Рывок в неизбежность. Записки младшего лейтенанта милиции. Таёжная повесть

Аркадий Чужой

«В огромной бескрайней тайге два человека не могут договориться друг с другом о спасении своём, готовы погибнуть от голода и опасности, стоя на своём – лишь бы победить соперника. До какого ж абсурда ещё может опуститься человек в своём противостоянии с идиотизмом!?» – так в отчаянии восклицает герой таёжной повести, пытающийся спасти преступника от гибели, который сопротивляется, старясь вырваться из рук правосудия и избежать наказания в экстремальных таёжных обстоятельствах.

4

Тишина убаюкивала, сон навивала…

Хорошо…

Тайга ночью — это я скажу вам, особое явление, да нет, пожалуй, особая материя, невиданная страна, загадочная, сплошь состоящая из тайн и сказок…

Почти космическая тишина, но, поосмотревшись, замечаешь и полутона. Оказывается и у ночи, бывают полутени.

Если глянуть в небо — звёзды — яркие, крупные и, мне показалось, какие-то… позолоченные. Кажется, протяни руку и вот она звезда… Но, дудки, звезда на небе, ты на своём месте — оптический обман! Но, какой прелестный…

И голос у ночной тайги тоже, особый — вкрадчивый, приглушённый, будто бы тайга и её поселенцы не хотели друг дружке мешать отдыхать…

Здесь мне почему-то вспомнилась армия, океан и его синяя глубина — чем глубже, тем темнее. Они и в самом деле похожи — океан и тайга… чем-то… Оба огромные и непостижимые!..

Я поправил наш костерок, хрустнул косточками, разминаясь… Потянулся… Достал свой походный транзистор «РОССИЯ», углядел валун, мшистый какой-то камень, набросил поверх него куртку и устроился как Наполеон, озирающий «поле боя». Моё «поле» было мирно и похрапывало на разные голоса. Я включил приёмник и стал искать свой любимый «МАЯК»… Ага, вот он отыскался!.. Звучала песня А. Пахмутовой «Надежда», которую исполнял, Муслим Магомаев. Повесив приёмник на рядом торчащую ветку, я, пошарив по карманам — закурил. Глянул на часы, подсветив себе сигаретой, шёл второй час ночи…

Всё располагало ко сну, но я имеющий некоторый армейский опыт ночных дежурств, крепился, не поддавался чарам сна!..

Однако, как мудро и хитро устроен наш организм, что бы я ни предпринимал, что бы ни затевал, дабы отвлечь себя ото сна, всё сворачивало к мыслям — фантазиям, которые вели, незаметно ко сну.

Желая всё-таки прогнать сонливость, я слез со своего «обжитого» валуна, подкинул в костерок сушняку, осмотрелся.

На «Маяке» передавали — шип. Затерялся бродяга «МАЯК» где-то в паутине волн. Щёлкнув выключателем, уложил приёмник в рюкзак взятый на «прокат» у ребят.

Делая все эти нехитрые манипуляции, почуял на расстоянии примерно десяти, пятнадцати метров от нашей стоянки, как кто-то тяжело дышал и, я явственно это ощущал кожей, и смотрел прямо, как мне казалось, в мои глаза…

Кто это был — сказать не могу, не видно было…

И тут произошло такое, от чего я чуть и в самом деле не лишился рассудка.

Сзади, со спины, кто-то тронул моё плечо!..

У меня сердце просто перестало на мгновение биться, я уже было раскрыл рот для вопля, но чья — то твёрдая ладонь как наждак, кляпом легла на мои губы!..

В голове пронеслось — всё, каюк!

Но, ободряющий знакомый звук вернул меня к жизни — это был звук шипящего слова, — Ти — хо… — и тот же голос добавил — Вижу… Это она!.. — прохрипел Сафонов.

— Кто? — спросил я желудочно — урчащим звуком. На что, на ухо мне дыхнуло жаром — Медведица!.. — успокоил егерь.

И как это я почувствовал? Инстинкт, вот что меня вдруг, заставило напрячься, насторожиться…

Между тем чернота ночи мало-помалу начала расползаться по кустам, завалам, отступая прочь в таёжную вглубь.

Чуть придя в себя, я оглянулся, почуяв ещё кого-то, это был Миша

якут. Он будто и не спал вовсе — не заспан, бодр, ружьё на изготовке. Я хрипло спросил — Вы чё, мужики?

— Редкий случай — шептал уже Паша-борода, видишь, без детишек, значит, чего-то приключилось с ней…Ты смотри, смотри!.. Но, по-тихому!..

— Однако… за помощью пришла? — предположил якут.

