Рывок в неизбежность. Записки младшего лейтенанта милиции. Таёжная повесть

Аркадий Чужой

«В огромной бескрайней тайге два человека не могут договориться друг с другом о спасении своём, готовы погибнуть от голода и опасности, стоя на своём – лишь бы победить соперника. До какого ж абсурда ещё может опуститься человек в своём противостоянии с идиотизмом!?» – так в отчаянии восклицает герой таёжной повести, пытающийся спасти преступника от гибели, который сопротивляется, старясь вырваться из рук правосудия и избежать наказания в экстремальных таёжных обстоятельствах.

© Аркадий Чужой, 2017

ISBN 978-5-4485-9538-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

— Ну что ж, поздравляю! По рекомендации горкома комсомола, вы приняты, юноша в штат на законных основаниях и, как говорится, вот и первое поручение, цените! — потирая руки, говорил мой новый начальник. Он расхаживал по небольшому, но добротно обставленному кабинету, посматривая на новоявленного работника с какой-то… хитрецой.

Дело было в далёкие семидесятые годы, в Якутии.

Начальником отдела, куда меня только что приняли, был, небольшого роста, плотный, коренастый, слегка косолапый подполковник милиции Ермолов Иван Иванович — якут, как говорят, без примесей. Настоящий, плоть от плоти — якут. На вид он казался «добреньким» и напоминал мне почему-то знаменитого Дерсу Узола. Но на самом деле это был очень не простой, умный и весьма требовательный мужик. Вредных привычек не имел, но, как многие в Якутии нюхал табак.

От такого известия я был несколько озадачен — не успел «дембельнуться» и нате вам с кисточкой, как с корабля на бал! А подполковник будто и не замечает моей озабоченности, нюхает свой табачок и чих да чих, чих да чих…

— Эх, табак! Всем табакам табак! Хочешь? — предложил он мне.

— Да, нет, товарищ начальник, я сигареты лучше… — промямлил я.

А он на это, свой «козырь», — Э, нет, это-то как раз и хуже. Впрочем, как знаешь. Ну, что молчишь? Спрашивай…

Я стою, переминаясь с ноги на ногу.

— А про что спрашивать — то? Начальник удивлённо вскидывает свои брежневские брови — Ну как про «что»?! Само собой про первое твоё задание? Куда, зачем, надолго ли? Ермолов подошёл к столу, взял папку, раскрыл — Вот, за этим вот и поедите. Здесь нюансы и прочие тонкости. Обо всём подробно знает старший егерь нашего района товарищ Сафонов он и введёт в курс дела. Кстати, в тайге приходилось бывать? — интересуется, между прочим, начальник.

— В какой тайге? — глупо переспросил я.

— В обычной, нашей здешней тайге, — уточняет подполковник. — Знаешь разницу между лесом и тайгой?

Ничего себе вопросики, думал я, причём здесь какая-то тайга и моя командировка? Я был полностью сбит с толку, но вида старался не подавать — Ну, — пытался я хоть как-то сформулировать своё мнение о том, чего вообще не знал.

— По-моему ничем. Лес как лес…

— А тайга это тайга?! — захохотал старый якут и вновь достал свой запашистый кисет.

— Тайга, голубчик, это тебе не просто лес, это очень большой лес, бескрайний как океан… — скрипел Иван Иванович хромовыми сапожками, прохаживаясь по кабинету своему, как по классу перед учениками.

— Это, мил человек, ни в лес по грибы, это тайга — матушка… Её мало любить — знать её надо, мало — мало. Короче, служивый на всё про всё у вас неделя: на подготовку, сборы и прочее. Обязательно повидай егеря, познакомься, он и проинструктирует что почём, — закончил Ермолов, присев на краешек стола. Прокашлявшись, я произнёс

— Разрешите вопрос, товарищ начальник?

— Так и я про то ж! Давай, спрашивай.

— Так это что ж получается, в тайгу что ли, командировка-то? — выдавил я, плохо скрывая недовольство. А якут будто и не замечает моё нарастающее беспокойство.

— Ну не в Парижи же тебя посылать, кофеи распивать?! Да это, парень, с твоей срочной, на раз пописать — месячишко какой — то. Зато дело поможешь провернуть, охрану осуществишь, группы лесников и егерей. В каком звании закончил службу? — Ермолов заглянул в бумаги, — Ага… старший сержант, получишь погоны младшего лейтенанта, досрочно. Потому как будешь власть представлять, почётная миссия — гордись! А ты губы дуть… Нам люди позарез нужны, нехватка кадров у нас, понимаешь — Ну, ещё какие неясности? У меня скоро совещание. Иди мало-мало отдыхай, командировку оформляй, форму получай, ну что там ещё? Ты ж музыкант сообразительный парень, давай не дрейфь, действуй.

Я не своим голосом произнёс — Разрешите идти? На что начальник весело кивнул, и я как ёжик в тумане вырулил в коридор.

— Эй, музыкант, ты чё такой квёлый, чё не весел, пошто головушку повесил?! — Засыпал расспросами здешний водила. — Чё уже на «ковре» побыл? Ну и как? — тормошил он меня. И я будто проснувшись, промолвил:

— Какой «ковёр»! Тут похлеще будет — командировка! С корабля, понимаешь, на бал. Вот такие тебе ковры-самолёты.

Водила, похлопав по плечу меня, стараясь приободрить, предложил,

— Идём, перекурим это дело.

И мы вышли на свежий воздух.

Вечерело… Жара спадала понемногу. Дул лёгкий освежающий ветерок. Закурили. Некоторое время стояли, молча, думая каждый о своём.

— Вот, блин, а? У меня ж жена заждалась, а тут эта канитель!..

Ну, ё — моё!.. — возмущался я, ища поддержки у коллеги-сотоварища.

— М — да, — рассудительно выпустил колечко сигаретного дыма Николай (так звали водителя). — И ведь ничего тут не попишешь — служба!

— Ну да — вздохнул я, гася окурок. — Ладно, бывай! Пойду, обрадую свою женщину. А она, — почему-то шепотом вымолвил я, — ужин дома сейчас готовит, при свечах! А? Во, блин!

— Да ладно, поймет, поди, столько ждала, подождёт ещё чуток — служба же?! — рассудил Николай.

— Надеюсь… Ладно, пока. Спасибо тебе, Николай. Пошёл.

Коля улыбнулся лишь на это как-то виновато, мол — кабы мог — помог… Я, махнув рукой, потопал в общагу, где у нас с женой была своя комнатушка.

Дома, понятное дело, радости от такого известия было мало. Но, жена на удивление, приняла сообщение весьма сдержанно, стоически, хотя и ощущалась лёгкая досада. А вот в моей душе кошки скребли. Ни на это я настраивался, торопясь домой. Надеялся погулять — отдохнуть месячишко… Ан нет, человек предполагает, а Бог располагает! Короче, дело к ночи — пролетела неделька моя — вмиг, и вот отъезд.