Кольцо с тремя амурами

Анна Князева, 2014

Провести отпуск в засекреченном городе, бережно хранящем свои мрачные тайны, – что может быть увлекательнее? Согласившись подменить знакомую, работавшую костюмером в местном театре, Дайнека даже не представляла, какие страсти кипят в мире пыльных кулис и старых декораций! Найдя среди реквизита вещи пропавшей тридцать лет назад девушки, Дайнека испытала страх и азарт одновременно – она никак не ожидала, что это заурядное на первый взгляд событие всколыхнет устоявшуюся спокойную жизнь городка и заставит свидетелей той давней истории вновь воскресить в памяти то, о чем все они предпочли забыть… Потянув за тонкую ниточку, Дайнека шаг за шагом бесстрашно приближалась к развязке, не только раскрыв старое убийство, но и обнаружив следы грандиозной аферы, связанной с похищением несметных сокровищ из крупнейших музеев страны, – они вели именно сюда, в подземные бункеры закрытого города…

Глава 6. Геннадий Петрович Сопелкин

Пятница, 6 апреля 1984 года

На работу Сопелкин пришел в восемь вечера. Вахтер сразу предупредил:

— Вас директор, Виолетта Андреевна, спрашивала.

Покосившись на директорский кабинет, Геннадий Петрович осторожно спросил:

— Где она?

— Двадцать минут как домой ушла. Велела записать, во сколько вы явитесь.

— Скажешь, что пришел в семнадцать часов.

Вахтер усомнился:

— Я уже доложил ей, что вас нет.

— Извинишься, скажешь, что не заметил. Дескать, пришел Геннадий Петрович — и сразу в какой-нибудь коллектив, номер смотреть. Кто там у нас сегодня? — Сопелкин поддернул штанину и посмотрел на ботинок. — Что за дикая мысль — устраивать ремонт, не закончив сезона!

Вахтер полистал журнал:

— В тридцать шестом кабинете занимается хор ветеранов труда…

Сопелкин поморщился:

— Кто там еще?

— В сорок четвертом репетирует драмтеатр.

— Ага! — Геннадий Петрович повеселел: — Запиши в журнале, что я пришел в семнадцать часов — и сразу в сорок четвертый.

— Так они к восемнадцати собираются.

— А ветераны труда к скольки?

— Эти — к семнадцати.

— Значит, так: в семнадцать я пошел к ветеранам, потом в драматический… Записал? — Сопелкин снова посмотрел на ботинок, вынул платок и тщательно протер его у подошвы. — Скажи уборщице, чтобы вытерла в тамбуре и на лестнице. Натаскали известки, пройти невозможно…

Поднявшись на третий этаж, он открыл дверь кабинета. На стульях вдоль стен сидели участники, не занятые в репетиционном процессе. В центре комнаты стояла светловолосая девушка в серой плиссированной юбке и цветастом платке, накинутом на плечи. Декламируя, она прижимала руки к груди:

— Вижу я, входит девушка, становится поодаль, в лице ни кровинки, глаза горят, уставилась на жениха, вся дрожит, точно помешанная. Потом, гляжу, стала она креститься, а слезы в три ручья так и полились. Жалко мне ее стало, подошла я к ней, чтобы разговорить да увести поскорее. И сама-то плачу…

Между тем к двери подошел режиссер и открыл ее шире.

— Проходите, Геннадий Петрович.

— Не помешаю, Альберт Иваныч? — Из вежливости поинтересовался Сопелкин и зашел в кабинет.

— Присаживайтесь, — указал режиссер на свободный стул недалеко от двери.

К стоящей в центре блондинке приковыляла старуха.

— Дешевы слезы-то у вас, — прошамкала она деланым голосом.

— Уж очень тяжело это слово-то — «прощай», — снова заговорила девушка. — Ведь это хуже, чем похоронить…

— Лена! — закричал режиссер. — Свиридова! Ты пропустила в тексте целую фразу! После слов «уж очень тяжело это слово-то «прощай» идет фраза: «А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить». Нельзя так вольно обращаться с текстом Островского. И еще, когда твоя героиня рассказывает про девушку в церкви, она не ее жалеет, а свою загубленную жизнь. Свое одиночество оплакивает. Свое! Понимаешь? Пожалуйста, повтори последнюю фразу!