— Всё может статься… Только шутки с ними плохи, и ненароком может задрать, — соглашался «борода»

— Однако моя на разведку? — шагнул куда-то в сторону якут, — Помогай мало-мало… — невесть кого попросил смельчак, и пропал в сумерках.

А медведица, это стало уже вполне ясно видно, сидела на пятой точке, опустив большую голову к земле, что — то перебирала лапами, слегка порыкивая не зло… Будто просила о чём-то…

И вот, когда якут попал в поле зрения медведицы, она не проявила какой-либо агрессии, а встала и, развернувшись мощным корпусом, уверенно пошла в только ей ведомом направлении.

При этом (как ей это удаётся?) всем своим существом призывая человека, как бы следовать за ней!

Якут на секунду задумался, глянул в нашу сторону и… пошёл за зверем.

Надо сказать, что якут хоть и был охотником, ружьё своё на сей раз не взял с собой. Сознательно не взял.

Мужики, переглянувшись, не сговариваясь, остались на месте кроме… «бороды».

Паша, выждав некоторое время, зашагал следом за якутом в сумерки.

— Куда это они, ещё ж темно… не видать ничего? — зачем-то я спросил невесть кого.

— Надо так, дружок. Им тоже помощь иногда требуется — ответил кто-то из мужиков, которые между прочим уже не спали и были, по — военному, собраны.

— Зверям что ли помощь, — интересуюсь я, слезая с валуна.

— Ну, а кому ж в тайге ещё она требуется?! Им, собратьям нашим, — ответил старший, и добавил, — заметь, по вине чел века!.. Просекаешь?

— Ну, всё, будя глазеть тебе, кинотеатр нашёл. Это вон охрана наша, пусть себе дивится, а тебе — то пора и попривыкнуть — ворчал на заспанного Молчуна — (Витю Горбуненко) товарищ Сафонов, видимо тоже недоспав положенного.

— Ну, а ты чего ж, брат? Собирайся, вертушка скоро заявится, — несколько жестковато сказал старший группы.

— Как вертушка?! А наши — то, они же… — ошарашено возразил я. — На что Сафонов, улыбнувшись, кинул — Ни чё, поспеют, в самый раз, можешь не сумлеваться.

Собираясь, я прикидывал — как это они поспеют? А вдруг, не дай Бог, случится чего?! Вдруг…

Но, Сафонов прервал мои терзания:

— Недрейфь, никаких «вдруг» — не будет! Поверь.

Как это он умеет, почти ничего не сказав, повлиять на настроение, — успокоить, будто мысли читает, — поражаясь, пытался я разобраться, понять.

— Ну, братцы, это не дело мусор оставлять после себя — упрекнул кого-то Сафонов и посмотрел на меня…

— Что опять ни так? — взволновался я.

Сафонов нагнулся, подобрал бумажку, ещё чего-то и протянул мне:

— А ты не возмущайся, мил человек, а лучше ответь — чей мусор? — и егерь указал на брошенный хлам.

Краснея, взял мусор, оставленный мною по рассеянности в траве, и конфузливо сунул быстро в карман куртки…

Извинившись, подумал о том, насколько мы часто бываем, нерачительны и по-варварски относимся к матери природе, точно пасынки к мачехе.

Урок этот врезался в память мою на всю жизнь.

Сафонов, вот ведь добрая душа, утешая, говорил — А ты, мил человек не тушуйся, я по молодости тоже бывало чудил, и не такое вытворял. А ты — молоток, нашёл в себе силы признать вину, хвалю.

Вдруг, неожиданно послышался какой-то нарастающий рокот, сначала неясный, но с каждой секундой обретающий реальные очертания звуковых форм, похожий на махи крыл летящей большой птицы.

— О, вот и она, голубушка стреказулечка наша глазастенькая!.. — обрадовался как ребёнок Сафонов, прикладывая бинокль к глазам.

— Вертушка что ли? — взвизгнул я, — можно посмотреть, товарищ Сафонов?.. — просительно протягивая руку к командирским диоптриям…

Но, Сафонов отрезал:

— Нет, погодь, не до тебя, музыкант, машину надо принять!.. — и достал рацию.

— Стрекоза, стрекоза, я — Леший. Повторяю, я — Леший!.. Как слышите меня, приём? — выжидательно вслушиваясь в радиоэфир, настойчиво повторял старший группы.

Рация трещала, пищала, но, никакого ответа не последовало. Сафонов повторил позывные — тот же результат.

А звук всё ближе и ближе, но самого вертолёта ещё не было видно… На третий раз рация поскрипев, побулькав, наконец, откашлявшись, ответила женским, хриплым голосом:

— Слышу вас, Леший, слышу!.. Со связью у меня, такую забулдыгу, что-то творится?! Готовь посадочную, захожу!

— Внимание, стрекоза, садись уже, всё готово давно! Ждём!