Камышенские сибирячки

Антонина Евстратова

Молодая девушка, унаследовавшая красоту, ум и характер от матери, а силу, смелость и решительность от отца, никого не допускает в своё сердце. Но вся её жизнь круто изменится из-за необдуманного ею поступка.

ГЛАВА ВТОРАЯ

что ждёт тебя

Закончив косить Матрена торопилась домой. Она думала о прошедшем дне, и образ Игната предстал перед её глазами. Мужик он, конечно видный, сильный и работящий! — пытаясь найти в его внешности то, что не понравилось бы, но не находила.

— Что если бы, он предложил мне замуж, чтобы я ответила?.. — она ухмыльнулась, — а ответ свой знаю, как всегда нет! Может, он добрый и надежный, а вдруг какой-нибудь деспот! Тут никак не угадаешь! — размышляла она.

— Да, замуж не напасть! — сказала она себе, и облегченно вздохнула.

Подходя к своей избе, навстречу ей бежала Тоня — ее внучка.

— Мама-мамочка! — худенькими ручками она обхватила Матрёну и прыгала на тонких ножках.

— Я пригнала Розку домой, — похвасталась она.

Матрена погладила кипельно-белую кучерявую головку.

— Молодец, Танина, ты так быстро выросла, уже помогаешь мне по хозяйству, а совсем недавно, была маленькая, как кукла, а теперь, уже сама за коровой ходишь!

От ее похвалы Тоня была самая счастливая, громко смеялась и прижималась к бедру матери.

Матрена с нежностью посмотрела на нее.

— Что ждет тебя в жизни? — подумала она, — если с самого первого дня появления на свет Божий, была нежданной и нежеланной!

Она тяжело вздохнула, грудь ее сдавило, в горле появился комок горести, и невольно полились слезы. Она приподняла на руки девочку и крепко прижала к своей груди.

— Я не отдам тебя никому, никому, я люблю тебя больше своей жизни! — дрожащим голосом еле слышно сказала она.

Тоня смотрела на плачущую мать, и не понимала, почему она плачет и говорит, что никому не отдаст!

— Мам, не плачь, — она обхватила ее шею, — почему ты плачешь, мам?

— Я не плачу, — она обратила свой взор за горизонт, — нам пора Розку доить, пойдем, помощница, хозяйничать будем! Видишь, Васька ждет молоко?

Тоня, глядя на своего любимого кота, рассмеялась. У них была взаимная любовь, кот терся своей толстой мордочкой об худые ноги своей подружки, а она со всей нежностью ласкала его. Каждую вечернюю дойку Тоня ходила с матерью, брала алюминиевую пол-литровую кружку, садилась на корточки рядышком с Матреной и подставляла ее под соски огромной коровы. Через минуту молоко наполняло кружку до краев, а сверху поднималась пушистая пена, затем Тоня пила его, не отходя от матери, с удовольствием смакуя маленькими глоточками, сопела в кружку, а в горле было слышно, как она глотала его. Напившись, облизывала губы, а что оставалось на донышке, отдавала коту, который терпеливо ждал свою порцию.

Спать, ложились засветло потому, что местность была не электрифицирована, а керосин для лампы экономили.

Больше всего, Тоня любила спать с матерью на мягкой перине и слушать ее сказки. Иногда она рассказывала о дедушке, своем муже и, каждый раз ругала его, что не слушался ее, поэтому дедушку закапали в ямку.

Тоня представляла себе, как это было, и очень боялась, что и ее закапают, поэтому старалась слушаться всех и никогда не забывала об этом.

Ее радовало хорошее настроение матери, но было это очень редко. Одно смешило мать, она часто вспоминала соседку Феклу, как та испугалась радио.

После ВОВ в деревне во всех избах проводили радио и всем жителям безвозмездно выдавали редукторы, это были круглые, большие черные тарелки, которые вешались на гвоздь.

Все жители ждали включения, так как никогда не видели и не слышали, чтобы тарелка говорила. Кому не успели ещё выдать тарелки, пришли к Фекле, чтобы посмотреть на это чудо.

В однокомнатной просторной избе Фёклы кроме русской печи и широкого топчана почти ничего не было. На нем можно было поместиться всем домочадцам из трех ее взрослых дочерей вместе с самой Феклой. Такой же деревянный стол, стоял посередине комнаты, а под ним две длинные скамейки. В углу у печи на старом табурете стоял жестяной небольшой бак, наполненный водой закрытый деревянной крышкой, а на ней стояла солдатская кружка.

Любопытных набралась полная изба. Те, кто моложе и подростки, сидели на печи, опустив босые ноги, а кому не хватило места стояли в сенцах и на улице.

Никто не верил, что тарелка заговорит. Со всех сторон комнаты доносились разговоры, перекрикивали друг друга, переспрашивали. Было очень шумно и похоже на жужжание роя пчел.

— Все это брехня! — говорили одни.

— А может не брехня! Обождем, осталось ждать недолго, — говорили другие, размахивая руками.

Фекла, маленького роста, тощая, но очень проворливая, всегда была впереди всех, и к тому же очень любопытная

Она, как хозяйка избы, могла позволить себе всё. Подтянув скамью ближе к стене, где висела тарелка, поставила на нее старую табуретку, взобравшись на нее, она оказалась выше всех собравшихся. Приложила ухо к тарелке, ее худое лицо было серьезным, а черные глаза, запавшие в орбиты, застыли в ожидании, что заставило собравшихся затихнуть и насторожиться.

В избе, как по команде воцарилась мертвая тишина, казалось, все кто в ней находился, перестали дышать.

В это время, из тарелки прорвался властный, могучий баритон диктора Левитана.

— «От советского информбюро». — Словно раскатом грома прогремели могучие слова во всем доме, коридоре и даже на улице.

От неожиданности Фекла подскочила и свалилась на рядом стоящих людей с криком:

— Дьявол, бабы-ыыы, дьявооол! — поднявшись с пола и расталкивая гостей, размахивала руками, — пропустите меня, пропуститеее!

Фёклу успокоили с трудом, но после, спустя даже несколько лет, когда внезапно включалось радио, она вздрагивала всегда и матерно ругалась:

— Че орешь?.. Чай не у себя дома!

Каждый раз, когда Матрена вспоминала про этот случай с Феклой, смеялась до слез.

— Ну, и Фекла, черт бы тебя побрал, рассмешила всю деревню!