Елена Свиридова стянула цветастый платок и с чувством произнесла:

— А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить.

— Во-о-о-от! Ведь можешь! — Альберт Иванович подбежал и схватил ее за руки. — Именно так, именно с такой интонацией! В этих словах заключены все ее страхи, весь ужас ее положения. И прошу, заучи эту фразу. Перепиши ее несколько раз на полях. Прямо в роли своей напиши. — Режиссер ткнул пальцем в текст роли и отдал Елене. Затем обернулся к другим участникам и объявил: — Теперь сцена из восьмого явления — вторым составом с Ириной Маркеловой… — Он покрутился на месте. — Кстати, где она? Я не вижу… Опять не пришла?

В дверь кабинета проскользнула коренастая девушка с копной кудрявых черных волос.

— Простите, опоздала, у меня…

Режиссер отмахнулся.

— Иди, Маркелова, репетируй. Твоя сцена.

В поисках свободного места Елена Свиридова присела рядом с Сопелкиным и стала что-то писать на полях своей роли.

— Знаете, — сказал он, оглядывая ее фигурку, — вы как Юлия Павловна меня устраиваете больше, чем Ирина Маркелова. А как же сценические костюмы? Вторая исполнительница, по крайней мере, на два размера больше вас.

Свиридова улыбнулась и, взглянув на Сопелкина, пояснила:

— Костюмеры пришили на спине крючки в два ряда. Потуже — для меня, посвободней — для Иры.

— Ну, если так… — Геннадий Петрович ощупал ее взглядом, сделал стеклянные глаза, склонился и прошептал на ухо: — Когда вижу вас, испытываю неодолимое желание прикоснуться…

Она сдвинулась в сторону и обиженно отвернулась:

— Опять вы за свое?

— Во сколько сегодня заканчиваете?

Елена не успела ответить, режиссер хлопнул в ладоши и прокричал:

— Начали!

Участники художественной самодеятельности прогнали свою сцену, затем последовал перерыв. Геннадий Петрович вышел из кабинета и заглянул в комнату, где репетировал хор ветеранов. Там вокруг баяниста сидели два десятка старух и один дед. Все обернулись и заулыбались ему беззубыми ртами. Он поспешно закрыл дверь и отправился в свой кабинет.

Проходя мимо дверей амфитеатра, немного замедлил шаг. Ему показалось, что за одной из них кто-то вскрикнул. Остановившись, Сопелкин прислушался. В тот же миг дверь распахнулась, и в фойе выбежала Елена Свиридова. Из ее рук выпала сумка и свернутая трубочкой роль. Геннадий Петрович заглянул в темный тамбур амфитеатра, затем поднял с пола сумку и роль, упавшие предметы.

— Что вы там делали?

Елена растерянно оглянулась, забрала свою сумку и поправила волосы. Сопелкин плотно прикрыл дверь.

— Надо сказать, чтобы замкнули. В зале ремонт, посторонним там делать нечего. — Он посмотрел на нее. — Что у вас на щеке?

— Ничего, — Елена прикрыла лицо ладонью.

Геннадий Петрович отвел ее руку.

— Будет синяк, — сказал он и заглянул девушке в глаза. — Кто вас ударил?

Сопелкин ринулся к амфитеатру, но Елена его сдержала, взяла под руку и повела к лестнице.

— Вы, кажется, хотели меня проводить?

— Когда? — Геннадий Петрович остановился, но она снова потянула его за собой. — Ах, да! Так во сколько вы сегодня заканчиваете?

— В половине двенадцатого.

— Я буду ждать вас у служебного входа.

— До встречи! — Елена улыбнулась и побежала на репетицию.

— Роль! — Геннадий Петрович помахал свернутыми листами. — Вы забыли свой текст!