности, представлял собой — таёжника, как говорится, до мозга — костей! Он и отменный стрелок, и знаток премудростей лесных, и спасатель, и лекарь по необходимости, и ещё Бог весть что!..

Все мои товарищи были людьми честными, благородными, надёжными, преданными делу своему и долгу люди, настоящие профессионалы!

Я поневоле сравнивал себя с таёжными братьями и, находил, что мне до них, пожалуй, ещё тянуться и тянуться!..

Зато, успокаивал я сам себя, есть куда двигаться, — умнеть, учась уму — разуму у бывалых мужиков.